Внешняя политика османской империи во второй половине 19 века

Эти известия вызвали живейшую тревогу в значительной части Европы. Особое беспокойство проявило британское министерство. По распоряжению Биконсфильда английский флот, незадолго перед тем покинувший Безику, вернулся туда на якорную стоянку. В Берлине также не были вполне спокойны. Обращая свои взоры к Франции, которую монархические партии оспаривали тогда в яростном состязании у республики, Бисмарк опасался, чтобы кризис 16 мая не закончился реставрацией, чтобы роялистско-клерикальная партия не одержала верх, а герцог Деказ не завершил успешно своего неизменного проекта союза с Россией. Ввиду этого Бисмарк считал необходимым не чинить никаких препятствий мерам военной предосторожности, принимаемым Австро-Венгрией, со своей стороны крайне встревоженной успехами русских и заинтересованной в том, чтобы они не перешли известных границ. Мадьяры, всегда готовые сигнализировать опасность панславизма и бороться с ним, проявляли громкое сочувствие делу султана. В Будапеште царило сильнейшее возбуждение. Там шумно манифестировали в пользу турок. Но, в конце июля стало известно, что русские были разбиты в Азии, что они должны были отступить, снять осаду Карса. В Европе они потерпели в августе и в сентябре кровопролитные неудачи под Плевной, где полководец Осман-паша невозмутимо отражал их приступы. Русская армия понесла огромные потери. Царь проводил с лихорадочным рвением новые крупные рекрутские наборы, но денежные средства были видимо исчерпаны. Был момент, когда его дело считали проигранным. Военное счастье, насмехавшееся как будто в этом в 1877 г. над всеми расчетами российских дипломатов, скоро лишний раз покажет свою превратность. Считавшаяся надолго сраженной, Россия внезапно восстанавливает энергичным усилием свое положение. Вновь осадивший Карс Лорис-Меликов в результате жестоких боев берет эту крепость приступом в ноябре и возобновляет свое движение на Эрзерум, сметая все на своем пути; в Европе поставленный во главе армии герой Севастополя Тотлебен одерживает, наконец, победу над Плевной (10 декабря). Одновременно с трудом сдерживающаяся в последние месяцы Сербия снова берется за оружие. Балканы вновь под ударом. Дорога на Адрианополь открыта победителям, и кажется, что никакое серьезное препятствие не может более помешать им достигнуть Босфора.[65]

Здесь необходимо отметить влияние внешнеполитических событий, в первую очередь военных поражений, на внутриполитическую ситуацию в стране. В марте 1877 года открылась первая сессия турецкого парламента. Она объединила разнонациональный состав- это были турки, греки, курды, арабы, армяне, евреи, болгары, некоторые представители крупных торговцев, ремесленников, глав гильдий, представителей бюрократического аппарата. Несмотря на этническую и социальную пестроту, дебаты скоро приняли для султана острокритический характер. Депутаты сурово взыскивали с султана за катастрофическое развитие событий. Осенью 1877 года Порта провела новые выборы в парламент, но число оппозиционно настроенных депутатов увеличилось, а тон их выступлений стал резче. Особенно резкие выступления прозвучали на второй сессии парламента зимой 1878г. Раздавались требования  сделать султанское имущество государственной собственностью, а также осуждение практики высоких государственных  сановников не платить своих налогов, а причислять их к государственным долгам. В ответ на запрос султана о предоставлении права прохода британским судам через проливы один из лидеров депутатов, Ахмед-Эфенди, выступая от имени всей палаты, заявил следующее: «Ты спрашиваешь о нашем мнении слишком поздно. Тебе бы следовало обратиться к нам должным образом, когда еще можно было предотвратить несчастье. Палата депутатов никогда не примет на себя ответственность за ситуацию, которая сложилась помимо ее воли. Более того, вопросы, обсуждавшиеся собранием, мнение депутатов, не были выслушаны и ни одно из решений палаты не было осуществлено».[66]

Таким образом,  вся ответственность за провалы в войне с Россией, с парламента снимались и перекладывались на султана, т.к. последний все решения принимал единолично. Ответ султана был следующим: « Я убежден… что нация, чья защита была поручена мне самим всевышним, не может быть управляема иначе, как силой».[67] В феврале 1878 года, после того, как парламент выразил недоверие великому визирю и членам его кабинета за неспособность вести успешные действия в русско-турецкой войне, он был распущен на неопределенный срок, не успев обсудить даже бюджета страны. Фактически конституция 1876 года перестала существовать. Следующий парламент в Турции соберется только через 30 лет. 

Отныне лишь вмешательство Европы могло спасти растерявшееся, не рассчитывавшее более на силу оружия турецкое правительство. Оно поспешило поэтому обратиться к великим державам с просьбой об их коллективном посредничестве. Но для этого надо было, чтобы они пришли к соглашению, а это им не удавалось. Берлинский двор, без согласия которого посредничество явно не могло быть предпринято, счел благоразумным и политически правильным не задевать открыто в самый разгар ее торжества Россию, которая в тот момент должна была считать самым важным, чтобы никто не становился между ней и Турцией. Таким образом, Порта вынуждена была подчиниться своей плачевной участи и сообщила 3 января 1878 г., что готова вести переговоры без посредника с русским правительством.

Это известие чрезвычайно встревожило британский кабинет. Бисконфильду нисколько не претило принять участие в расчленении Оттоманской империи, он желал лишь, чтобы эта операция не совершилась исключительно к выгоде русских. Пока же он начал с того, что стал весьма громко ссылаться на трактаты 1856 и 1871 гг., и доказывал, что все подписавшие их державы должны быть привлечены к урегулированию не разрешенных еще восточных дел (13-25 января).[68] Русская дипломатия старалась выиграть время. На протесты Англии она отвечала лишь в двусмысленных выражениях. Несмотря на то, что отовсюду к ней обращались с запросами, она хранила в секрете те условия, которые намеревалась продиктовать Порте. Она затягивала под различными предлогами свои прямые переговоры с турецкими министрами. А в это время царские войска продолжали двигаться вперед. К концу января они уже были у ворот Константинополя. Сурово применяя право сильного, русское правительство требовало от побежденных, чтобы те одновременно с перемирием подписали и предварительные условия мира. Туркам пришлось преклониться перед волей сильного, и таким образом 30 января в Адрианополе было заключено соглашение, прекращавшее военные действия между сторонами и возвещавшее основы будущего договора.

Восстановление мира должно было состояться на следующих условиях: независимость и территориальные приращения Сербии и Румынии; территориальное приращение Черногории; превращение Болгарии в автономное княжество; административная автономия, гарантированная Боснии, Герцеговине и другим христианским провинциям; уплата военной контрибуции России и.т.п. И можно было предвидеть, что эти столь неясно изложенные условия станут еще более тяжелыми для Турции, когда придет момент их уточнения.[69] Все это вызвало сильное раздражение против царя в Лондоне и Берлине, и там серьезно готовились его остановить. Австро-Венгрия видела, что Александр II далеко не расположен считаться с секретным соглашением 1877 г. Она была одурачена и с ужасом думала о близком заключении договора, который без сомнения поставит Балканский полуостров и Дунай под исключительное господство России. Ввиду этого она поспешила сообщить, что в будущих соглашениях между воюющими сторонами она будет считать недействительными все положения, которые изменят все существующие договоры или же затронут интересы Европы, а также особые интересы Австро-Венгрии; с целью урегулирования спорных вопросов она предлагала созыв конференции в Вене (нота от 3 февраля). Одновременно она приступила к мобилизации своих войск и стала стягивать их в направлении нижнего Дуная и Иллирии. Что касается Англии, то она сделала еще больше. 14 февраля ее флот, с довольно значительным десантным корпусом, прошел через Дарданеллы и стал на якоре у Принцевых островов, т.е. вблизи Константинополя, так что русские с целью избежать британского десанта и его последствий должны были дать обязательство не вступать в эту столицу.

Санкт-петербургский кабинет, стремившийся выиграть время, чтобы заключить договор (переговоры он вел в тот момент с Турцией), ответил сначала на австро-венгерскую ноту лишь вздорными и довольно уклончивыми возражениями. Он намеревался проводить в будущем мирном акте довольно тонкое различие между тем, что интересовало Европу, и тем, что касалось, по его мнению, лишь России и Оттоманской империи. Он предлагал Баден-Баден в качестве места предполагаемого собрания.

В дальнейшем санкт-петербургский кабинет выдвинул предложение, чтобы вместо конференции был созван конгресс, т.е. дипломатический совет, имеющий полномочия не только обсуждать, но и договариваться от имени великих держав. Но как раз в тот момент, когда созывались европейские государства на этот конгресс, Россия поспешила покончить с Турцией и пером Игнатьева навязала ей самый тяжелый мир, какой она только могла придумать.[70] Действительно, как раз 3 марта у самых ворот Константинополя был подписан Сан-Стефанский договор. Как и можно было ожидать, этот акт был грубым и безжалостным закреплением военного торжества царя. Он начинался с провозглашения независимости Черногории, увеличения вчетверо территории этого маленького государства и обеспечения ему двух портов на Адриатическом море. Он устанавливал также, что Сербия и Румыния будут отныне независимыми, и передавал первому из этих княжеств территорию Ниша. Самыми серьезными были его пункты о Болгарии. Договор предусматривал создание автономного княжества Болгарии с территорией в 163 тыс. квадратных километров, рубежи которой должны были протянуться до Черного моря на востоке, до Архипелага на юге, до реки Дрины и Албанских гор на западе.[71] Таким образом, вся оставшаяся туркам в Европе территория (168 тыс. квадратных километров) была разделена на четыре отрезка, из которых два (Константинополь и Галлиполи, с одной стороны, Салоникский полуостров - с другой) могли сообщаться друг с другом и с остальной частью империи лишь морским путем, а два других (с одной стороны Босния и Герцеговина, с другой - Фессалия и Албания) соединялись лишь узким горным проходом, над которым господствовали Сербия и Черногория.[72] Болгария должна была получить князя, который избирается населением с одобрения держав и находиться в вассальном подчинении у Порты. Ее границы охраняются лишь ее собственным ополчением. Конституция Болгарии будет составлена под наблюдением русского комиссара, который будет управлять страною в течение двух лет, пользуясь при этом неограниченными полномочиями. Кроме того, до истечения указанного срока Болгария остается оккупированной пятьюдесятью тысячами царских солдат. Все дунайские крепости будут срыты; судоходство по этой реке останется свободным; Босния и Герцеговина будут наделены под контролем России и Австро-Венгрии теми учреждениями, которых требовала для них Константинопольская конференция. На Крите будет серьезно проведен в жизнь «Органический статут» 1868 г. Подобные же статуты будут выработаны по соглашению с Россией для других греческих провинций империи. Армения, в свою очередь получает под покровительством царя учреждения, способные обеспечить ей спокойствие и свободу. Султан предоставит всеобщую амнистию. Он примет во внимание желание царя, чтобы город Котур с его округом были уступлены Персии. Он признавал себя должником Александра II на сумму в 1 400 млн. рублей и должником некоторых из подданных царя на сумму в 10 млн. рублей. Русский монарх соглашался уступить ему из этой суммы 1 100 млн. рублей, но требовал взамен: 1) в Азии - Батум, Ардаган, Каре, Алашкерт, Баязет; 2) в Европе - санджак Тульча, иными словами, часть Добруджи (он заставил Румынию принять этот санджак в обмен на отнятую у России в 1856 г. часть Бессарабии, которая подлежала возвращению этой державе).[73] Частные интересы русских подданных в Оттоманской империи будут гарантированы. Права русских монахов в Турции и иноков Афонской горы будут поставлены под покровительство царя. Старые торговые соглашения между договаривающимися сторонами остаются в силе. Дарданеллы и Босфор будут открыты во всякое время для торговых судов. Наконец шли обычные положения относительно эвакуации занятых территорий, возвращения военнопленных и ратификации.

В итоге, учитывая все противоречия Сан-Стефанского договора нельзя отрицать главного – его прогрессивного исторического значения. Договор положил конец пятивековому турецкому игу над угнетенными народами юго-восточной части  Балканского полуострова. Без Сан-Стефанского мирного договора не могло быть Берлина. Русско-турецкая война стала тем рубежом, который отделяет феодализм от капитализма в истории значительной части народов юго-восточной Европы. В этом и состоит  историческое значение  ее результатов.

2.3 Берлинский конгресс и проблемы Османской империи.

Не приходилось заблуждаться: Сан-Стефанский договор являлся концом Турции. Но в Европе существовали по крайней мере две державы, твердо решившие не допускать его проведения в жизнь. Это были Англия и Австро-Венгрия. Надежды России на союз с Австро-Венгрией разрушились. Русское правительство находилось в крайне тяжелом положении. Оно не могло рассчитывать на дружбу Франции и Италии. Оставалась Германия, но та к жестокому разочарованию России притворилась глухой к просьбам Санкт-Петербурга. Берлин желал распрей между Россией, Австро-Венгрией и Англией, чтобы в общем смятении протянуть руку к Нидерландам, а когда силы воюющих сторон истощатся, Германия продиктовала бы угодный ей мир и стала бы арбитром Европы.[74] Но британскому кабинету не улыбалось заплатить за германский нейтралитет столь чрезмерную цену как Нидерланды. Австро-Венгрия, со своей стороны, также меньше всего желала усиления могущества Германии.[75]

Итак, после продолжительных размышлений в Лондоне и Санкт-Петербурге, напряженность в отношениях между британским и русским кабинетами была явно ослаблена. Горчаков обратился в Форейн офис с нотой, в которой просил лондонский двор сообщить главные изменения, которым, по мнению последнего, должен был подвергнуться Сан-Стефанский договор. Эти уступки были весьма значительными и должны были дорого стоить самолюбию царя и его канцлера. Итак, Англия соглашалась появиться на конгрессе. Но сначала было условленно, что Болгарское княжество будет сокращено на две трети, отделено от Эгейского моря, ограничено пределами Балкан; значительная часть этой страны (запад) будет вновь поставлена под непосредственную власть султана; остальная часть, т.е. находящаяся к югу от Балкан, будет наделена лишь широкой административной автономией и будет иметь христианского губернатора, назначаемого с одобрения Европы на пяти- или десятилетний срок (вопрос же о том, будут ли туда допускаться турецкие войска, может явиться предметом обсуждения конгресса); касающиеся Армении обязательства будут взяты турецким правительством по отношению не только к России, но и к Англии; вопрос об организации греческих провинций будет передан на рассмотрение всех великих держав; остаток в 300 миллионов рублей из возложенной на Турцию военной контрибуции не будет заменен территориальными уступками, а турецкий долг России не может уплачиваться в ущерб правам Великобритании, давно уже являющейся кредитором Порты, причем сумма его может быть оспариваема.[76] В Азии Россия отказывалась от Алашкертской долины, от города Баязета (взамен уступки Котура Персии) и обещала не расширять более своих границ в сторону Оттоманской империи. В свою очередь, Англия, хотя и не одобряла обратной переуступки Бессарабии царю, все же заявляла, что не сделает из нее casus belli.[77] Впрочем, в особой ноте лорд Солсбери сделал тщательные оговорки об: необходимости передать на рассмотрение Европы вопрос об организации Болгарии; длительности русской оккупации; названии, которое следовало дать южной провинции; судоходстве по Дунаю; черноморских проливах, причем Россия соглашалась со своей стороны на status quo; и наконец, о необходимости допустить Европу к покровительству над монахами не русской национальности на Афонской горе.

Итак, соглашение от 30 мая сокращало более чем наполовину те выгоды, которые предоставлял России Сан-Стефанский договор. Однако за Россией была сохранена столь значительная часть этих выгод, что с первого взгляда вызывало удивление, почему Англия не потребовала большего. Как могла она, например, проявить такую сговорчивость в отношении Бессарабии и устья Дуная? Почему, в особенности, она так мало дорожила Батумом и территориями, приобретенными царем в Армении? Объяснение этой тайны последовало через несколько недель. В то самое время, когда Биконсфильд и Солсбери вели переговоры с Шуваловым, они втайне от России приложили увенчавшиеся успехом усилия к тому, чтобы обеспечить Великобритании на Востоке ряд выгод, равноценных тем, которые оставались за царем. Биконсфильд обратился к Порте, доказывая ей, что перед лицом победоносной, раздраженной, угрожающей России ей необходима гарантированная договором поддержка (Англия хотела получить значительную долю останков Турции, которую уже невозможно было искусственно оживить и излечить, а так как не смогла взять себе Египет и не смогла заключить выгодное соглашение с Австро-Венгрией, то Англия была готова обещать ей такую поддержку).[78] Было бы вполне справедливо уплатить за нее некоторыми жертвами; впрочем, эти жертвы будут последними. Британская дипломатия прекрасно знала, что дело обстоит не так, но она была слишком заинтересована в том, чтобы Турция этому поверила, и воздержалась высказать все, что она знала. При этих обстоятельствах диван и вынужден был заключить секретно (4 июня) странный договор, в силу которого Турция поручила Англии заботу о защите, в случае надобности, своих малоазиатских владений, обещала реформировать по ее указаниям и под ее контролем управление этими провинциями и разрешила ей занять остров Кипр, важную морскую позицию, господствующую одновременно над побережьем Малой Азии, Сирии и Египта.[79] Если бы подобное соглашение было точно выполнено, это явилось бы со стороны Биконсфильда мастерским ходом. Англия будет держать таким образом, пред лицом всего мира Россию под надзором и благодаря официальному покровительству, оказываемому ею султану, она удвоит свой престиж в глазах мусульманского населения Индии. Но секретным договор не остался для Бисмарка. Железный канцлер желал, чтобы Австро-Венгрия в компенсацию за выгоды, полученные царем как на Дунае, так и в Болгарии, а также за те выгоды, которыми должно было воспользоваться английское правительство, получила, по крайней мере, удовлетворение в виде оккупации Боснии и Герцеговины, широкой дороги к Салоникам и Эгейскому морю. Нет никакого сомнения, что он даже поставил это условием своего согласия на британские комбинации. Таким образом, в весьма таинственной обстановке и без ведома Порты, которая была уверена, что ей не придется лишиться еще чего-либо, было условлено, что венский кабинет потребует указанной компенсации, и что Англия будет помогать ему всеми силами добиться ее получения. Изложение всех этих предварительных интриг показывает, что на долю конгресса оставалось мало работы. Тем не менее разоблачение некоторых тайн вызвало у представителей отдельных держав сильные взрывы дурного настроения. 3 июня князь Бисмарк официально адресовал приглашения заинтересованным державам. Конгресс собрался 13-го того же месяца в Берлине, и как это было заранее условлено, германский канцлер был тот час же избран его председателем. Вместе с ним барон фон Вертер и князь Гогенлоэ представляли там Германскую империю. Другими уполномоченными были: от Австро-Венгрии - граф Андраши, граф Карольи и барон фон Гаймерле, от Франции -Ваддингтон, граф де Сен Валье и Депре, от Великобритании - граф Биконсфильд, маркиз Солсбери и лорд Одо Рэссель; от Италии - граф Корти и граф де Лоне; от России - князь Горчаков, граф Шувалов и барон Убри; наконец, от Турции - Кара -Теодори - паша, Садулла-бей и Мехмед-Али-паша.[80] Едва открылось это блестящее собрание дипломатов, большинство которых являлось весьма заслуженными деятелями, как Англия с особой резкостью начала свои враждебные выпады против России. Из всех вопросов, которые предстояло обсудить, самым серьезным представлялся болгарский вопрос. Английские уполномоченные потребовали включения в состав конгресса уполномоченных Греции, желавших быть допущенными к обсуждению этого вопроса. Это маленькое государство, увеличения которого Россия вовсе не желала, также хотело свою долю Оттоманской империи. Греция требовала Эпир, Фессалию и даже Македонию, которую Сан-Стефанский договор включил в Болгарию.[81]