Правление Николая 2

      Отсюда  вытекала определенная стратегия российского конституционализма, исходившая из опыта борьбы западного либерализма за правовое государство. Главным лозунгом русских либералов стало создание ответственного правительства. Это считалось поворотным пунктом в переходе от мнимого (монархического) конституционализма к подлинно правовому государству. Парадоксальность ситуации в России и других странах со сходными тенденциями развития заключалась в том, что реализация принципа ответственного министерства к системе монархического конституционализма приводила здесь не к ослаблению власти монарха (как в Англии), а наоборот, к ее усилению, что может быть объяснено особенностями положения монархической власти в условиях социального кризиса, переживаемого модернизирующимся обществом. Возникает очень своеобразное соотношение трех элементов политической системы - парламента, правительства и монарха⁵⁷.

      Одной из принципиальных особенностей монархического конституционализма является автономность монархической власти, стоящей над  парламентом, партиями, и способной проводить независимую от них политику. Реализация принципа ответственного министерства не только не ослабила роль монарха, но даже усилила ее. В результате давления парламентского большинства, политических партий и общественного мнения в ответ на непопулярные решения правительства степень ответственности последнего, а следовательно, и зависимость от законодательной власти, естественно возрастают.

      Но  в отличии от развитых парламентских  государств (где вотум недоверия  правительству автоматически ведет  к его отставке), здесь возникает тенденция к усилению власти монарха, который фактически становится высшим и единственным арбитром в споре парламента и правительства, определяя в конечном счете его курс, назначая и смещая главу и членов правительства. Монарх тем самым становится решающим фактором всего политического процесса, приобретающим в значительной степени характер режима "личного правления".

      Рассмотрим  прерогативу монарха на  издание в исключительных условиях законов без участия представительных учреждений. Он актуален для русского права, будучи введен в него манифестом 20 февраля 1906 года⁵⁸. В основном законодательстве этот принцип был сформулирован (в ст.87) особенно четко: "Во время прекращения занятий Государственной Думы, если чрезвычайные обстоятельства вызовут необходимость в такой мере, которая требует обсуждения в порядке законодательном, Совет министров предоставляет о ней государю императору непосредственно. Мера эта не может, однако, вносить изменений ни в Основные государственные законы, ни в учреждения Государственного совета и Государственной Думы, ни в постановления о выборах в Совет или Думу. Действие такой меры прекращается, если подлежащим министром или главноуправляющим отдельною частью не будет внесен в Государственную Думу в течении первых двух месяцев после возобновления занятий Думы соответствующий принятой мере законопроект или его не примут Государственная Дума или Государственный Совет".

      Как показали специальные исследования по этой проблеме Б.Э. Нольде, данное положение  в законодательстве ряда стран Восточной Европы ведет к значительному расширению возможностей администрации по отношению к законодательной власти, позволяя в ряде случаев проводить непопулярные в народе решения⁵⁹. Если в Великобритании для издания правительством законодательного постановления необходимы особые основания (признание парламентом и судом наличие особого государственного интереса), то в государствах монархического конституционализма германского типа правительство могло таким образом нарушать законы при минимальной ответственности. «В конституциях Австрии, Дании, Пруссии, Саксонии наличие такой статьи сопровождается оговоркой, что принятие подобных постановлений не должно нарушать самой конституции»⁶⁰.

      По  аналогии с этим российские основные законы помимо запрещения подобного порядка изменения самого законодательства (путем правительственных постановлений) оговаривают также невозможность изменения таких законодательных актов принципиальной важности как "Учреждения" Государственного совета и Государственной Думы, а также постановлений о выборах в них. Однако в реальной ситуации неправового режима законодательные нормы могли быть нарушены. К этому следует добавить, что монарх в России имел неограниченный контроль над армией. В большинстве западноевропейских стран парламент определял численность армии и бюджетные ассигнования на нее, а также организацию войска. В России согласно основному законодательству 1906 г. (ст.14) император определялся как державный вождь армии и флота, которому принадлежит верховное командование над всеми сухопутными и морскими силами государства. Для военного и морского ведомств были установлены значительные отступления от общего законодательства, предоставляющие их практически в полное распоряжение монарха.

      Особого внимания с этой точки зрения заслуживает ст. 96 Основных законов, дающая право монарху непосредственно принимать и утверждать постановления об организации армии и флота. В положении Совета министров от 24 августа 1909 г. - "О порядке применения  статьи 96 Основных государственных законов" - этот принцип получает расширительную трактовку, сосредотачивая в руках царя законодательную власть над вооруженными силами и право изыскивать средства для их финансирования⁶¹. Царь объявлял местности на военном или осадном положении, пользовался правом диспенсации (освобождения от выполнения законов) и помилования. Все эти нормы фактически выводили имперскую администрацию и силовые структуры из-под парламентского контроля.

      Внешним выражением неограниченного по существу характера власти императора являлось отсутствие скрепы министра на подписанных им законодательных актах. Западноевропейские конституции исходили из обязанности такой скрепы, отсутствие такой скрепы делало закон недействительным с юридической точки зрения. В России, несмотря на указание в законодательстве о необходимости такой скрепы председателя Совета министров или соответствующего министра, данная практика часто нарушалась: законодательные акты монарха, как и в эпоху самодержавия, выходили главным образом за его единоличной подписью. Даже такое распоряжение, как роспуск I Думы от 8 июля 1906 г., было напечатано без скрепы какого-либо министра⁶². Таким образом, принцип отсутствия ответственности монарха (установление которого сопровождается усилением ответственности министров перед законодательной властью) в российском законодательстве не утвердился. "Гарантий законности вообще, гарантии законности актов монарха в особенности, - писал в этой связи Н.И. Лазаревский, - у нас нет почти никаких"⁶³.

      Прерогативы Думы и царя практически не были разграничены: закон мог быть принят лишь в случае монаршей санкции. В результате процесса бюрократизации между монархом и подчиненными возник ряд промежуточных инстанций. Это прежде всего Совет министров, председатель которого фактически сосредотачивает в своих руках полноту власти в стране, отвечая за ее осуществление лишь перед монархом.

      Эта реформа всюду ведет к усилению профессионализации управления (когда министры отвечают за строго определенный участок управления), его бюрократизации и, наконец, росту неформального влияния исполнительной власти в парламенте, где министры с помощью доверенных лиц создают нечто вроде теневого парламента. В этих условиях наиболее важным средством для монарха удержать свою власть является переход на сторону бюрократии против парламента, т.е. Государственной Думы. Фактически царь становится главой этой бюрократии, будучи вынужденным, однако, выполнять ее волю. В свою очередь у царя остается лишь небольшая группа советников, противостоящая бюрократии и сознательно отделенная от нее. Это - ближайшие советники царя, во многом определяющие его решения. 
 
 
 
 

      ЗАКЛЮЧЕНИЕ 

      Суммируя  вышесказанное, можно констатировать следующее. Российская конституционная монархия не утратила своей авторитарной природы и не трансформировалась в правовое государство, становясь на деле лишь переходом к единоличной диктатуре (нового, нетрадиционного, главы государства в виде партийного вождя).

      Создание конституционной монархии стало результатом временного исторического компромисса буржуазного либерализма и традиционных сил во имя сохранения стабильности системы и проведения модернизации.

      Непрочность этого компромисса (из-за отсутствия или слабости среднего класса как  опоры либеральных реформ) и сложность  задач социального переустройства в ходе модернизации привели к тому, что после свержения монархии в результате революции  утвердился авторитарный режим, вожди которого во многом опирались на традиции монархической государственности и рассматривали себя как ее приемников. Конституционная монархия здесь, следовательно, создавала (несмотря на короткую республиканскую фазу развития) условия для укрепления единоличной власти. Монархический конституционализм сам представлял  собой род наследственной диктатуры и, поэтому, легко мог быть заменен диктатурой харизматического лидера в результате военного переворота.

      В этой перспективе лучше всего  выясняется значение короткой фразы  монархического конституционализма в  России. Будучи временной уступкой самодержавия демократическим силам, он на деле стал формой перехода к новой авторитарной власти - диктатуре вождистского типа. Российский вариант конституционной монархии в этом отношении был типичным примером мнимого конституционализма. Политические и юридические формы монархического конституционализма были использованы здесь для легитимации самодержавия. Противоречие формулы и реального политического содержания данного режима оказалось неразрешимым. Этим объясняется, в частности, та легкость, с какой большевикам удалось вскоре после свержения самодержавия легально оформить новую авторитарную власть.

      Итак, конституционная монархия в России стала особым типом монархического конституционализма, возникшим на переломном этапе перехода от абсолютизма к  тоталитарному государству. Будучи по форме правления дуалистической монархией, царский режим после революции 1905 г. фактически представлял собой мнимый конституционализм. Для этого типа организации власти был особенно характерен режим личного правления монарха, который опирался на институты чрезвычайного положения и силовые структуры власти.

      Таким образом, незавершенность конституционной реформы 1905-1906 гг., ее половинчатость привели к неизбежному революционному взрыву 1917 г., ибо «противоречия, накапливающиеся в обществе и не решаемые конституционным, парламентским путем проявляются в виде революционно-террористических взрывов, особенно в условиях кризисов, как катализаторов социальных потрясений и революций»⁶⁴. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Нормативные  акты Российской империи 

      1. Манифест 6 августа 1905 г. // ПСЗ. Собр. 3-е. Т. XXV. № 26 656.

      2. Манифест 17 октября 1905 г. //  ПСЗ. Собр. 3-е. Т. XXV. № 26 803.

      3. Манифест 20 февраля 1906 г. "Об изменении Государственного совета и о пересмотре Учреждения Государственной думы"// ПСЗ. Собр. 3-е. Т. XXVI. № 27 423.

      4. Об изменении Положения о выборах в Государственную Думу от 11 декабря 1905 г. // ПСЗ. Собр. 3-е. Т. XXV. № 27 029.

      5. Положение о выборах в Государственную думу от 6 августа 1905 г. // ПСЗ. Собр. 3-е. Т. XXV. № 26 662.

      6. Положение Совета министров от 24 августа 1909 г. "О порядке применения  статьи 96 Основных государственных законов" // ПСЗ. Собр. 3-е Т. XXIX. № 32 510.

      7. Распоряжение о роспуске Думы от 8 июля 1906 г. // ПСЗ. Собр. 3-е Т. XXVII. № 29 240.

      8. Свод законов Российской империи. СПб. 1906, Т. 1, Ч. 2.

      9. Учреждение Государственной думы от 6 августа 1905 г. // ПСЗ. Собр. 3-е. Т. XXV. № 26 661.

      10. Учреждение Государственного совета от 23 апреля 1906 г.// ПСЗ. Собр. 3-е Т. XXVI, № 27 808.

      2. Научная литература 

      11. Абсолютизм в России XVII-XVIII вв. М. 1964.

      12. Авакьян С.А. Конституция России: природа, эволюция, современность. РЮИД, "Сашко", 2000.

      13. Аврех А.Я. Распад третьеиюньской системы. М. 1985.

      14. Боржо Ш. Учреждение и пересмотр конституций. М., 1918.

      15. Гессен С. М., Нольде Б. Э. Современные конституции. СПб. 1905.

      16. Ерошкин Н.П. История государственных учреждений дореволюционной России. М. 1968.

      17. Законодательство  периода  становления  абсолютизма //  Российское   законодательство   X-XX  веков.   В   9   томах.   Т.4.  М.:  Юридическая   литература, 1986.

      18. Ильин И. А. О монархии и республике // Ильин И. А. Собр. соч.: В 10-ти т. Т. 4. М., 1994.

      19. Киреев А.А. Россия в начале XX столетия. СПб., 1903.

      20. Кокошкин Ф.Ф. Лекции по общему государственному праву. М. 1912.

      21. Коркунов Н. М. Указ и закон. СПб. 1894.

      22. Котляревский С.А. Юридические предпосылки русских основных законов. М. 1912.