Спор норманистов и антинорманистов о природе Древнерусского государства

      Понятно, что с таким подходом к решению  проблемы антинорманнисты не могли  рассчитывать на победу в данном споре. А патриотический запал М. В. Ломоносова, С. П. Кращенинникова и др. дали повод норманнистам обвинять этих и последующих антинорманнистов в том, что их сочинения – всего лишь плод патриотических настроений.

     В итоге дискуссий сложились мощные, живые и поныне, «норманнская» и «антинорманнская» школы¹⁰. 
 

      1.2. Развитие дискуссии  в XIX в.

      В XIX в., ставшим временем становления российской исторической науки, варяжский вопрос решался неоднозначно. Норманнский взгляд поддерживало большинство ученых, в том числе русских.

     Пожалуй наиболее основательно он выражен в  трудах Н. М. Карамзина¹¹. Первый вопрос, которым задается Н. М. Каразмин, это «вопрос: кого именует Нестор Варягами? … по известию Несторовой летописи, Варяги овладели странами Чуди, Славян, Кривичей и Мери, не было на Севере другого народа, кроме Скандинавов, столь отважного и сильного, чтобы завевать всю обширную землю от Балтийского моря до Ростова (жилища Мери): то мы уже с великой вероятностью можем заключить, что Летописец наш разумеет их под именем Варягов»¹². Таким образом, под варягами Н. М. Карамзин понимает скандинавов. В качестве аргументов выступают сообщения летописи, скандинавские имена варяжских князей.

     Второй  вопрос: «…какой народ, в особенности  называясь Русью, дал отечеству  нашему и первых Государей и самое  имя…?»¹³. Н. М. Карамзин отождествляет варягов с Русью и помещает их в Королевство Шведское, «где одна приморская область издавна именуется Росскою, Ros-lagen, и Финны доныне именуют всех ее жителей Россиами, Ротсами, Руотсами»¹⁴.

     Таким образом, Н. М. Карамзин ведет свое исследование так же как и норманнисты XVIII в., например Г. З. Байер, основываясь так  же на сообщения «Повести временных  лет». Однако события начала русской  государственности в «норманнистской» трактовке Н. М. Карамзина получили интересную, вовсе не уничижающую славян оценку: «…Начало Российской Истории представляет нам удивительный и едва ли не беспримерный в летописях случай: Славяне добровольно уничтожают свое древнее правление, и требуют Государей от Варягов, которые были их неприятелями.

     Желая некоторым образом изъяснить  сие важное происшествие, мы думаем, что Варяги, овладевшие странами Чуди и Славян за несколько лет до того времени, правили ими без угнетения  и насилия, брали дань легкую и  соблюдали справедливость. Господствуя  на морях, имея в девятом веке отношения  с Югом и Западом Европы, Варяги или Норманы долженствовали быть образованнее Славян и Финнов, заключенных  в диких пределах Севера; могли  сообщить им некоторые выгоды новой  промышленности и торговли, благодетельные для народа.

     Бояре Славянские, недовольные властию  завоевателей, которая уничтожала их собственную, возмутили, может быть, сей народ легкомысленный, обольстили его именем прежней независимости, вооружили против Норманнов и выгнали их; но распрями личными обратили свободу в несчастие, не сумели восстановить древних законов и ввергли отечество в бездну междоусобия. Тогда граждане вспомнили, может, быть о выгодном и спокойном правлении Норманнском: нужда в благоустройстве и тишине велела забыть народную гордость, и Славяне, убежденные – как говорит предание – советом Новгородского старейшины Гостомысла, потребовали Властителей от Варягов…»¹⁵.

     Таким образом, Древнерусское государство  Киевская Русь было основано, по мнению Н. М. Карамзина, иноземцами, но не путем  завоевания как многие другие современные  ему государства, а мирным путем, через призвание князей.

     Борьбу  с этой «теорией» вели В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Н. Г. Чернышевский и др. Норманнскую теорию подвергали критике  русские историки С. А. Геодонов, И. Е. Забелин, А. И. Костомаров и др.

     Суть  возражений та же, что и в XVIII в.: признается факт призвания варягов, то есть норманнов, при этом утверждается, что государственность  славянская имеет истоки не на севере в Новгороде в его варягами, а на юге, в Киеве. В качестве основного  источника так же используется «Повесть временных лет».

     Наибольшей  остроты дискуссия достигла в  середине XIX в., когда в защиту норманнской  теории выступили датский историк, профессор Копенгагенского университета Вильгельм Томсен и русский историк, академик А. Куник. В работе В. Томсена «Начало русского государства» (1891 г.) были с наибольшей полнотой и ясностью сформулированы основные аргументы в пользу норманнской теории. После выхода в свет этой работы многие ученые пришли к выводу, что норманнское происхождение Русского государства можно считать доказанным. И хотя антинорманнисты продолжали свою полемику, большинство представителей официальной науки встало на норманнистские позиции.

     В ученой среде установилось представление  о произошедшей в результате опубликования  работы Томсена победе норманнистической концепции истории Древней Руси. Прямая полемика против норманнизма почти прекратилась. Так, А. Е. Пресняков полагал, что «норманнистическая теория происхождения Русского государства вошла прочно в инвентарь научной русской истории»¹⁶. Также основные положения норманнской теории, т. е. норманнское завоевание, ведущую роль скандинавов в создании Древнерусского государства признавало подавляющее большинство советских ученых, в частности М. Н. Покровский и И. А. Рожков. По мнению Рожкова на Руси «государство образовалось путем завоеваний, сделанных Рюриком и особенно Олегом». Это высказывание, как нельзя лучше иллюстрирует положение, сложившееся в русской науке в то время.

     Вместе  с тем ряд историков XIX в. стояли на позициях воинствующего антинорманнизма. В частности, Гедеонов в своем  двухтомном труде «Варяги и Русь» (1876 г.) подверг критике взгляды норманнистов и привел ряд доказательств местного происхождения термина «русь» и присутствия его в Восточной Европе с очень давних времен.

     Противники  норманнской теории (антинорманнисты) признают, что в основе легенды, описанной  в летописи, лежит реальный исторический факт вокняжения в Новгороде варяга Рюрика. Заслуга Рюрика заключается  в том, что он только положил начало первой правящей династии на Руси –  Рюриковичей. Но сами варяги вскоре ославянились (уже внук Рюрика носил славянское имя Святослав) и не оказали заметного  влияния на развитие социально-экономических  и политических процессов у славян.

     Новшеством XIX в. пожалуй следует признать представление  о славянском происхождении первых киевских князей, а кроме того появляется новое представление о том, что  процесс образования государства  явление довольно сложение, а поэтому  при ведущей роли варягов не могло  состояться без соответствующего развития общественных отношений самих славян.

      Это мнение мы встречаем в «Курсе русской  истории» у В. О. Ключевского. «Слово «Русь», по предположению автора «Повести о Русской земле», первоначальное значение имело племенное: так называлось то варяжское племя, из которого вышли  первые наши князья. Потом это слово  получило сословное значение... Позднее  Русь или Русская земля... – получило географическое значение¹⁷. Наконец в XI–XII вв., когда Русь как племя слилась с туземными славянами, оба эти термина Русь и Русская земля ... являются со значением политическим: так стала называться вся территория, подвластная русским князьям…имена первых русских князей-варягов и их дружинников почти все скандинавского происхождения; те же имена встречаем и в скандинавских сагах: Рюрик в форме Hrorekr, Олег по древнекиевскому выговору на «о» – Helgi, Ольга – Helga, Игорь – Ingvarr и т.п... Из Киева, а не из Новгорода пошло политическое объединение русского славянства; Киевское варяжское княжество ... стало зеркалом того союза славянских и соседних финских племен, который можно признать первоначальной формой Русского государства»¹⁸.

      С точки зрения В. О. Ключевского, «если снять несколько идиллический покров,… перед нами откроется очень простое, даже грубоватое явление». Благодушное приглашение чужаков? – придите, властвуйте? Нет, это «военный найм», и «военные охранители получали определенный корм за свои услуги»¹⁹. Затем, почувствовав свою силу, наемники превратились во властителей. В 882 г., через 20 лет, некий Олег, дружинник Рюрика, появляется в Киеве; он погубил земляков своих Аскольда и Дира, а затем правил при малолетнем сыне Рюрика – Игоре (882–912 гг.). Позиция Ключевского представляется нам достаточно уравновешенной – спокойное признание роли «варяжского элемента», без накаливания эмоций и страстей.

      Княжество Киевское «явилось сперва одним из местных варяжских княжеств»²⁰. Однако Новгород Ключевский не считал началом Русского государства: из Киева, а не из Новгорода пошло политическое объединение русского славянства. Ключевский и название Русь связывает с варягами – Русью называли «то варяжское племя, из которого вышли первые наши князья»²¹. А позднее, в XI–XII вв., Русью стала называться вся территория, подвластная русским князьям, со всем славяно-русским населением.

     Таким образом, в XIX в. дискуссия по вопросу  об истоках русской государственности  была продолжена русскими и зарубежными  учеными. По-прежнему основным источником для норманнистов и антинорманистов  остаются письменные источники, в основном Повесть временных лет, и по-прежнему все исследователи едины в  признании реальным версии летописи о признании варягов новгородцами. При этом, представители норманнизма (Н. М. Карамзин) отнюдь не настаивали на отсталости славян, подчеркивая мирный характер призвания варягов, а не завоевательный. А у антинорманнистов появляется представление о сложном процессе создания государства и роли славянских общественных институтов в этом процессе, а так же мнения о ведущей роли Киевской династии в образовании государства. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

II. Норманнизм и критики норманнской теории в ХХ в.

     2.1. Перемены в русской  исторической школе  в начале XX в.

     Русские ученые XVIII и XIX вв. обычно относились с  полным доверием к Сказанию о призвании  варягов. Они спорили лишь по вопросу  об этнической принадлежности пришельцев, не сомневаясь в самой реальности сообщаемых летописью под 862 г. событий²². Постепенно, однако, складывается мнение, что в рассказе о призвании запечатлено и многое из действительности начала XII в., когда создавалась летопись.

     Так, Н. И. Костомаров на диспуте с М. П. Погодиным 19 марта 1860 г. о начале Руси говорил: «Наша летопись составлена уже в XII в. и, сообщая известия о  прежних событиях, летописец употреблял слова и выражения, господствовавшие в его время»²³. О влиянии новгородских порядков поздней поры при создании легенды писал Д. И. Иловайский²⁴.

     Но  настоящий перелом здесь наступил благодаря работам А. А. Шахматова («Разыскание о древнейших русских  летописных связях» (1908 г.) и «Повесть временных лет» (1916 г.)), который показал, что Сказание о призвании варягов  это – поздняя вставка, скомбинированная способом искусственного соединения нескольких северорусских преданий, подвергнутых глубокой переработке летописцами.

     Исследователь увидел преобладание в нем домыслов над мотивами местных преданий о  Рюрике в Ладоге, Труворе в Изборске, Синеусе на Белоозере и обнаружил  литературное происхождение записи под 862 г., явившейся плодом творчества киевских летописцев второй половины XI – начала XII в²⁵.

     После исследований А. А. Шахматова в области  истории русского летописания ученые стали значительно осторожнее относиться к летописным известиям о происшествиях IX в.

     Не  обошлось, впрочем, и без крайностей. Некоторые исследователи отказались видеть в тексте отражение каких  бы то ни было реальных фактов. В. А. Пархоменко, например, призывал «совершенно скептически» отнестись «к летописному повествованию  о призвании на княжение Рюрика»  и не придавать этому «северному легендарному эпизоду» серьезного научного значения²⁶.

     Некоторые, но не все. М .Н. Покровский полагал, например, что «всего безопаснее» придерживаться текста летописи. В результате легенда превратилась в исторически достоверное известие. А. Н. Кирпичников, И. В. Дубов и Г. С. Лебедев в призвании Рюрика видят продуманную акцию, позволявшую урегулировать отношения в масштабах всей Балтики, а самого Рюрика отождествляют с мелким датским конунгом Рериком Ютландским. (Такая гипотеза была высказана еще 150 лет назад Ф. Крузе).²⁷

     И вес же «пересмотр» легенды о призвании варягов состоялся. Удалось установить историческую основу отдельных ее элементов. Еще В. Т. Пашуто отметил вероятную достоверность той ее части, которая содержит древнерусскую правовую лексику – «ряд» и «право».

     Е. А. Мельникова и В. Я. Петрухин, анализируя сообщения «Повести временных лет» о договорах Руси, о регулировании  отношений с варягами, а также  сопоставляя практику договоров  со скандинавскими конунгами в Англии и Франции, пришли к заключению, что  «ряд» варяжской легенды был  реальностью, а сведения о нем  дошли до составителя «Повести временных  лет» в устной традиции. «Ряд» заключался представителями нескольких славянских и финских племен с предводителями военного отряда; «ряд» предусматривал передачу им верховной власти на территории этих племен; «владение» приглашенных ограничивалось условием «судить по праву», то есть руководствоваться  местными правовыми нормами. «Ряд»  также должен был включать условия  содержания и обеспечения варягов, князя и его дружины. Истоки «ряда» варяжской легенды прослеживаются в древнерусской вечевой практике²⁸.