Доклад по "Истории"

 

Так, уже в первом известном  международном договоре Древней  Руси, заключённом с Византией  в 907 году и дошедшем до нас в составе  «Повести временных лет», Полоцк (Полътескъ) называется русским городом. Одно из условий данного договора гласит: «даяти углады на руские городы: п?рвое на Киевъ, таже и на Черниговъ, и на Переяславлъ, и на Полътескъ, и на Ростовъ и на Любечь и на прочая городы»[1]. Речь в этом положении  идёт об уплате Византией дани (углада) русским городам. Указанный договор  был результатом военного похода великого князя Олега на Константинополь, в котором наряду с другими  русскими дружинами принимали участие  и полочане.

 

В договоре 907 года, а также  в последующих соглашениях с  греками (заключённых в 911 и 944 годах) все подданные великого киевского  князя именуются «русью», «русинами», «людьми Руской земли».

 

Полоцкие земли именуются  русскими и в известном памятнике  древнерусской литературы – «Слове о полку Игореве», написанном предположительно в конце 12 века и повествующем о  неудачном походе русских князей на половцев в 1185 году. Автор данного  произведения является горячим поклонником  князя Всеслава Чародея, много говорит  о Полоцкой земле и её князьях  и даже несколько идеализирует их. При этом всё содержание «Слова о  полку Игореве» проникнуто идеей  единства Русской земли и недопустимости княжеских усобиц, ослабляющих Русь перед лицом набегов кочевников. Призывая Ярославичей (потомков Ярослава Мудрого) и внуков Всеславовых (полоцких князей) прекратить междоусобную вражду, автор восклицает: «Вы бо своими крамолами начясте наводити поганыя  на землю Русьскую, на жизнь Всеславлю»[2]. Под «жизнью Всеславлю» понимаются владения полоцкого князя Всеслава, которые для автора «Слова» являются частью Русской земли.

 

Проводя идею о недопустимости княжеских усобиц, создатель «Слова о полку Игореве» с горечью  повествует о битве на реке Немиге в 1067 году, когда скрестили своё оружие полки сыновей Ярослава Мудрого  и полоцкого князя Всеслава. Вот  как описывается в «Слове»  страшный исход данной битвы: «На  Немизе снопы стелють головами, молотять цепы харалужными, на тоце животь кладуть, веють душю отъ тела. Немизе кръвави  брезе не бологомъ бяхуть посеяни, посеяни  костьми русьскыхъ сыновъ»[3] («На  Немиге снопы стелют головами, молотят  цепами булатными, на току жизнь кладут, веют душу от тела. У Немиги кровавые берега не добром были посеяны –  посеяны костьми русских сынов»). Как видим, автор подчёркивает братоубийственный  характер данного вооружённого конфликта, указывая на то, что все павшие на поле брани войны (и полочане, и  киевляне, и черниговцы, и переяславцы) – «русские сыны», представители  одного народа.

 

 

 

Киевская Русь – колыбель русской цивилизации. Следует отметить, что только территория современной  Республики Беларусь полностью вписывается  в границы Киевской Руси.

 

Идея единства Русской  земли в удельный период ярко выражена в «Слове о погибели Русской земли», написанном в первой половине 13 века. Из содержания данного произведения следует, что отдельные русские  княжества со своими столицами и  князьями составляли одну страну –  Русь, которую населял русский  народ. В «Слове» дано довольно точное описание границ Руси: «Отселе до угоръ  и до ляховъ, до чаховъ, от чахов до ятвязи и от ятвязи до литвы, до немець, от немець до корелы, от корелы до Устьюга, где тамо бяху тоймици погании, и  за Дышючимъ моремъ; от моря до болгаръ, от болгарь до буртасъ, от буртасъ  до чермисъ, от чермисъ до моръдви»[4]. Таким образом, Русская земля  находилась в следующих границах: на западе она соседствовала с  землями венгров, чехов, поляков, литовцев, ятвягов и проживающих в Прибалтике немцев, на востоке – с землями  волжских булгар, буртасов, черемисов (марийцев), и на севере – с землями  карелов и Белым (Дышащем) морем. Несложно заметить, что вся территория современной Республики Беларусь включена в эти границы.

 

Иностранные авторы также  воспринимали Полоцкую землю в качестве неотъемлемой части Древней Руси. Немецкий летописец Генрих Латвийский в своей «Хронике Ливонии», повествующей о завоеваниях немецких рыцарей  в Прибалтике в первой четверти 13 века, отождествляет Полоцкое княжество  с русским, а полоцкого князя  Владимира называет русским королем. И Полоцк, и Псков, и Новгород предстают  в «Хронике Ливонии» в образе единой Русской земли – «Руссии» –  с её национально-религиозным отличием как от меченосцев, так и от литовских  племён. «Славянские хроники» Арнольда Любекского также именуют князя  Владимира «королём Руссии из Полоцка».

 

Таким образом, исторические источники ясно свидетельствуют  о наличии у славянского населения  всей Древней Руси русского этнического  самосознания. Жители Киева, Полоцка, Витебска, Новгорода, Владимира и других городов  Руси осознавали себя единым народом, живущим на одном пространстве, в  пределах своей страны, которую они  называли Русской землёй. Сложившееся  этническое самосознания является завершающим  этапом в формировании этнической общности.

 

Значительную роль в формировании самосознания русских людей сыграли  принятие христианства и образование  Русской Церкви. Как справедливо  отмечает современный белорусский  философ И.В. Бусько: «С 10 века роль этнического  самосознания выполняла восточнохристианская, православная идентичность, слившаяся  с этнонимом «Русь», самоназванием  «русский»[5].

 

Церковь способствовала укреплению идеи духовного и политического  единства Руси, осознанию населением своей принадлежности к одному народу.

 

Консолидирующая роль православной веры и церкви видна на примере  общерусского почитания князей-страстотерпцев Бориса и Глеба, приявших мученическую смерть от рук их сводного брата  князя Святополка Окаянного. Борис  и Глеб стали первыми русскими святыми, причём, как верно отмечает протоиерей Игорь Аксёнов, «прославление  князей-страстотерпцев совершилось  не по инициативе греческого священноначалия  Русской Церкви, а скорее вопреки  ему, принуждаемому согласиться  с канонизацией Бориса и Глеба  под давлением всенародного их почитания  как чудотворцев-целителей и заступников  Русской земли»[6].

 

Святые Борис и Глеб стали восприниматься всеми русскими людьми в качестве небесных заступников  и молитвенников за наше Отечество. «Вы наше оружие, земли Русской  защита и опора, мечи обоюдоострые, ими дерзость поганых низвергаем и дьявольские козни на земле  попираем»[7] – таким исповеданием святых князей-страстотерпцев Бориса и Глеба подводит итог их житийному  повествованию автор «Сказания  о Борисе и Глебе».

 

В Полоцком княжестве вместе со всей Русью глубоко почитали первых русских святых. Близ Полоцка в 12 веке был воздвигнут Борисоглебский монастырь, в то же время в Новогородке  была построена Борисоглебская церковь, а на самом западе Русской цивилизации, на Гродненщине, по сей день стоит  построенная также в 12 столетии Коложская  церковь, освящённая в честь страстотерпцев Бориса и Глеба.

 

Ещё одним важным фактором единства Руси являлось существование  единого древнерусского языка, который  имел свою литературную норму, а также  ряд диалектов. Выделяются, в частности, следующие диалектные зоны: юго-западная (киевские и галицко-волынские говоры), западная (смоленские и полоцкие говоры), юго-восточная (рязанские и курско-черниговские говоры), северо-западная (новгородские и псковские говоры), северо-восточная (ростово-суздальские говоры). При  этом наличие диалектов и некоторых  местных особенностей является естественным и вовсе не исключает существование  единого языка. Как отмечают крупнейшие знатоки древнерусских письменных источников М.Н. Тихомиров и Д.С. Лихачёв, наличие диалектов не даёт никаких  оснований полагать, что в Киеве, Полоцке, Новгороде и других русских  городах говорили на разных языках; древнерусский язык, несмотря на диалектные различия, был понятен повсюду[8].

 

Древнерусский язык был одним  из самых развитых языков того времени. Он насчитывал десятки тысяч слов, что позволило перевести на него не только церковную, но и античную литературу. На Руси сложилась целая  плеяда выдающихся писателей и проповедников, среди них особенно выделялся  уроженец Туровской земли епископ  Кирилл, которого современники называли «русским Златоустом» и который  является сегодня одним из самых  почитаемых в Белоруссии святых. Проповеди, поучения, молитвы и каноны, созданные  Кириллом Туровским, многократно переписывались, причём во всех без исключения уголках  Древней Руси.

 

Материальная культура древнерусского общества также отмечена единством. Практически невозможно отличить большую  часть предметов материальной культуры (таких как народная одежда, украшения, керамика и др.), изготовленных, например, в Киеве, от аналогичных предметов  из Новгорода или Минска. Единый тип культуры при всем ее разнообразии – характерная черта древнерусского этноса.

 

Таким образом, исходя из приведённых  исторических фактов, мы можем сделать  вывод о том, что в период существования  Киевской Руси сформировалась самобытная русская (древнерусская) народность, которая  включала в себя жителей всех княжеств Руси, в том числе и Полоцкого  княжества.

 

Как видим, у противников  русского единства нет никаких серьёзных  аргументов в защиту своих сепаратистских проектов, и последней соломинкой, за которую они хватаются, дабы «национализировать»  общерусское наследие Киевской Руси, является факт многочисленных княжеских  междоусобиц.

 

Украинские самостийники пытаются представить войны между  русскими княжествами как межнациональные  конфликты, в которых будто бы проявился национальный антагонизм «москалей» и украинцев. Обычно в  качестве примера здесь приводится взятие Киева ростово-суздальским  князем Юрием Долгоруким, а затем  и его сыном Андреем Боголюбским. При этом сепаратистов-мифотворцев  не смущает даже то, что основным союзником Юрия Долгорукого в  борьбе за Киев был галицкий князь  Владимирко, а под знамёнами Андрея Боголюбского против киевского князя  Мстислава Изяславича в числе  прочих сражались волынские, переяславские  и новгород-северские полки, то есть дружины из тех княжеств, которые  находились на территории современной  Украины. Кроме того, данные авторы по своему обыкновению «забывают» о  том, что в 12 веке слово «украина» («оукраина») употреблялось исключительно  в значении пограничной земли (окраины) и никакой этнической окраски  не имело.

 

Что касается свядомых белорусских  историков, то они при всём желании  не могут в полной мере перенять парадигму своих коллег с Украины. Во-первых, потому, что Полоцкое княжество  занимало только часть современных  белорусских земель, и, например, туровские  полки в составе дружины киевского  князя воевали против полочан, а  во-вторых (и главных), полоцкие князья чаще всего конфликтовали с южнорусскими правителями (то есть «украинцами» в  терминологии сепаратистов), а задача историков националистического  направления состоит в том, чтобы  вбить клин между белорусами и  великорусами, изобразить извечную вражду именно этих частей русского народа.

 

В итоге белорусские националисты изобрели свой исторический миф, суть которого сводится к тому, что во время межкняжеских вооружённых  конфликтов независимая полоцкая (прабелорусская) держава отбивалась от имперских притязаний «империи Рюриковичей». В очередной раз нельзя не отметить изобретательность свядомых историков.

 

Однако все сепаратистские теории разбиваются вдребезги, когда  к изучению междоусобных войн применяется  строго научный исторический подход. Сепаратисты пытаются переносить понятия 19 - начала 20 веков на события восьмисотлетней  давности, заявляя о существовании  в то время украинцев, «москалей» или «прабелорусов», а также о  наличии между ними «антагонизма». На самом деле, как было показано выше, у всех жителей Древней Руси имелось одно национальное самосознание – русское, а Полоцкое княжество  являлось необъемлемой частью Русской  земли, следовательно, ни о каком  национальном или межгосударственном антагонизме не могло быть и речи.

 

При этом личные интересы князей разросшейся династии Рюриковичей  были различными и в ряде случаев  противоположными. Военные конфликты  между русскими князьями вспыхивали из-за территориальных споров, а  также из-за споров о принадлежности Киева, который даже в удельный период сохранял значение первого престола Руси. Таким образом, одни русские  князья во главе своих дружин воевали  против других русских князей за контроль над русскими городами.

 

Следует отметить, что полоцкие князья воевали друг с другом больше, чем с Киевом или другими княжествами  Руси, причём зачастую они привлекали к своим внутренним междоусобицам  князей из соседних русских земель. Так, например, в 1104 году полоцкий князь  Давыд Всеславич вместе с дружинами  южнорусских князей осаждал в  Минске своего брата Глеба, а в 1158 году Рогволод Борисович, представитель  полоцкой ветви Рюриковичей, при  помощи полков черниговского князя  Святослава Ольговича выгнал из Друцка своего ближайшего родственника Глеба  Ростиславича и вернул себе данный удел Полоцкого княжества.

 

Таким образом, мы приходим к  очевидному для любого непредвзятого  исследователя выводу о том, что  княжеские усобицы на Руси являлись проявлением борьбы за власть между  многочисленными князьями из династии Рюриковичей и не имели никакой  национальной подоплёки, равно как  и характера межгосударственного  противостояния.

 

Итак, как видим, сепаратистские теории, направленные на отрицание  русского единства в рамках Киевской Руси, не выдерживают проверку историческими  фактами и являются попытками  сконструировать исторические мифы в угоду политическим или идеологическим фантазиям русофобской интеллигенции.