Военно-уголовное право

Правом надзора  за отправлением правосудия воинскими  начальниками пользовались местные  областные или городовые воеводы, где размещались войска, как лица обличенные военной и гражданской властью. Особенно это применялось в отдаленных от центра областях.

Высшей разновидностью судов для войск были приказы, под ведением которых находились воинские формирования, а именно: Стрелецкий, Пушкарский, Казачий, Рейтарский, Иноземный, Оружейный, Бронный.

Высшие начальствующие лица войск русского строя, в том  числе полковники, судились в Разрядном  приказе, в том время как в  войсках иноземного строя эти  лица подлежали исключительно суду Иноземного приказа.

Разрядный приказ до конца XVI века представлял всю  канцелярию Царя и Боярской Думы, а  в дальнейшем превратился в одно из отделений личной канцелярии Царя. На Разрядный приказ была возложена  функция учета и объявления государевых  приказов. Кроме того, в нем было сосредоточено управление служилыми  людьми, поэтому он являлся как  бы одним из военных приказов. По военному ведомству на нем лежала обязанность производить сборы  и смотры служилых людей, составлять их списки, назначать на должности  и увольнять с этих должностей, руководить постройкой и содержанием  крепостей, управлять пограничными окраинными городами.

С учетом изложенного, Разрядный приказ, как ведавший делами служилых высших военных должностных лиц, осуществлял и правосудие над ними. Кроме того, он разрешал дела и в отношении своих служащих, подъячих.

Все приказы  не только рассматривали важнейшие  дела, выражаясь современной терминологией, по первой инстанции, но и составляли как бы вторую инстанцию для дел, разрешенных частными (полковыми) начальниками.

В военное  время войска постоянного состава  сохраняли вместе с полковой организацией и право суда над чинами, проходившими службу в полку. Высшим органом суда в армии или отряде был воевода, который судил лично или поручал  отправление правосудия своему товарищу (доверенному) или назначенным им полковым судьям.

Относительно  подсудности в военное время  в Уложении было сказано: «а будет  меж служилыми людьми какая обида учиняться в полках и их в таких делах судити и расправу меж ними чинити полковым воеводам или судьям, которым полковые воеводы прикажут».^[27]

Суду самого воеводы или его товарища подлежали  высшие и средние чины окладных служилых людей, причем первые (бояре, окольничьи и стольники) были подсудны ему за все преступления, а последние (стряпчие, жильцы, дворяне московские и городовые) только за более важные преступления.

Низкие чины служилых людей и средние чины за менее важные нарушения судились полковыми судьями. О полковых судьях в Уложении говорится мало, причем из приведенного выше текста статьи видно, что полковые судьи находились в  полной зависимости от назначавших  их воевод. В Уложении упоминается  о полковых судьях и по поводу обязанности  нашедшего какую-нибудь вещь представлять ее в полку воеводе, а при его отсутствии – судьям или сотенным начальникам. Из этого можно сделать вывод о том, что должность полкового судьи в то время была постоянной, а не учреждалась для каждого случая особо.

Порядок судопроизводства в военных судах, как видно, не отличался от общей судебной процедуры.^[28]

В военных  судах применялись те же судебные доказательства, что и в общих  судах: признание обвиняемого, показания  свидетелей, обыск, письменные доказательства, жребий и присяга. В отношении  последней в Уложении говорится, что она применяется (путем крестоцелования) в случае, если других доказательств не сыщется.

После издания  Уложения и в период его действия был принят ряд указов, касающихся ответственности за воинские преступления. Это акты о преследовании за распространенные и тогда уклонения от военной  службы. Среди преступлений этого  вида были предусмотрены, как и ныне, побег из полка и неявка на службу («нетчество»).

Наказание за эти преступления в зависимости  от времени их совершения (война, поход) применялись дифференцированно  – от «бития кнутом» до смертной казни. Отягчающим вину обстоятельством всегда считалась повторность преступления.

Так, по Указу 1654 г. за вторичный побег или неявку полагалась смертная казнь вместо наказания  кнутом, назначаемого за совершение рассматриваемых  преступлений впервые. В последующем  закон об ответственности за уклонения  был смягчен тем, что смертная казнь стала применяться не за второй, а за третий побег.

Определенные  особенности в военно-уголовном  законодательстве и законодательстве о правосудии существовали в XVII веке в Донском казачьем войске, поскольку  оно сохраняло большую самостоятельность  и независимость от Московского  правительства. По преступлениям, совершаемым  в указанном войске, суд и расправа чинились по древнему казацкому обычаю: суд по менее важным преступлениям  производился выборным войсковым старшиной, войсковым атаманом и есаулами. А  по более значимым уголовным делам, как и всяким иным важным вопросам – на войсковых кругах, подобных народному вече. Круг этот составляли все находившиеся на месте казаки, способные носить оружие.

Лица, обвиняемые в совершении преступлений против Московского  государства, подлежали выдаче Московскому  правительству (по его требованию) и судились назначенными им боярами и воеводами. Вопрос о выдаче решался войсковым кругом и нередко не без затруднений. Отказ в выдаче преступников в важных случаях мог повлечь посылку на Дон московского войска.

Исторически установлен такой случай при правлении  Ивана Грозного, пославшего на Дон  с войском воеводу Мурашкина, который за грабежи и разбои повесил  многих виновных казаков. Спасшийся  от кары казак Ермак впоследствии заслужил Царское прощение за покорение  Сибири.

В числе наказаний, применяемых в Донском войске, были: смертная казнь, телесные наказания, посадка в яму, погружение на время  в воду, конфискация имущества.

Смертная  казнь применялась в более  простых, нежели в центре, видах, чаще посредством утопления («в мешок  да в воду»; «посадить в воду»). Из телесных наказаний практиковалось применение плетей и палок.

Говоря о  допетровском периоде истории отечественного военно-уголовного и военно-судебного  права, нельзя не отметить законодательные  памятники XVII века, имевшие иностранные (западные) корни.^[29]

Так, документ «Ученье и хитрость ротного строя» 1647 г., представляя собой строевой устав пехоты, тем не менее содержит упоминания о полковом суде и судебном писаре, положенном им содержании; в нем говорится о некоторых важнейших уголовно-наказуемых нарушениях караульной службы.

Выводы по главе.

1. До XVII столетия в России, несмотря на наличие Судебника  1550 г. и Устава сторожевой службы 1571 г., не имелось отдельно выделенной  системы военно-уголовного законодательства и применяющих его специальных органов судопроизводства – военных судов.

Оправление правосудия в  военной организации государства  осуществлялось на основании обычаев  военно-уголовного характера полковыми  головами, воеводами, т.е. командирами  единолично на основе доминировавшего  тогда принципа «кто правит, тот  и судит».

Представителями власти предпринимались  неоднократные попытки внести атрибуты организованности, упорядоченности  и единообразия в систему военного права, однако на протяжении веков они  не достигали ощутимого успеха в  силу комплекса объективных и  субъективных причин.

Такое положение обусловливалось  многими факторами. Прежде всего, тем, что в целом праву, суду в развивающемся  Российском государстве еще уделялось  крайне мало внимания из-за недооценки его роли, а также в силу финансово-экономических  причин и в целом низкой исполнительской  дисциплины на огромных просторах страны.

2.Законодательные памятники  национального (русского) происхождения  XVII века в рассматриваемой области  были представлены Соборным Уложением  1649 г., рядом указов, касающихся, в  основном, усиления ответственности  за уклонения от военной службы.

В анализируемом историческом периоде в России также существовали законодательные акты иностранного происхождения, в которых имелись  установления военно-уголовного и военно-судебного  характера (Устав ратных и пушкарских дел 1621 г., устав Ученье и хитрость ротного строя 1647 г.) Однако адресованы они были в основном проходящим службу в русской армии иностранным  военнослужащим, а потому широкого распространения не имели и фактически в военно-судебной практике не применялись.

Тем не менее, указанные источники  создали первооснову для конструирования  в последующий системоопределяющий период военно-уголовного законодательства, а также применяющих его военных судов и иных отечественных органов военной юстиции.