Советско-германские договоры 1939года

Подводя итоги рассмотренного сотрудничества двух тоталитарных режи­мов в 1939 г., можно констатировать, что в целом оно было весьма плодотвор­ным и ося­заемым, особенно для германской стороны. Берлин уже на протяже­нии этих первых месяцев смог извлечь почти на всех направлениях стратегиче­ски важные выгоды из заключенных с Москвой соглашений. В конечном счете, ни один из союзников Третьего рейха на протяжении всей Второй мировой войны не создавал для него таких возможностей по маневрированию воору­женными силами, как в 1939-1940 гг. Советский Союз, снявший с повестки дня даже гипотетическую угрозу ведения войны на два фронта.

Рассмотрим, что могло записать в свой актив за эти четыре месяца совет­ское ру­ководство, заключившее договор о ненападении с Германией, якобы ис­ключительно ради того, чтобы "ограничить поле возможных военных столкно­вений в Европе". Кремлю удалось заручиться поддержкой самой агрессивной державы, чтобы в усло­виях начавшегося мирового конфликта осуществлять свою политику экспансии. 17 сентября 1939 г. советские войска вторглись на территорию Польского государст­ва, начав крупномасштабные военные дейст­вия против уступавших им по численности и уже заметно обескровленных сил Войска Польского. Тем самым руководство СССР де-факто поставило свою страну в число воюющих держав, подтвердив в официаль­ном заявлении главы правительства факт активного участия СССР в военном раз­громе Польши. Со­вместно с Германией были осуществлены территориальный раз­дел, уничтоже­ние государственности Польши и ее видных носителей, фактически проводи­лась политика истребления части польского народа. Как свидетельствуют дан­ные, полученные сотрудниками Научно-информационного и просветительского центра общества "Мемориал" в Центральном архиве Федеральной службы безопас­ности России, за последние 3,5 месяца 1939 г. на территории Восточной Польши, ок­купированной советскими войсками, было только арестовано более 29300 человек, что составило 65,6% от общего числа арестованных по СССР в 1939 г.[16] Всего же в период с 17 сентября 1939 г. по 22 июня 1941 г. было аре­стовано и депортировано бо­лее 400тыс. человек. Массовые аресты представите­лей польской интеллигенции, особенно профессоров, доцентов, учителей и т.п., наводит на мысль, что уничтожение интеллектуаль­ной элиты являлось одной из тех общих целей советского и национал-социалисти­ческо­го руководства, о которых столь обтекаемо, говорилось в уже упоминав­шемся совместном коммюнике Москвы и Берлина как о стремлении "помочь населению Польши переустроить условия своего государственного существо­вания".

Очевидно, что политическое руководство Советского Союза уже в сен­тябре 1939 начало осуществление активной экспансионистской внешней поли­тики, ставшей возможной только в результате сговора с руководством Третьего рейха. Именно на этой почве и возникла органическая связь между состоянием советско-германских отношений и вступлением СССР во Вторую мировую войну.

Как выглядят приведенные выше аргументы с точки зрения тогдашнего междуна­родного права?

1) "Государство продолжает существовать в смысле международного права даже тогда, когда оно временно не обладает центральной властью, поскольку оно представ­ляемо не только своим центральным правительством, но и всеми его органами. ...Даже захват противником всей его территории сам по себе не прекра­щает существования побежденного государства... ".

2) Политические договоры, заключенные между государствами, становятся не­действительными или утрачивают свое действие в следующих случаях: "вследствие прекращения существования одной из договаривающихся сторон", либо "возникно­вение войны аннулирует все политические договоры между воюющими государст­вами".

3) Прекращение состояния нейтралитета происходит, в частности, в случае, "если нейтральное до того государство вступает в войну против одного из воюющих" по той причине", "что не в интересах нейтрального государства сохранять далее нейт­ралитет".

4) Международное право подразделяет участников войн на главных и второ­степенных, определяя при этом, что "второстепенные участники войны становятся воюющими в силу факта оказания ими помощи главной воюющей стороне...". Вступление в германо-польскую войну превратило СССР в совоюющую Германии державу, уже не только оказывавшую помощь ей (до 17 сен­тября) как одному из главных воюющих участников мирового конфликта, но и обретшую статус собственно воюющей стороны уже в силу характера предпринятых ею военных действий.

Перечисленные положения однозначно свидетельствуют, что а) польское государст­во к 17 сентября 1939 г. не прекратило своего существования и тем самым оставалось субъектом международного права; б) существовавшие политические соглашения между СССР и Польшей действительно утратили силу, поскольку СССР, вторгнувшись на территорию суверенного государства, начал военные действия против одной из воюющих сторон - Польши; в) отсутствие формального объявления войны как со стороны СССР, так и со стороны Польши не меняет существа дела, так как "военные действия нейтрального государства - это действия, совершаемые в целях нападения на воюющего. Они являются актами войны и создают состояние войны между таким нейтральным государством и соответствующим воюющим" (выделено. - С.З. Случ) Таким образом, официальное прекращение Советским Союзом состояния нейтрали­тета в отношении германо-польской войны и вторжение крупными силами на тер­риторию суверенного государства представляет собой несомненный акт войны, агрес­сии, акт вступления в германо-польскую и, тем самым, во Вторую мировую войну.[17]

С разгромом Польши немецкими и советскими войсками завершился лишь первый акт Второй мировой войны. Ее активные участники готовились к осуществлению своих новых замыслов: Германия - к кампании на Западе, СССР - к войне с Финлян­дией, отказавшейся, в отличие от Эстонии, Латвии и Литвы, пойти на заключение пакта о взаимопомощи с Москвой.

5  Из дневников И.М. Майского

Комментируя итоги трехчасового заседания британского кабинета 30 августа, обсуждавшего создавшуюся ситуацию, советский полпред иронически констатировал: «Правительство приняло только одно дей­ствительно "важное решение": ничего не делать», хотя почти все ми­нистры считали, что в случае, если в Европе вспыхнет война из-за Чехо­словакии, Англия не сможет остаться в стороне. «Очень хорошо, - за­ключает Майский, - но каковы отсюда практические выводы? Ведь выводов может быть два: первый - оказать эффективную поддержку ЧС сейчас, наказать Гитлера и тем самым предотвратить войну. Второй - так нажать на ЧС в "дружественном порядке", чтобы она сдала Гитлеру без боя все позиции, и этим способом тоже избежать войны - Сильно подозреваю, что кабинет делает второй вывод». Через месяц подозрения Майского стали явью.[18]

1 сентября Майского пригласил на обед Черчилль, изложивший ему свой план действий для предотвращения войны, которая, как он считал, «может вспыхнуть не сегодня-завтра». «В критический момент, — говорил Черчилль, - когда пражские переговоры зайдут окончательно в тупик и Гитлер начнет бряцать саблей, Англия, Франция и СССР должны вручить Германии коллективную ноту... с протестом пропив угрозы нападения на ЧС... Такой демарш, который, несомненно, будет поддержан Рузвельтом, напугает Гитлера и положит начало "оси" Лондон—Париж—Москва. Только наличие подобной "оси" может спасти человечество от новой бойни». Черчилль интересовался, как отнеслось бы к такому плану советское правительство. Майский, говоря от своего имени, посчитал, что «план хорош, однако не имеет шансов на осуще­ствление», поскольку трудно поверить, чтобы «Чемберлен согласился выступить вместе с СССР против Германии». Полпред был прав: английский премьер, больше боявшийся угрозы большевизма со сторо­ны Москвы, не намеревался вступать с ней в альянс против нацистского агрессора.

3 сентября Майский зафиксировал в Дневнике мнение советского правительства по чехословацкому вопросу, высказанное Литвиновым в беседе с временным поверенным в делах Франции в СССР Ж.Пайяром: «...немыслимо говорить о военной защите Чехословакии тремя странами (Франция, СССР, Чехословакия) без предварительной разработки соответствующих военных планов. Нужны поэтому переговоры между штабами трех армий. СССР готов принять участие в таких переговорах. Важнее всего, однако, предупредить развязывание вой­ны... необходима консультация всех миролюбивых держав (это пред­ложение было обнародовано в интервью Литвинова 17 марта через несколько дней после аншлюса Австрии.) для выработки мер по борьбе с агрессией». Литвинов заявил: «При условии, что Франция выполнит свои обязательства, СССР исполнен решимости выпол­нить также свои обязательства по советско-чешскому пакту». Нарком подчеркнул, что для преодоления трудностей в оказании по­мощи ЧСР желательно «признание со стороны Лиги Наций Германии агрессором, а Чехословакии — жертвой агрессии». Литвинов предло­жил С.С.Александровскому советскому полпреду в ЧСР ознакомить министра иностранных дел Чехословакии Крофта с содержанием этой беседы. Итак, резюмировал Майский, изложив беседу Литвинова с Пайаром, «наша позиция в ЧС кризисе выявлена с предельной ясностью. Мы готовы оказать ЧС вооружен­ную помощь, если другие готовы выполнить свой долг. Окажутся ли эти другие на высоте, которой от них требует величайшая серьезность исторического момента? Посмотрим. Во всяком случае, если даже и после этого ЧС погибнет, а Германия превратится в гегемона Западной   Европы,   ответственность   будет   лежать   не   на СССР». Дискуссии о том, мог ли СССР не на словах, а на деле оказать тогда военную помощь Чехословакии в одиночку, ведутся до сего времени.[19]

20 сентября Майский фиксирует сообщение из Праги: «...в последние дни советское полпредство превратилось в центр потрясающих на­родных демонстраций. К зданию полпредства подходят тысячные толпы с кликами в честь СССР, посылают депутации к полпреду, со слезами на глазах просят не оставить ЧС в минуту испытаний... На помощь Англии и Франции в Праге уже перестали надеяться!» В ночь с 20 на 21 сентября - новый нажим Лондона и Парижа на Прагу: Н.Чемберлен и премьер-министр и министр национальной обороны Франции Э.Даладье («без ведома своих кабинетов») в ультимативной форме предложили чехословацкому правительству принять «англо- французский план», угрожая в противном случае бросить Чехословакию на произвол судьбы в случае германского нападения. Большинство де­легаций в Женеве молча наблюдали за развитием «чехословацкого кри­зиса». Французская и английская делегации воздержались от коммента­риев. Литвинов же 21 сентября заявил, что советское правительство готово «с честью выполнить свои обязательства по советско-чешскому договору. Дело за Францией. Важна также позиция Англии». В то же время он уклонился от ответа на вопрос о том, предприняты ли уже советским правительством какие-либо военные меры. Нарком на­стаивал на важности конференции Англии, Франции и СССР . 21 сен­тября Майский записал в Дневнике: «Рано утром 21 сентября чехпра, со смертью в сердце, приняло англо-французский ультиматум. Этот день, 21 сентября, навсегда останется крупнейшей исторической вехой. Он подвел итоги всему послевоенному развитию Европы и открыл ворота событиям, которые в недалеком будущем могут совершенно изменить лицо земли». Запись в Дневнике 22 сентября: «5 Германии ликование и торжество... Англия и Франция стали служанками германского фашизма».

Несмотря на полученное сообщение о том, что Прага приняла англо­французский план, Гитлер приказал продолжать военные приготовле­ния против Чехословакии и подготовку оккупации Судетской области. Лондон и Париж надеялись склонить Берлин к уступкам, сделав это во время встречи Чемберлена и Гитлера в Годесберге 22-23 сентября. Фю­рер на уступки не пошел и вручил Чемберлену меморандум для переда­чи чехословацкому правительству. 24 сентября Майский записал в Дневнике по этому поводу: «Аппетит приходит во время еды. Видимо, после Берхтесгадена аппетит у Гитлера сильно разгорелся. Да и не удивительно: таково было там поведение Чемберлена».

После Мюнхена чехословацкий вопрос исчез из повестки дня лон­донской политики: судьба ЧСР была, по сути, предрешена 30 сентября 1938 г. Оставалось только ждать дальнейших шагов Гитлера, который в тайной директиве вермахту от 21 сентября предписывал обеспечить «возможность в любое время разгромить оставшуюся часть Чехии» готовить армейские части к нападению, чтобы «лишить Чехию даже какой-либо возможности планомерной обороны. Цель состоит в быст­рой оккупации Чехии и изоляции Словакии». Майский же 25 ноября писал Литвинову: «Несмотря на мюнхенские решения, Англия (и Фран­ция) на протяжении двух последних месяцев совершенно устранились от какого бы то ни было активного участия в решении вопроса о судь­бах Чехословакии. Германии и Италии предоставлена полная свобода действий в определении границ Чехословакии, ее экономической поли­тики, ее внутреннего режима и так далее. О гарантии границ Чехослова­кии Англией и Францией официальные круги здесь больше не вспоми­нают». Полпред СССР во Франции Я.З.Суриц сообщал Литвинову 27 декабря: «О существовании Чехословакии здесь после Мюнхена вообще стараются основательно забыть».[20]

СССР, согласно словам Литвинова, также полагал, что «Чехослова­кия, принимавшая приказы Берлина и приспосабливавшая свою внут­реннюю жизнь к этим приказам, не могла рассматриваться как само­стоятельное государство».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Роль германо-советских отношений в международной политике

Долгое время в отношениях обеих стран основной характеристикой была конфронтация. После прихода Гитлера к власти, Советское правительство взяло курс на неприятие взглядов фашизма, призывая широкую общественность европей­ских стран, создать единый фронт в борьбе с фашизмом. Также фашист­ское правительство взяло курс на уничтожение коммунизма в Германии и враждебную политику по отношению к Советскому Союзу. Еще в начале 1938 года советские и германские газеты пестрели заголовками статей, направлен­ных друг против друга. Однако в конце 1939 года германская сторона выразила инициативу в улучшении дипломатических отношений между СССР и Германией. Мотивы для этого у германской стороны были неоднозначны, Германии необходимо было иметь твердую уверенность в том, что Россия не откроет второго фронта и выступит на стороне Германии в условиях планируемо­го в скором времени германо-польского военного конфликта. Верм­ахт также был заинтересован в советском сырье, столь необходимом для наращива­ния своей мощи. Для этой цели Германия предполагала заключение в Советским Союзом ряда торговых соглашений, на которых и решило базирова­ть последующие дружеские отношения с советской стороной. Взамен Гитлер мог предложить СССР воспользоваться германским капиталом-кредитом в 200 млн. Марок. Также она могла предложить Советскому Союзу свои передовые технологии: «В нашей лавке есть все .»

Но надо отметить, что для Германии существовал и другой путь содружест­ва. В то время как посол Германии в Москве Шуленберг зондировал почву для переговоров, его коллеге в Лондоне удалось добиться выгодного заключе­ния сделки с углем. Однако в решающий момент переговоры были прерва­ны. Германское правительство решило повернуть свой «Дипломатическ­ий натиск» на Восток. Чем это было обусловлено? Многие моменты дипломатиче­ских замыслов Гитлера так и остаются неисследованными. Сторонни­ком сближения с Англией был Геринг.

При этом особенно выделяется роль, которую сыграл германский посол в Москве Шуленберг. Добиваясь установления нормальных дипломатических отношений между Германией и СССР, посол надеялся, что этот дипломатичес­кий акт станет стимулом к установлению тира в Западной Европе и прекращен­ия военной эскалации. В своей неторопливой деятельности в деле сближения обоих стран, он раздражал германскую верхушку, стремящуюся к форсирован­ию германо-советских дипломатических отношений. Инициатива в возобновле­нии дипломатии между двумя странами всецело принадлежала Германии, поэто­му дипломатические отношения между Германией и СССР я рассмотрела с позиций германской инициативы.