Концепция социализма в экономическом наследии Ленина и Сталина

     Однажды он долго сидел над письмом  из Берлина с обратным адресом: Целендорф, Вальдемарштрассе, 11, «Вилла Нина», В.П. Крымову. Это было довольно необычное письмо. Его автор — один из «бывших», писатель, бежавший из страны в 1917 году, но пристально, до боли в глазах и в сердце всматривавшийся в новую Россию. Читая, Сталин отчеркивал строки: «Я пишу Вам как одному из самых крупных государственных деятелей в современной России. Я пацифист и интернационалист, но все-таки я люблю Россию больше всякой другой страны. Мне отсюда м.б. видно кое-что, что Вам не так ясно, при всей Вашей осведомленности, изнутри (здесь красный карандаш проделал двойной путь. — Прим. Д. В. )…

     Нужно во что бы то ни стало сохранить  власть в ваших руках, вожаков  пролетариата, ничего не щадя. Помните: «Кто не способен на злодейство, тот  не может быть государственным человеком». Прежде всего армия. Она не должна воевать, но она должна быть. Все должны звать о ней преувеличенное. Чем больше всяких военных демонстраций, тем лучше… Никаких средств не надо щадить в заботах об увеличении населения России и полном его воспитании. Это самое страшное оружие против капиталистического мира. Сегодня ясно, что современная Россия может дать новый закон истории: размаха маятника в другую сторону может и не быть; он может навсегда остаться слева… Не нужно лжи, но нужны две правды, и о большей умолчать на время и тем заставить верить в меньшую, а когда понадобится, малая отступит перед большой… Не надо притеснять религию, это укрепит её. Привлекайте частный капитал. Пока государственная власть у вас — это не представляет никакой опасности… Проявление современного русского творчества нужно поддержать, не жалея затрат. Скажем, литературу; м.б. балет. Нужно бросить в остальной мир яркие кристаллики современной России: этим можно иногда сделать больше, чем самой широкой пропагандой… Революция сделала уже колоссально много. Но эксперимент затягивается, нужны какие-нибудь реальные результаты. Нужны какие-то выполнения обещанного благополучия пролетариата. А пока у вас волокиты больше, чем в царском строе. Есть случаи, когда тянуть выгодно, но сплошь эта система гибельна…». Сталин долго сидел над письмом, перестав подчеркивать, ибо почти каждая строка была, как ему казалось, умной, взвешенной, выстраданной. Взглянул ещё раз на подпись: размашисто — «Вл. Крымов», «опубликование моего письма нежелательно». Сталин отложил письмо в папочку, где лежали бумаги, к которым он ещё возвращался.

     В 1924 — 1928 годах Сталин неоднократно приглашал к себе профессоров  из Промышленной и Коммунистической академий, которые консультировали  его в области обществознания. Особенно он чувствовал свою слабость в философии. Историю знал заметно лучше. К углублению своих экономических знаний особого рвения не проявлял. Вместе с тем длительный опыт работы на посту генсека, где ему приходилось заниматься самыми разнообразными проблемами, сформировал довольно тонкое чутье, весьма практичный ум, способный быстро оценивать ситуацию, правильно ориентироваться в калейдоскопе проблем и выделять в нем главные звенья. Природная наблюдательность, отличная память на лица, фамилии, факты, богатый опыт общения с целой когортой образованнейших людей из ленинского окружения не могли не выработать у Сталина и нечто свое, неповторимое. Например, не будучи теоретиком, он превосходил многих своих сотоварищей в прагматическом подходе к теории, умении максимально полно «состыковать» её с практическими задачами.

     Уже через несколько месяцев после  смерти Ленина многие почувствовали  «твердую руку» Сталина. Генсек ничего не забывал и не прощал. Однажды  поставив цель, сформулировав задачу, он проявлял порой поразительную  изощренность и упорство в их реализации. Эта же линия была видна и в  его литературных трудах. В статьях, брошюрах, естественно, были «довороты», некоторые коррективы, но в основном он с упорством повторял то, что сказал ранее. На окружающих это производило впечатление и со временем невольно приобретало хрестоматийный оттенок. Так, сказав однажды, что «ленинизм есть теория и тактика пролетарской революции вообще, теория и тактика диктатуры пролетариата в особенности», Сталин канонизировал определение. Бесспорно, на этапе непосредственной борьбы за выживание нового строя это определение сыграло свою роль, позволило полнее понять сущность идеалов и целей Ленина. Но эта формула у Сталина так и осталась застывшей на долгие годы, хотя очевидно, что она явно беднее содержания теории и практики ленинизма. Сведение ленинских идей только к теории и тактике диктатуры пролетариата было предпосылкой многих трагических коллизий в последующей практике социалистического строительства[20; 65].

     В то же время было очевидно, что ленинизм — это далеко не бесспорная система  философских, экономических и социально-политических взглядов на пути познания и революционного преобразования мира. Однако даже малейшие отступления от сталинской трактовки  сути ленинизма рассматривались как оппортунистическая ересь со всеми вытекающими из этого последствиями.

     Сталин  был большим мастером упрощения  теории марксизма-ленинизма, часто  до примитивизма. Кажется, Ремарк сказал, что каждый диктатор начинает с того, что упрощает. Именно Сталину, повторюсь, принадлежит «заслуга» насаждения схематизма в теории, истории партии. Возможно, в тех условиях такое  упрощение, порой даже легковесное  понимание сути диктатуры пролетариата, классовой борьбы, стратегии и  тактики рабочего класса, революционного метода, основных законов диалектики было необходимым, учитывая уровень  общей и политической культуры трудящихся. Но вскоре, к концу 20-х годов, другие, более серьезные и глубокие труды уже просто не могли появиться. Оставалось только комментировать, разбирать, славословить сталинские работы. На целые десятилетия теоретическая мысль в обществоведении впала в состояние глубокой стагнации, застоя. Именно Сталин положил начало подгонке тех или иных выводов теории к реалиям жизни, общественному бытию. Сведение марксизма-ленинизма к элементарным схемам, а часто и его препарирование резко затормозили развитие общественной мысли. На ниве простеньких концепций, часто ошибочных, стали бурно расти догматические взгляды. Догматизм можно сравнить с судном, сидящим на мели. Волны бегут, а корабль стоит, но видимость движения сохраняется. Сталин к идеологии подходил сугубо прагматически, полагая, что настоящая идеология внутри страны должна функционировать подобно цементу, а вне её — как взрывчатка…

     Многие  из его теоретических выводов  стали со временем источником больших  социальных бед. Иногда мне думается, что интересная, оригинальная мысль  имеет как бы окраску: оранжевую, фиолетовую, пурпурную, изумрудно-лазурную… Это все равно, как если бы луч пронизал туман, мрак, сумерки, очерчивая силуэт, контуры желанной Истины. Пожалуй, мир мысли не только многострунен, но и многоцветен. Но эти краски надо уметь видеть. У Сталина мысль была серой, которая со временем, на практике проявляла себя в самых мрачных тонах. Судите сами.

     14 — 15 января 1924 года состоялся  Пленум ЦК, рассмотревший целый  ряд вопросов. О международном  положении доклад сделал Зиновьев. Докладчик и выступающие подвергли  критическому анализу неудачи  в Германии, где, по мнению многих, не была использована революционная  ситуация. В своем выступлении  Сталин остановился на роли  Радека в этих событиях, бывшего в то время в Германии. «Я против того, чтобы применять к Радеку репрессии за его ошибки в германском вопросе. Он допустил их целый ряд, из которых я выделяю здесь семь штук». Любимое занятие Сталина — нанизывать ошибки других на длинную бечеву. Я не буду перечислять все, назову лишь ту ошибку, которую Сталин пронумеровал, как в инвентарной описи, «четвертой». Радек считает, продолжал генсек свое перечисление, «главным врагом в Германии фашизм и полагает необходимой коалицию с социал-демократами. А наш вывод: нужен смертельный бой с социал-демократией…». Это не просто невинная теоретическая ошибка в анализе. Политическая близорукость Сталина в оценке фашизма и социал-демократии дорого обойдется коммунистам, всем демократическим силам в будущем. Его «серое», а точнее ложное, восприятие острейшей проблемы свидетельствует о явном неумении анализировать многозначные связи.

     Или ещё пример его теоретической  недалекости. Во время октябрьского Пленума ЦК РКП(б) 1924 года обсуждался вопрос о работе в деревне. Докладчиком был Молотов. С длинной речью выступил Зиновьев (плохо ориентировавшийся, как Молотов и Сталин, в аграрных вопросах). Но и он довольно верно оценил общую обстановку: «Мы обсуждаем сейчас не только вопрос о работе в деревне, но и об отношении к крестьянству вообще, т.е. гораздо более общий вопрос, который, вероятно, не сойдет с очереди в течение ряда лет, т.к. он целиком упирается в проблему о проведении диктатуры в данной обстановке». В своем выступлении Сталин попытался дать ряд политических и теоретических рекомендаций, в которых можно рассмотреть зародыши будущих крупных ошибок. Первое, что нам надо делать, — «это завоевать крестьянство заново». Во-вторых, видеть, что «изменилось поле борьбы». В-третьих, «надо создать в деревне «кадры». Идет 1924 год, а речь Сталина звучит как будто уже из 1929-го… «Проницательность» и последовательность в утверждении тяжких ошибок. Таким был Сталин как «интерпретатор» ленинизма, теории, которую он ещё больше упростил.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

     Сталин  любил подчеркивать свою верность идеям  Ленина. Но в действительности он сознательно  или невольно отступал от них, схематически спрямлял их жизненную диалектику, нередко переворачивал их социально - гуманистическое содержание. Это  проявилось уже на XII съезде партии (апрель 1923 г.), где Сталин впервые  выступил как Генеральный секретарь  ЦК, а Ленин был прикован болезнью к постели.

       По Ленину, партия - авангард класса  в том смысле, что она наиболее  глубоко и точно выражает собственные  коренные интересы этого класса, возглавляет его борьбу за  их реализацию. Для Сталина партия - тоже авангард класса, но в ином смысле: класс - это «армия», которую партия «находит», от которой она зависит, но которой она должна овладеть, руководить; для этого «необходимо, чтобы партия облегалась широкой сетью беспартийных массовых аппаратов, являющихся щупальцами в руках партии, при помощи которых она передает свою волю рабочему классу, а рабочий класс из распыленной массы превращается в армию партии»[18; 102].

       Профсоюзы, кооперативы, союзы молодежи, делегатские собрания работниц, совпартшколы и комуниверситеты, армия - все это лишь «аппараты» партии, «приводные ремни», соединяющие ее с классом. А рабочий класс с помощью государственного аппарата соединяется с более массовым классом, крестьянством. В госаппарате и в других массовых аппаратах партия должна поставить на важнейшие посты людей, умеющих понимать ее директивы, принимать их «как свои родные» и проводить их в жизнь. Тогда политика обретет смысл, перестанет быть «маханием руками» и «мы добьемся того, для чего мы ввели так называемый нэп...».

       Как видим, если, по Ленину, партия  должна правильно выражать то, что народ сознает, то, по Сталину,  народ должен неукоснительно  воплощать волю партии; партийные  кадры служат проводниками этой  воли с помощью «щупальцев»  - аппаратов и в этом смысле  «решают все». Тем самым ленинская  концепция строительства социализма  как живого творчества самих  масс заменяется политикой созидания  социализма массами, действующими  лишь по указаниям верху, под  постоянным контролем «кадров», быстро превращавшихся в специфический  слой бюрократии.

       На том же XII съезде Сталин узаконил  новый механизм подбора и расстановки  кадров. При Секретариате ЦК имелся  малозначительный орган по учету  и распределению основных партийных  работников - учраспред. До сих пор он занимался преимущественно кассовыми мобилизациями коммунистов по заданиям ЦК. Теперь Сталин предложил значительно изменить функции учраспреда, охватив его деятельностью «все без исключения отрасли управления и весь промышленный комсостав», расширив при этом сам «аппарат учраспреда как в центре, так и на местах...». Учраспред становился аппаратом аппаратов, от которого зависит продвижение новых кадров.

     Этот  инструмент партийного руководства  приобрел огромное практическое значение в условиях разбухания партии, численность  которой всего за два года (1924 - 1925) возросла 472 тыс. до 1 млн. 88 тыс., что  способствовало создании в ней социальной опоры для политических амбиций  Сталина и его окружения32. Сталин взял под свой личный контроль работу учраспреда, преобразованного затем в орграспред. И через несколько лет значительный слой новых партийных, советских и хозяйственных кадров был обязан своим назначением лично ему. Преданность себе этого слоя Сталин имел возможность проверить в деле: при восстановлении чрезвычайных мер («чрезвычайщины») по решению продовольственного вопроса и при взвинчивании темпов индустриализации. То и другое укрепляло его позиции в борьбе за абсолютную личную власть в партии и государстве. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Бартенев С.А. Экономические теории и школы (история и современность). – М.: БЭК, 1996.

2. Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. – М.: Дело, 1994.

3. В поисках новой теории: Книга для чтения по экономической теории с проблемными ситуациями / Под ред. А.Г. Грязновой и Н.Н. Думной. — М.: КНОРУС, 2004

4. Всемирная история экономической мысли в 6-ти т.Т. 6:Экономическая мысль социалистических и развивающихся стран в послевоенный период (40-е-первая половина 90-х годов). / Авдокушин Е.Ф.,Агапова Т.А.,Бузгалин А.В. и др. Черковец В.Н. (Гл.ред.) Радаев В.В.(Отв. ред.) и др.; Моск. гос. ун-т им. М.В. Ломоносова М.В.-М.:Мысль,1997

5.  Всемирная история экономической мысли. В 6-ти т. / Гл. ред. В.Н. Черковец. — М.: Мысль, 1987-1997. — Т.1—6

6.   Жамс Э. История экономической мысли: В 3-х т. / Под ред. А. Пашкова. — М., 1955—1966.

7. Жид Ш., Рист Ш. История экономических учений. — М., 1995.

8. История русской экономической мысли: В 3-х т. / Под ред. А. Пашкова. — М.: 1960-1966.— Т. 1-3

9. История экономических учений / Под ред А.Г. Худокормова. – М.: Инфра – М, 1998.

10.   История экономических учений / Под ред. В. Автономова, О. Ананьина, Н. Макашевой. — М.: Инфра – М, 2000.

11. Ленин В.И. Полн. Собр. соч. Т. 3

12. Ленин В.И. Полн. Собр. соч. Т. 6

13. Ленин В.И. Полн. Собр. Соч. Т. 35