Тип символистского журнала начала XX века

     Для поэзии В. Брюсова этого времени  характерны стремление к научному осмыслению жизни, пробуждение интереса к истории. А. М. Горький высоко ценил энциклопедическую образованность В. Я. Брюсова, называя его самым культурным писателем на Руси. Брюсов принял и приветствовал Октябрьскую революцию и активно участвовал в строительстве советской культуры.  
Идейные противоречия эпохи (так или иначе) повлияли на отдельных писателей-реалистов.

     Традиции  критического реализма продолжали сохраняться  и развиваться в творчестве крупнейшего  русского писателя И. А. Бунина (1870 – 1953) . Наиболее значительные его произведения той поры – повести “Деревня” (1910) и “Суходол” (1911).

     1912 год стал началом нового революционного  подъема в общественно-политической  жизни  России.  Д. Мережковский, Ф. Сологуб, 3. Гиппиус, В. Брюсов, К. Бальмонт и др. – это группа “старших” символистов, которые явились зачинателями направления. В начале 900-х годов выделилась группа “младших” символистов – А. Белый, С. Соловьев, Вяч. Иванов, А. Блок и др.

     В основе платформы “младших” символистов  лежит идеалистическая философия Владимира Соловьева с его идеей Третьего Завета и пришествия Вечной Женственности. Соловьев утверждал, что высшая задача искусства – “... создание вселенского духовного организма”, что художественное произведение это – изображение предмета и явления “в свете будущего мира” , с чем связано понимание роли поэта как теурга, священнослужителя. В этом заключено, по разъяснению А. Белого, “соединение вершин символизма как искусства с мистикой”.

     Признание, что существуют “миры иные”, что искусство должно стремиться их выразить, определяет художественную практику символизма в целом, три принципа которого провозглашены в работе Д. Мережковского “О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы”. Это – “... мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности”.

     Исходя  из идеалистической посылки о первичности сознания, символисты утверждают, что действительность, реальность – это создание художника: Моя мечта – и все пространства, И все чреды, Весь мир – одно мое убранство, Мои следы (Ф. Сологуб) “Разбив оковы мысли, быть скованным – мечтой”, – призывает К. Бальмонт. Призвание поэта – связать мир  реальный  с  миром  запредельным.

     Поэзия  символистов – это поэзия для  избранных, для аристократов духа. Символ – это эхо, намек, указание, он передает сокровенный смысл. Символисты стремятся  к созданию сложной, ассоциативной метафоры, абстрактной и иррациональной. Это “звонко-звучная тишина” у В. Брюсова, “И светлых глаз темна мятежность” у Вячеслава Иванова, “сухие пустыни позора” у А. Белого и у него же: “День – жемчуг матовый – слеза – течет с восхода до заката”.

     Блок  написал в своей статье «О современном состоянии русского символизма»⁴: «...символист уже изначала — теург, то есть обладатель тайного знания, за которым стоит тайное действие...». Теург в его понимании является обладателем тайного знания, то есть одним из тех «посвященных», которые в разного рода эзотерических доктринах представлялись движителями всего процесса исторического развития человечества. А между тем в докладе Иванова «теург» означает нечто иное: «Пушкинский Поэт помнит свое назначение — быть религиозным устроителем жизни, истолкователем и укрепителем божественной связи сущего, теургом». Но не только в этом прямом определении сущности теургии Блок дополняет и развивает Иванова. Вспомним сквозной для его статьи образ: «...лезвие таинственного меча уже приставлено к груди...», «...этот взор, как меч, пронзает все миры...», «золотой меч, пронизывающий пурпур лиловых миров, разгорается ослепительно — и пронзает сердце теурга».

     Сложилась определённая ситуация, в которой оказалась символистская журналистика во второй половине 1900-х годов.

     Внешне  это — расцвет популярности. В 1907 году одновременно выходят «Весы», «Золотое руно», «Перевал», в Петербурге появляются альманахи «Белые ночи»  и «Цветы Ор: Кошница первая», которые (во всяком случае, второй) предполагались как издания периодические. Не будем также забывать и орган «мистического анархизма» — достаточно периодически являвшийся в свет альманах «Факелы», также воспринимавшийся как издание символистское. Но вместе с тем такой расцвет предполагал и близкий закат, поскольку для поддержания живого интереса и хотя бы минимального коммерческого успеха изданиям необходимо было добиваться монопольного положения на рынке, ибо круг подписчиков, за счет которых существовали журналы, был весьма ограничен. Вторым следствием подобного положения дел была необходимость поднимать интерес к своим изданиям за счет резкой полемики, которая могла бы привлечь читательское внимание не только избранных, но и любых ценителей литературных скандалов. Летом 1907 года Брюсов так рисовал картину литературной жизни в письме к отцу, несколько, естественно, упрощая ее, но зато и делая более выразительной: «Среди «декадентов», как ты видишь отчасти и по «Весам», идут всевозможные распри. Все четыре фракции декадентов: «скорпионы», «золоторунцы», «перевальщики» и «оры» — в ссоре друг с другом и в своих органах язвительно поносят один другого. Слишком много нас расплодилось и приходится поедать друг друга, иначе не проживешь. Ты читал, как мы нападаем на «петербургских литераторов» («Штемпелеванная Калоша»): это выпад против «Ор» и, в частности, против А. Блока. Этот Блок отвечает нам в «Золотом Руне», которое радо отплатить нам бранью на брань. Конечно, не смолчит и «Перевал», в ответ на «Трихину». Одним словом, бой по всей линии!»

     Как видно из этого письма, серьезные  задачи литературы время от времени  могли отодвигаться на второй план, и авторам, которые не хотели ни становиться  партизанами какой-либо из групп, ни просто вмешиваться в борьбу, оставаясь  выше нее, было неуютно в подобной атмосфере. Наиболее отчетливо эта ситуация выразилась в письмах Иванова к Брюсову лета 1907 года, когда обсуждался вопрос о мистическом  
анархизме и отношении Иванова к «Весам».

     Процитируем лишь один небольшой фрагмент из писем  Иванова, чтобы продемонстрировать, какова была его позиция в идеале (практическая реализация ее, конечно, нуждается в дополнительном исследовании, ибо если даже проницательный Брюсов не мог понять интенций Иванова, то что же говорить о «простых» читателях, воспринимавших его статьи этого периода как, прежде всего полемические!): «"Весы" тебя внутренне не интересуют. Они для тебя средство и орудие внешних воздействий и влияний на литературу и особенно на биржу литературных ценностей дня. «Умертвив журнал, в смысле органа идейного движения, обратив его в "Правительственный вестник" традиций и канонов одной маленькой литературной эпохи, которую ты настойчиво называл некогда "бальмонтовской", ты вместе с тем сумел сделать "Весы" более приемлемыми и интересными для "матушки-публики". Мне жаль только, что вся эта политика твоя неизбежно делает тебя более организатором, чем творцом, каким ты должен был быть»⁵.

     В 1907—1908 годах «Весы» (а отчасти  даже и издательство «Скорпион») для  Иванова становятся неприемлемы. Естественно, что для полного осуществления себя как литератора ему стала необходима какая-то трибуна, причем трибуна не случайная, где бы он мог время от времени провозглашать какие-либо отдельные идеи, а систематическая, то есть печатный орган, в котором именно ему принадлежала бы первенствующая роль.

     К десятым годам ХХ века символизм  нуждался в обновлении. “В недрах самого символизма, – писал В. Брюсов в  статье “Смысл современной поэзии” , – возникали новые течения, пытавшиеся влить новые силы в одряхлевший  организм. Но попытки эти были слишком частичны, зачинатели их слишком проникнуты теми же самыми традициями школы, чтобы обновление могло быть сколько-нибудь значительным”. 

«ВЕСЫ» 

     Вдохновителем и инициатором создания журнала  московских символистов «Весы» стал В.Я. Брюсов. Уйдя из журнала Мережковских, он писал А. Белому в августе 1903 г.: «Я разочаровался в “Новом пути” еще и еще, и даже еще.

     Для группы московских поэтов, объединившихся вокруг издательства «Скорпион», участие  в «Новом пути» было неприемлемым, «Мир искусства» доживал последние дни, предоставляя свои страницы преимущественно изобразительному искусству. В.Я. Брюсову и его последователям был необходим журнал-манифест, где они могли бы теоретически обосновать свои взгляды на «новое» искусство, не всегда во всем совпадавшие с идеями петербургской группы. По замыслу Брюсова, таким журналом должны были стать «Весы».

     «Весы»  вышли в 1904 г., когда еще продолжал  издаваться «Новый путь», и поэтому  необходимо было четко определить его  роль в ряду символистских журналов. Это было сделано в объявлении об издании нового органа, где подчеркивалось, что «Весы» – журнал идей. Основной предмет журнала – пропаганда эстетических идей творчества вообще и творчества символистов в частности. Был продуман и тип нового издания. В обращении «К читателям» говорилось, что «Весы» желают создать первый в России критический журнал. В качестве образцов внешней стороны изданий они избирают английский «Атенеум», французский «Меркюр де Франс», немецкое «Литературное эхо» и итальянское «Марзоччо». Но во всем остальном европейские образцы оказались настолько переосмысленными, что «Весы» стали явлением уникальным не только в русской, но и в мировой журналистике.

     Свое  название журнал получил по названию созвездия «Весы», которое находится рядом с созвездием «Скорпион» – символический намек на близость к издательству «Скорпион». Издателем и редактором журнала стал С. Поляков, но его душой был В.Я. Брюсов.

     В первый год журнал имел два отдела: общие статьи по вопросам искусства, науки и литературы и «Хроника литературной и художественной жизни». Самым необычным был полный отказ от отдела беллетристики. Так Брюсов реализовал свое решение: чем печатать плохую беллетристику, лучше не публиковать ее вообще. «Стихи, рассказы, все создания творческой литературы сознательно исключены из программы “Весов”, – говорилось в обращении “К читателям”, – таким произведениям место в отдельной книжке или сборнике». Брюсов предпринял рискованную попытку доказать, что возможен литературный журнал без привычного материала «для чтения». Это была редакторская ошибка поэта, и не только потому, что читатели не принимали журнала без беллетристики, но и потому, что, пропагандируя «новое» искусство, публикуя сложнейшие эстетические изыскания, журнал не давал иллюстраций к этим поискам, не печатал художественных произведений, в которых новые принципы получили бы более или менее полное воплощение. По теоретическим статьям не очень подготовленному читателю порой трудно было понять, какие особенности делают стихотворение или рассказ произведением «нового стиля».

     Эту ошибку пришлось исправлять. Через два года, столкнувшись с неуклонным падением тиража, «Весы» начали печатать беллетристику, правда, гораздо более строго, чем «Новый путь», отбирая материал для публикаций. Свою прозу давал в «Весы» и сам Брюсов, в журнале увидели свет его нашумевший роман «Огненный ангел» и некоторые повести.

     От  своих собратьев «Весы» отличались оформлением. Журнал был меньше по объему – 6–7 печатных листов, в состав номеров  входили иллюстрации, иногда цветные. Отпечатанный на хорошей бумаге, журнал был очень изящен и внешне и внутренне. Художественным оформлением занимался Л. Бакст, поэтому в облике «Мира искусства» и «Весов» было что-то родственное. Рисунки на обложке журнала – декоративные, полные некой таинственности.

     Основными теоретиками «Весов» стали Андрей Белый, Вячеслав Иванов и Эллис. Очень много писал в первые годы издания и сам Брюсов. В 1904 г. он опубликовал 81 статью, в 1905 – 58. Правда, теоретических работ его перу принадлежало немного. Первый номер нового издания открывался знаменитой статьей «Ключи тайн», манифестом символизма, но манифестом, опубликованным через 12 лет после появления этого течения в литературе.

     В статье «Ключи тайн» Брюсов пишет  об искусстве, о его совершенно безрассудной природе. Автор ставит много вопросов, но самый главный из них это: что такое искусство? И что оно из себя представляет.

     Пускаясь  в долгие рассуждения о природе  искусства, он понимает, что обычными научными методами и рассудком не сможет понять, откуда же оно все-таки берется. И решает, что единственный путь к познанию искусства это интуиция – метод,  который использовали все философы, искавшие решения на природные загадки. 

     В итоге Брюсов приходит к истине: «искусство есть постижение мира иными, не рассудочными путями. Искусство – то, что в других областях мы называем откровением». Первоначальная задача искусства состоит в том, что бы запечатлеть, сделать осязаемым то, что нам дает то самое откровение, т.е. искусство.⁶ 

          Проанализировав публикацию Эллиса, надо отметить, что для него «культура - это символизм», так как символисты борются «за символизм, как за новое миросозерцание», поэтому «борьба за символизм есть и будет борьбой против догмата, против эмпиризма мысли, против реализма в творчестве и против суверенитета теоретического разума»⁷.

     В номере «Весов» № 10-11, Эллис в своей статье «Культура и символизм» рассуждает о гносеологии. Так же описывает два законных метода созидания слов художественно-символическое изображение живой сущности вещей в слове-образе (в котором творчески гармонизируются обе феноменальная и нуменальная стороны объекта, ибо слово двойственно, будучи одновременно и словом, и звуком) и математическое координирование понятий (отношений между явлениями, обыкновенно формальное). Эллис говорит о прошлом, о настоящее и о будущем символизма. Он подчёркивает, что самые «заветные цели, надежды и задачи - в будущем», а именно «свято сохранять в целости великие заветы великих учителей и основателей символистского движения». «Современный символизм» является единственным мостом, ведущим через самые страшные бездны современного пессимизма и трагизма к тому «единственному в сложности» будущего человека, которого Эллис сравнивает с Ницше.