Ключевский и Платонов Опыт эпохи смутного времени

Ученый показал, к чему в истории ведет такой подход: «С тех пор не раз повторялось однообразное явление. Государство запутывалось в нарождающихся затруднениях; правительство, обыкновенно их не предусматривавшее и не предупреждавшее, начинало искать в обществе идей и людей, которые выручили бы его, и, не находя ни тех, ни других, скрепя сердце, обращалось к Западу... Спешно вызывало оттуда мастеров и ученых, которые завели бы нечто подобное и у нас».

Итак, подходя к проблеме преодоления смуты конкретно-исторически, Ключевский определил особенности ее в стране, пораженной болезнью авторитаризма, в условиях прямой или относительной потери государственной самостоятельности. Прежде всего он отмечал, что выход из смуты идет в обратном порядке - снизу вверх и что местная инициатива в связи с этим приобретает исключительное значение. Ключевский сравнивал экономическое, социальное, политическое и духовное развитие двух периодов - до и после смуты. Так, говоря о "положительной работе" Смуты XIII в., он писал: «Старая Киевская Русь не устроила прочного политического единства, но завязала прочные связи единства земского. В удельной Руси эти связи окрепли; перемешанные колонизацией местные особенности слились в плотное великорусское племя; зато окончательно разрушилось политическое единство... Удельный порядок... стал переходной... формой, посредством которой Русская земля от единства национального перешла к единству политическому». Можно спорить с выводами автора, однако нельзя не отдать ему должного: научный, профессиональный анализ "исторического движения общества" налицо.

Когда мы обращаемся к его анализу последствий Великой смуты XVII в., то видим тот же подход: главное, что отмечает историк, это шаг вперед в развитии общественного самосознания. «В нашей истории я не знаю другой эпохи, которая произвела бы на русское общество такое сильное и притом двойственное действие, как Смутное время самозванцев.

Русское общество вышло из того потрясения разоренным и просветленным, со страшной болью пережитых страданий и с обильным запасом новых опытов и мыслей».

Политические несчастья и опасность положения государства объединили все "земское общество" в борьбе за Россию, вызвали его необычайную активность. А это спасло Россию и дало толчок развитию общественной мысли в XVII в.: «никогда прежде вопросы такой государственной важности так не волновали всего нашего общества, никогда самые простые люди не считали себя столь обязанными и способными решать их, как в XVII в. Политическая мысль, суждение о самых важных предметах государственного порядка не только стало общей привычкой, но и признавалось общим правом».

События Смутного времени принесли и социальные изменения, в том числе и в составе боярства - правительственного класса, который «стал разрушаться с начала Смутного времени, хотя почин в этом деле принадлежит еще Грозному».

Примечательно, что в годы смуты прежде всего рвались политические "скрепы", в то время как "оставались еще крепкие связи национальные и религиозные: они и спасли общество..."

Объединение произошло "не во имя какого-либо государственного порядка, а во имя национальной, религиозной и просто гражданской безопасности". Думается, здесь затронута важная проблема гражданского единства и его общечеловеческих компонентов. Освободившись от политических "скреп" авторитарного государства, национальные (ненационализм и шовинизм) и религиозные (общечеловеческое в религии, а не фанатизм и служение власти) чувства начинают выполнять свою гражданскую функцию, и так было всегда в годы великих потрясений, вплоть до наших дней.

Но собирание и возрождение страны требует опоры на науку (оценки событий в контексте мировой истории, выработки широты взглядов, устойчивости сознания и т.д.). Учитывая авторитарные традиции, прямую или относительную потерю государственной самостоятельности, Ключевский подчеркивает: главное - уметь понимать суть ситуации, не выдвигать абстрактных схем, не допускать "несколько излишней подвижности воображения при постройке концепций", создания новых схем, закрепления старых подходов, понимать, что можно заимствовать из чужого опыта, а что нельзя. Русский народ слишком велик, чтобы быть "чужеядным растением". Ключевского заботит вопрос о том, как "пользоваться огнем мысли европейской, чтобы он светил, но не жегся".

В трудные переломные периоды (а смута - наиболее болезненная форма перехода), когда уясняется связь эпох, возникают величайшие духовные творения. Ключевский провел титаническую работу, отделяя зерна от плевел, аккумулируя лучшие идеи прогрессивных умов России XVII в. Он оценивает Юрия Крижанича с его программой развития просвещения, технического образования и политической свободы. Он пишет об А.П. Ордине-Нащокине, предлагавшем свою программу приобщения России к цивилизации: "один из немногих западников, подумавших о том, что можно и чего не нужно заимствовать, искавший соглашения общеевропейской культуры с национальной самобытностью". Этот автор восставал против излишней регламентации в государственном управлении, стремился беречь силы подданных с тем, чтобы при наименьших усилиях достигать наивысших результатов.

Его единомышленник князь В.В. Голицын, горячий поборник народного просвещения и веротерпимости, свободы совести, предложил программу освобождения крестьян, административную, сословную и образовательную реформы. Иностранные гости называли его "великим".

Именно Смутное время, заключает Ключевский, отличалось обилием преобразовательных идей, развившихся наскоро, без взаимной связи, без общего плана, но все вместе они обозначали направление развития страны, включая внешнюю торговлю, освобождение крестьян от крепостного права, введение городского самоуправления, создание общеобразовательных школ, отвечающих нуждам общества и т.д. Эти идеи отчасти подготовили преобразования Петровской эпохи и в конечном итоге заложили основу демократизации общества на несколько веков вперед.

Но для реализации проектов необходимы соответствующие условия, духовная зрелость общества. Подвиг Смутной эпохи, писал Ключевский, в "борьбе с самим собой, со своими привычками и предубеждениями". И в этом подвиге историк видел главное духовное завоевание тех времен. Смута поколебала "закоренелый взгляд", будто "личная воля государя служила единственной пружиной государственной жизни". Общество приучалось действовать самостоятельно и сознательно. В бурях Смутного времени "народ... утратил ту политическую выносливость, какой удивлялись в нем иноземные наблюдатели XVI в., был уже далеко не прежним безропотным и послушным орудием в руках правительства".

Однако мы знаем, что такие подвижки не дают иммунитета на будущее. К тому же, как отмечал Ключевский, уже тогда этот процесс протекал мучительно: сохранялись тенденции, при которых были возможны кризисные явления. В обстановке смуты трудно формируется сила для ее преодоления, потому что остаются прежние социальные силы, в том числе и наверху, чьи проекты реформ опираются на консервативные тенденции и старые методы. Так, попытки создания представительных органов в политике вылились в камуфляж абсолютизма, в экономике - в закрепощение крестьян. Неслучайно Ключевский, анализируя опыт выхода из смут XIII и XVII вв., отмечал применение авторитарных методов. Неслучайно и в описании дальнейшей истории России он обращал внимание на то, что в свое время Петр I предпринял рывки в развитии России, также используя авторитарные методы. Прогресс шел на костях народа: "Государство пухло, а народ хирел". Ключевский показал, что "скрепы", во-первых, мешали преодолению смуты, во-вторых, придавали ему подчас уродливые формы, особенно в сфере духовной и политики. Так, объективный ученый видел негативные последствия смуты для развития общественного сознания: "Разрушение старых идеалов и устоев жизни вследствие невозможности сформировать из наскоро схваченных понятий новое миросозерцание... А пока не закончится эта трудная работа, несколько поколений будут прозябать и метаться в том межеумочном, сумрачном состоянии, когда миросозерцание подменяется настроением, а нравственность разменивается на приличие и эстетику".

Говоря о "политической работе" смуты, Ключевский прослеживает эволюцию Московского государства до и после нее: "Московское государство Иоаннов – вотчинное государство... Государство первых Романовых - национальный русский союз со свежими воспоминаниями и привычками вотчинного порядка, управляемый посредством класса военных услуг, содержимых за счет управляемого народа. Центр тяжести в первый период – в Боярской думе, во второй - в Разряде. Постельное крыльцо взяло верх над Передней".

Горечь вывода Ключевский объясняет во многих трудах: по-прежнему существовал "тягловый, неправовой строй государства", где одни отбывали повинности, а другие пользовались льготами; по-прежнему не было соответствия между правами и обязанностями, по-прежнему народ не умел использовать право выбора царя, по-прежнему существовало социальное бесправие, и т.д. На примере отношений правительства к Земскому собору Ключевский показывает, что "Учредительное собрание, каким был избирательный собор года по отношению к царю, как-то превратилось в исполнительное, ответственное перед тем, кому оно дало власть". Так "с идеей нераздельности верховной власти примирились с помощью диалектики". Иначе говоря, несмотря на определенные подвижки, суть власти оставалась прежней. В XVI в. правительство созывало должностной собор, чтобы найти в нем ответственных исполнителей соборного приговора или царского указа, в XVII в. избирательный собор 1613 г. сразу же после выборов царя "превратился в распорядительную комиссию", а дальше — "из носителя народной воли превращался в выразителя народных жалоб и желаний, а это, разумеется, не одно и то же".

Итак, избранная народом представительная власть постепенно теряла свои функции, подавляясь властью, где государство - "хозяйство государя". Так на заре "разделения властей" в России "вотчинность" власти одержала верх над избранным народом представительным органом. Правда, сделала она это "мягче", "диалектичнее", нежели в наши дни - с её разгоном и расстрелом парламента.

Гибкость приспособления состояла в том, что восстания "черных людей" против "сильных" вызывали "приказную подделку под народную волю", - феномен, сопровождавший всю последующую историю России. Право, вырванное "чернью", в конечном счете превращалось в повинность, а личная свобода становилась обязательной и поддерживалась кнутом. За счет свободы народного труда шло "отверждение" общества. В условиях, когда "само правительство было деятельным фактором общественного расстройства", земское представительство разрушалось снизу, но ему помогало и "правительство, подменяя земское представительство ни к чему не обязывавшими особыми совещаниями". По мере упрочения династии Земский собор становился ненужным даже в качестве "правительственного пособия".

Как можно убедиться, выход из смуты не одномоментный акт. И, как справедливо отмечают российский историк А.Н. Сахаров и польский ученый Я. Браткевич, нельзя сбросить со счетов цивилизационный, социально-политический кризис, продолжавшийся после воцарения Романовых на российском престоле в течение XVII в. Такой противоречивый характер принял выход из Великой смуты. Красной нитью через все описания последствий смут у Ключевского проходит идея: потенциальные возможности смуты в будущем сохранялись, но, главное, "сила народного духа" после таких смут увеличивалась. "Смута - переходные времена, которые нередко ложатся широкими и темными полосами между двумя периодами... Их значение - не в них самих, а в их последствиях... Такие эпохи перерабатывают развалины погибшего порядка в элементы порядка, после них возникающего". Начиная с первой смуты, в стране шли два разнородных процесса - дробление и собирание раздробленного в целое. И окончательный их итог зависел от конкретных условий и "силы народного духа".

2

2. Труд  С.Ф. Платонова «Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI-XVII вв.»

В своей главной исследовательской теме, связанной с эпохой Смутного времени, объясняя мотивы своего обращения к этой теме, С.Ф. Платонов писал: «Мне представлялось, что это время является историческим узлом, связующим старую Русь с новой Россией. Естественным казалось взяться, прежде всего, за этот узел и потом, держась за путеводные нити, расходящиеся из этого узла, или восходить в древнейшие эпохи, или спускаться в новейшие времена».

В основе такого взгляда Платонова лежала мысль С.М. Соловьева о том, что начало новой России следует искать в событиях начала XVII в., что реформы Петра I не были внезапным крутым поворотом в истории страны, а имели корни в событиях Смутного времени. Смута, считал Соловьев, представляла собой последний акт борьбы старых родовых «начал» с новыми государственными, после чего последние восторжествовали окончательно. Свою исследовательскую задачу Платонов видел в том, чтобы вложить в эту

формулу «конкретное содержание и на фактах показать, как погибал в Смуте старый порядок и в каких формах возникал новый — тот порядок, в условиях которого создавалось наше современное государство».

В то же время в платоновских «Очерках по истории Смуты» появилась и другая линия исследования, которая была связана с изучением общественного строя и сословных отношений. В этом сказалось влияние Ключевского, стимулировавшее Платонова искать в «древнерусской жизни движение и борьбу идей ... конкретных отношений общественного верха и низа, господ и управляемой массы, труда и капитала (т. е. отношений землевладельцев и зависимого от них крестьянства)». В своем исследовании Смуты он опирался на мысль Ключевского о том, что в основе Смуты лежала социальная рознь, порождаемая тягловым строем Московского государства, и что, начавшись с раздора в верхах после смерти Ивана Грозного, Смута в конце концов переросла в открытую социальную борьбу в период восстания И.И, Болотникова. Платонов подошел к Смуте как к сложному социальному и политическому кризису в стране, истоки и последствия которого далеко выходили за рамки начала XVII в. В его работе тщательно проанализированы географические, демографические, экономические, социальные факторы и условия, в которых развивались события Смуты. Во вступительной части «Очерков по истории Смуты» ученый, опираясь на труды своих предшественников, впервые в русской историографии XIX в. дал всесторонний и обстоятельный обзор географических районов складывающегося государства (Московский центр, Новгородские и Псковские земли, Поморье, Поволжье, города запада и «Дикое поле»). Он охарактеризовал территорию и управление, географические особенности каждого района, ход его заселения, сельское хозяйство и промыслы, размещение крупного привилегированного землевладения, возникновение поселений, городов, характер торговли и т. д. По словам академика М.Н. Тихомирова, это был «своего рода краткий очерк исторической географии России XVI в., написанный с большим знанием дела».