Кредитная кооперация в первые годы Советской власти

Наряду с универсальными получают быстрое распространение специализированные кооперативы по переработке и сбыту продукции – маслодельные, сыроваренные, картофелеперерабатывающие, льноводческие, свекловичные, хлопковые, табаководческие, садово-виноградарские и иные товарищества и артели. Новую группу крестьянских объединений, почти неизвестную в дореволюционной России (частично такие функции выполняли сельскохозяйственные общества), составили так называемые подсобно-производственные кооперативы, главной целью которых было оказание помощи своим членам в осуществлении производственных процессов в крестьянском хозяйстве. К ним относились машинные, мелиоративные, семеноводческие, племенноводческие и иные товарищества. И наконец, к сельхозкооперации статистика нэповского периода, в отличие от 1918 – 1920 г., стала относить и колхозы (коммуны, артели, тозы), которые составляли группу производственных кооперативов.

В 1922 – 1923 г. были разработаны примерные уставы 11 форм сельскохозяйственной кредитной кооперации (без колхозов).

В других – не состоявшие в системе Сельскосоюза (так называемые «дикие»), тем не менее, общую картину роста и соотношения различных групп кооперативных объединений они в основном отражают верно. Как видно из таблицы, уже в 1924 г. общее число обслуживавших сельское хозяйство кооперативов превысило дореволюционный показатель. Что же касается степени охвата кооперативным обслуживанием крестьянских дворов, то она была еще значительно меньшей. Это примерно половина от дореволюционного показателя.

В 1922 г. возобновляется строительство специализированных центров сельскохозяйственной кредитной кооперации. Строительство центральной системы в период нэпа происходило несколько иным путем, чем в 1918 г., когда образовались 6 независимых друг от друга хозяйственных центров с.-х. кооперации. Единым хозяйственным и организационным центром сельскохозяйственной кредитной кооперации остается Сельскосоюз. На базе его отделов начинают развертываться ряд специализированных центров, которые, однако, остаются в составе Сельскосоюза в качестве его членов [16, c.100].

В 1922 г. отдел волокнистых веществ Сельскосоюза по постановлению съезда представителей с – х. союзов льноводческих районов реорганизовался во Всероссийский центральный союз льноводов и коноплеводов (Льноцентр). Учредительное собрание Льноцентра состоялось 15 августа 1922 г. В сентябре того же года образовался Центральный союз картофельной кредитной кооперации – Союзкартофель. В июле 1924 г. оформился Всероссийский союз молочной кредитной кооперации – Маслоцентр, в августе 1925 г. – Всероссийский союз плодоовощной и виногрядно-винодельческой сельскохозяйственной кредитной кооперации – Плодвинсоюз. В 1926 г. возникли Хлебоцентр, Птицеводсоюз и Центротабаксоюз, в 1927 г. – Свеклоцентр, Пчеловодсоюз и Животноводсоюз. Таким образом, сложилась мощная система из 10 специализированных центров, общую координацию деятельности которой осуществлял Сельскосоюз, выполнявший одновременно и основные кооперативные операции по снабжению деревни через сеть центров и союзов средствами сельскохозяйственного производства. Эта система, обладавшая реальными возможностями обеспечить прогресс в развитии производительных сил деревни, как и в 1918–1919 гг., не успев как следует упрочиться (складывание новых центров продолжалось), стала насильственно разрушаться, о чем речь пойдет ниже.

Эффективность возрождавшейся с переходом к нэпу всей системы сельскохозяйственной кредитной кооперации подтверждается данными, характеризирующими ее хозяйственную деятельность. В сложных условиях удалось частично стабилизировать и финансовое положение кредитной кооперации за счет паевых взносов и вкладных операций.

Официальный взгляд на кредитную кооперацию в сфере обмена (а это была главная область приложения ее сил) как на чуждое советскому строю явление, если и допускаемое, то только как вынужденная мера и только как переходная подготовительная к кооперированию производства, не изменился [16, c.102].

Еще в 1919–1920 гг. была практически сведена на нет многолетняя практика распределения среди членов кредитной кооперации прибыли от реализации их продукции и другой хозяйственной деятельности, что привело к потере важного стимула участия членов в кооперативной деятельности. Распределение среди своих членов кооперативных доходов не было легализировано и после перехода к нэпу. Позднее стала практиковаться выдача кооперативным организациям, принимавшим участие в заготовках сельхозпродукции для государства, так называемых «кооперативных доплат».

К середине 20-х гг. сложилась парадоксальная ситуация. К этому времени утвердилась государственная монополия на большинство заготовляемых сельхозпродуктов. Кредитная кооперация была ограничена «частоколом» твердых цен на закупку у крестьян продуктов их труда, выше которых, как правило, она не могла платить.

Как следует из вышесказанного, в процессе восстановления сельскохозяйственной кредитной кооперации в наибольшей степени деформировались те ее элементы, которые составляли основу функционирования кредитной кооперации как компонента рыночных отношений. Это и не скрывалось. В официальных документах того времени открыто провозглашалось, что цель кредитной кооперации – «высвободить» крестьян из системы рыночных отношений и вовлечь их в систему «планового регулирования», а степень продвижения по этому пути отражает якобы «зрелость» самой кредитной кооперации. Как писал тот же М. Беленький, вся беда состоит в том, что кредитная кооперация только начинает переход от одной системы к другой, «едва нащупывает правильные пути перехода от свободных рыночных отношений к плановой связи с госпромышленностыо и другими отраслями народного хозяйства».

В течение 1922 – 1924 гг. ускоренными темпами формируется мощная государственная система кредитования деревни, возглавляемая Центральным банком сельскохозяйственного кредита (ЦСХБ). По состоянию на 1 октября 1924 г., под началом ЦСХБ уже функционировали 3 республиканских банка, 50 областных и губернских обществ с–х. кредита (тоже государственных объединений) с 130 отделениями на местах. Выдача кредитов осуществлялась подразделениями этой системы или непосредственно или через первичные кооперативы и местные союзы по усмотрению, выбору и на условиях, определявшихся ЦСХБ. Так сформировалось государственно-кооперативная система кредитования деревни, в которой кооперативному компоненту отводилась роль технического исполнителя государственных команд: кому, сколько, когда, на каких условиях выдавать кредит или не кредитовать вообще [18, c.77].

Если в 1922 г. власти еще довольствовались относительно небольшим числом вводимых в кооперативные органы представителей партии, подчеркивая, что она «сознательно» проводит линию на деловое сотрудничество и «меньшинство в правлениях» с предоставлением «беспартийным кооператорам» более половины мест, то в 1923-1924 гг. отказались от «ложной скромности» и смело «перешагнули» 50%-й рубеж. В правлении Сельскосоюза удельный вес членов РКП(б) составил в 1923 г. уже 50% (5 из 10), в 1924 г.  – 58,3% (7 из 12); в правлении Всекопромсоюза первоначально было 3 коммуниста из 7, в 1924 г. число коммунистов осталось прежним, но правление было уменьшено до 5 человек, и их удельный вес составил уже 60%. Что же касается Центросоюза, то еще в 1920 г. в правление были введены только коммунисты. В 1922 г. пошли на «уступку» из 15 мест три отдали «беспартийным кооператорам». В 1924 г. ее посчитали, видимо, чрезмерной: довели число членов правления до 18 при сохранении за «беспартийными» тех же трех мест.

Если же взять выборные органы всероссийских центров кредитной кооперации в целом (правления, советы, ревкомиссии), то за один год «прогресс» выглядит следующим образом: на 1 марта 1923 г. из 261 избранного в эти органы коммунистов было 115 (44,03%), на 1 марта 1924 г. – из 322 избранных членов РКП(б) 198 (61,48%), рост абсолютный в 1,7 раза, относительный в 1,4 раза.

Сосредоточение в руках ВКП(б) ключевых позиций в органах управления кредитной кооперацией в условиях низкого интеллектуального уровня большинства руководящих кадров этой партии, весьма смутного представления у них об экономике и экономических закономерностях и вдобавок ко всему «генетической» неприязненности к кредитной кооперации создавало для последней угрозу новой серьезной деформации. Пока же, до середины 20-х гг., необратимые нарушения в развитии и деятельности кредитной кооперации еще не произошли. Такая угроза оставалась еще в потенции [18, c.79].

3 Усиление партийно-государственного диктата

3.1 Свертывание кооперативного движения

Середина 20-х годов ознаменовалась дальнейшим разрастанием и укреплением партийно-государственной тоталитарной системы, сопровождавшимся новым всплеском «революционного нетерпения», теперь направленного уже не на победу мировой революции, а на реализацию в качестве непосредственной задачи дня «построения социализма в одной отдельно взятой стране». Это предрешило и судьбу кооперации, массовое свободное развитие которой не совмещалось ни с командной системой, ни с официальной моделью светлого будущего.

Если до середины 20-х гг. восстановление кооперации проходило в основном и главном на присущих этой общественно-экономической организации населения внутренних принципах функционирования, то после – потенциальная угроза деформирования кооперативного движения стала перерастать в реальную. Компартия через насажденные в кооперации кадры непосредственно и через «завоеванные» таким же путем государственные структуры стала оказывать на нее воздействие с целью заставить реализовывать утопические и авантюристические прожекты построения общества, не совместимые с самой природой кооперации [19, c.45].

С новой силой развертывается не прекращавшаяся ни на день кампания перетряхивания кооперативных кадров, достигшая к концу 20-х гг. апогея. 12 ноября 1928 г. было принято постановление ЦК ВКП(б) «Об итогах проверки состава работников потребительской и сельскохозяйственной кооперации в сырьевых и хлебозаготовительных районах». По состоянию на 1 июля 1928 г. по 202 местным союзам с.-х. кооперации в их правлениях коммунисты составляли всего… 72,4%, а в аппарате и того меньше: среди инструкторов всего 38,4%, зав. отделами – даже 25,9%. ЦК определил также «наличие значительной засоренности низового сельского кооперативного аппарата и его среднего звена классово чуждыми и разложившимися элементами (14% общего числа проверенных), а также низкую квалификацию и явную непригодность к выполняемой работе (16%)». Проверке со стороны ЦК подверглось 5435 работников (в 1925 г. одновременная проверка 500 работников казалась кощунством) в основном низового звена – из 793 первичных кооперативов и местных союзов; «чуждыми» было признано 760 и неспособными к работе-870. В отдельных кооперативах «классово чуждыми» было признано до 50% работников.

В отличие от «внедренческих» кампаний первых лет нэпа, когда большинство опытных кооперативных работников оставались в органах управления, во многих случаях и на ключевых постах, стабилизируя в какой-то мере их функционирование на кооперативных началах, в 1926 – 1927 гг., и особенно в 1928 – 1929 гг., осуществляется массовое их смещение, сначала на более низкие посты: из председателей в заместители, из членов в кандидаты в члены выборных органов, а затем на рядовую работу или полностью из кооперации.

Одним из кардинальных направлений разрушения кооперации стало побуждение ее к обслуживанию не тех слоев и групп населения, которым необходима была кооперативная деятельность и которые способны были ее осуществлять, а тех, которые менее всего были к этому приспособлены, но которым отводилось ведущее место в осуществлении социальных прожектов. Реализовывалось это направление путем навязывания кооперации, так называемого классового подходе, сопровождаемого все более жесткими гонениями, включая и прямые репрессии, за несоблюдение его [19, c.47].

Проведенные в 1926 – 1927 гг. исследования социальных процессов в деревне, которыми широко пользовались историки, велись в порядке реализации постановления ЦК ВКП(б) от 19 августа 1926 г., в котором «классовый подход» уже достаточно категорически сформулирован при неразработанности объективных критериев, что не могло не обусловить известную заданность результатов.

Практически под «классовым подходом» в кооперации подразумевалось следующее:

1) недопущение участия в кооперации и тем более в ее органах управления лиц, отнесенных к категориям зажиточных и кулаков, создание приоритетных условий для участия и занятия руководящих постов в кооперации бедноте;

2) строго регламентированное распределение кредитов и других кооперативных благ с тем, чтобы все большая часть, а затем и основная масса их доставалась бедноте с постепенным сведением на нет доли зажиточных;

3) создание за счет доходов кооперации специальных фондов кооперирования бедноты и образование на эти средства бедняцких кооперативных объединений, а также финансирование вступления бедноты в уже функционировавшие кооперативы.

Осуществление «классового подхода» стало доминирующим в деятельности кооперативов всех уровней, главным показателем в их оценке. Они побуждались к беспрерывному «регулированию» социального состава и пересмотру «квот» на кредиты, выплаты, машиноснабжение и т.п. в сторону уменьшения доли тех, кому они действительно могли помочь эффективно вести свое хозяйство.

Оценивая в совокупности все эти меры, следует сказать, что единственным последствием их навязчивого осуществления был подрыв производительности крестьянского хозяйства, выведение из строя здоровых работоспособных крестьянских семей. Оппоненты могут возразить, что кооперация 20-х годов была массовой организацией, что основным ее контингентом были середняки, что участвовали в ней и зажиточные. Все это так. Однако сохранившиеся на этот счет цифры свидетельствуют о большом контрасте в распределении кооперативных благ в зависимости от произвольно присваивавшегося крестьянскому хозяйству «социального статуса» [15, c.98].

Вторым направлением разрушения основ кооперации был нее более решительно осуществляемый курс на изменение ее функций и свертывание присущих ей принципов деятельности.

Если в начале 20-х годов еще провозглашалось невмешательство в оперативную деятельность кооперации, более того, партийным организациям вменялось в обязанность «наблюдать за самым точным и неукоснительным соблюдением этого принципа» и ограждением кооперации «от административного вмешательства», то в середине и особенно в конце этих лет такой подход самым беспардонным образом отбрасывается.