Гитлер и Сталин: сходства и различия двух великих тиранов прошлого столетия

Глаза каждого... устремлены на Гитлера. Глаза, полные решимости  умереть за идеал» (32, с. 146).

Того же самого добивались — и в конце концов добились Сталин и Мао Цзедун.

В СССР Сталин поставил себя в положение живого бога. Повсюду висели его портреты, в каждом мало-мальски крупном поселке, не говоря уже о городах и городках, возвышались его статуи. Пресса была переполнена в течение двух десятилетий ежедневно подобострастными, до предела угодливыми восклицаниями и высказываниями в адрес Сталина.

• «Правда», 8 января: «Да здравствует тот, чей гений привел нас к невиданным успехам, — великий организатор побед советской власти, великий вождь, друг и учитель — наш Сталин!»
• «Правда», 30 декабря: «Да здравствует наш гениальный вождь, творец Конституции, первый и лучший друг науки — товарищ Сталин!»
• «Правда», 17 октября: «Да здравствует вождь и учитель, наш отец и друг, наша радость и надежда — родной, любимый, великий Сталин!»
• «Правда», 8 марта 1939 г: «Пусть живет отец, да здравствует наш отец родной — Сталин-солнышко!»
• «Правда», 21 декабря: «Ленина нет, Сталин стал для нас учителеv и другом. ...Высоко парит орел, видя с высоты то, что не видят в долине, и смело ведет человечество к коммунизму».

В начале пятидесятых годов  обычные определения Сталина  — «великий вождь и учитель  всех народов» порой писались с большой  буквы, то есть следующим образом: «Великий Вождь и Учитель». Результаты этой обработки массового сознания прослеживаются даже сегодня — до сих пор еще немало представителей старшего поколения, а также людей определенного типа, страдающих бабской тоской раба по господину, не избавились от чувства преклонения перед «вождем».

Такого же положения живого бога достиг в Китае Мае Цзедун.

М. Яковлев, работавший в  Китае 17 лет, вспоминает:

«Непомерное прославление и наделение личности Мао и  его «идей» сверхъестественной силой  привели к прямому его обожествлению. Императоры всегда обожествлялись в  Китае. Но обожествление личности Мао  Цзедуна превзошло все, что известно в истории Китая о пышных царствованиях  «наместников Бога на земле». Оно приняло  уродливые формы идолопоклонства.

Каждое его  публичное появление преподносилось как исключительное событие. Он сравнивался  с небесным светилом или выдавался  за второе светило.

Почти во всех общественных местах в вестибюле стояло гипсовое или мраморное изваяние «кормчего». Хунвэйбины носили по улицам китайских  городов портреты Мао Цзедуна  как иконы. Жених и невеста  во время бракосочетания трижды кланялись  портрету «кормчего» (104, с. 245).

Пропаганда внушала китайцам:

«Мы должны решительно выполнять все указания Мао Цзедуна, как те, которые мы понимаем, так  и те, которые мы в данный момент не понимаем...

Необходимо выполнять  не только те указания председателя Мао, которые хорошо осмыслены, но и те, которые пока не осмыслены». (88, с. 247).

Появлению Мао предшествовала также определенная музыка — марш «Алеет Восток».

Описание одного из митингов с участием Мао:

«Площадь Тяньаньмэнь  забита хунвэйбинами, цзао-фанями и  военными. Над площадью загремели  звуки песни «Алеет Восток» («Дунфан  хун»), песни, которая исполнялась  только при появлении Мао Цзедуна. По широкому коридору, образованному  солдатами, на зеленом военном вездеходе  в сопровождении приближенных и  охраны ехал «великий кормчий». Он был  облачен в военную форму. Площадь  забурлила. «Десять тысяч лет  жизни председателю Мао! Миллион  лет жизни председателю Мао!»  — вопили в исступлении сотни  тысяч человек. И рвались к  месту, где только что проехал  современный «сын неба», чтобы прикоснуться к «освященной земле» (104, с. 243, 244).

Обычно после таких  сборищ на земле оставались лежать десятки трупов людей, задавленных  в столпотворении.

Если печатная и устная пропаганда воздействовала преимущественно  на сознание человека, то огромным количеством  портретов и статуй «вождя», а  также массовыми митингами, гигантскими  театрализованными зрелищами фашисты  через образный уровень психического восприятия давили на подсознание человека, формировали в нем чувство  покорности «вождю» и чувство  преклонения перед ним. Вездесущность  «вождя» подтверждалась вездесущностью его портретов и статуй. Размах массовых мероприятий, толпы восторженных, стремящихся к «вождю» людей  создавали иллюзию его величия: эта картина запечатлевалась  в представлении людей и вызывала в них чувство психопатического преклонения перед «вождем». Миллионы людей превращались в тех же самых  паранойяльно-истеричных психопатов, одержимых сверхценной идеей  — идеей

всемогущества, непогрешимости и гениальности «вождя».

Это была, если так можно  выразиться, искусственная, наведенная психопатия.

Но эти театрализованные представления являлись не только акциями, с помощью которых оболванивались миллионы людей, а фашистские «вожди»  получали возможность лишний раз  ощутить остроту своей власти, ощутить ее необъятность и беспредельность.

Элемент театральности в  поведении фашистских «вождей» обусловливался и некоторыми другими факторами.

ЭЛЕМЕНТ ТЕАТРАЛЬНОСТИ  КАК СИМПТОМ ИСТЕРИЧЕСКОЙ ПСИХОПАТИИ

Театральность поведения  фашистского «вождя» обусловлена  и необходимостью играть эту роль, которая предписана ему его формальной идеологией. В связи с этим необходимо подробнее остановиться на элементе театральности в процессе фашизации.

Эта особенность свойственна  любому процессу фашизации, независимо от того, где, когда и под какими лозунгами он осуществляется. Но особенно ярко данная особенность проявляется  в процессе фашизации коммунистической партии.

Как уже отмечалось, элемент  театральности в поведении фашистов обусловлен резким расхождением между  их реальной и формальной идеологиями, между реальной сущностью их действий и их формальным, официальным истолкованием. Фашисты везде и всегда стремятся  в первую очередь к власти, но они не могут открыто объявить об этом и поэтому вынуждены прикрывать свои подлинные устремления лживыми  лозунгами, оправдывающими и обосновывающими  их направленные на захват власти действия. Вследствие этого фашистам приходится предпринимать действия не только лишь по захвату власти, быть не только самими собой, но в какой-то степени действовать  в соответствии с теми демагогическими  лозунгами, которыми они маскируют  свои подлинные цели и побуждения. То есть фашисты в определенной степени  должны быть и теми, кем выставляют себя в своей лживой пропаганде, должны играть роль тех, кем они себя объявляют.

Гитлер играл роль объединителя всего германского народа, всех его  классов и слоев вокруг идей борьбы за интересы Германии, в то время  как его настоящей целью была власть и одна только власть — над  Германией, над Европой, над всем миром.

Сталин играл роль «коммуниста», целью которого является построение социалистического общества — свободного объединения гармонически развитых людей, хотя на самом деле его цель была точно такая же, что и у Гитлера: власть над партией, над страной, как можно большим числом государств.

То же самое можно сказать  и про Мао Цзедуна.

Играя свои роли, фашисты, естественно, заставляют и всех вокруг себя включаться в игру и играть те роли, которые  отводятся фашистами другим участникам спектакля. Чем глубже расхождение  между реальной и формальной идеологиями  фашистов, тем сильнее в процессе фашизации элемент театральности.

Нетрудно заметить, что  наиболее велико это расхождение  у фашистов, прикрывающихся коммунистической идеологией.

Коммунизм и фашизм —  это две противоположности, две  взаимоисключающие философии и  идеологии.

Тем убедительней и решительней  должны играть свою роль фашисты, прикрывающиеся марксистской идеологией, тем грандиозней  и тем беспощадней к коммунистам  должен быть спектакль процесса фашизации  коммунистической партии, истребляемой фашистами, тем нелепее и чудовищнее должны быть те роли, которые в этом спектакле распределяются между  фашистами и коммунистами, тем  нелепее и чудовищнее должно быть распределение ролей.

П. П. Владимиров отмечал  в своем дневнике (запись от 13 января 1944 г.):

«Я на долгом, непрекращающемся, трагикомическом  спектакле» (20, с. 255).

Для коммунистов тот чудовищный спектакль, который развертывается под прикрытием шумных идеологических стереотипов о «правом уклоне», о «меньшевистском крыле», «предателях», «шпионах», «диверсантах», сохраняет, несмотря на всю его надуманность и фальшь, ясно ощущаемую всеми серьезность и важность в том смысле, что речь идет о партии, о социализме, об угрозе им, угрозе тому, что для каждого коммуниста является святыней.

Фашисты относятся к этим понятиям сугубо спекулятивно; играя  вполне серьезно свои роли, они в  глубине души относятся к разворачивающемуся спектаклю, именно как к спектаклю  — таким образом, в этом плане  у них было определенное преимущество.

«В такой момент, когда буржуазия сама играла чистейшую  комедию с самым серьезным  видом, — писал Маркс в «18 брюмера», — когда она была наполовину одурачена, наполовину убеждена в торжественности своего собственного лицедейства, — в такой момент авантюрист, смотревший на комедию, просто как на комедию, должен был победить» (64, с. 469).

Сталин и Мао, несомненно, смотрели на трагикомедию процесса фашизации  ВКП(б) и КПК, именно как на трагикомедию, большевики и китайские коммунисты Сталиным и Мао Цзедуном были наполовину одурачены, наполовину убеждены, и поэтому  должны были проиграть.

После того как 8 декабря 1932 г. Штрассер сложил с себя все партийные  полномочия и, таким образом, признал  свое поражение в борьбе с Гитлером, тот разыграл следующую сцену: собрав партийных бонз и депутатов в  Берлине, чтобы публично узаконить  свое торжество над Штрассером и  заодно представить его изменником, Гитлер принял черзвычайно подавленный  и убитый вид.

«Возмутительно, что Штрассер мог поступить так  с нашим вождем», — воскликнул с места на задней скамье Шлейхер, давний враг Штрассера.

«Я никогда  не допускал, что Штрассер может  так поступить», — сказал Гитлер всхлипывая и положив голову на стол (27, с. 224).

Результатом этой душераздирающей  сцены был бурный поток изъявлении преданности и верности, хлынувший  на Гитлера со всех сторон.

Сталин, организовывая убийство Кирова, а затем выражая публичную  скорбь, печаль по поводу смерти «любимца партии и парода», а также гнев против убийц Кирова, проявлял тем  самым незаурядное актерское  мастерство, как и на протяжении всего процесса фашизации ВКП(б).

Р. Конквест отмечает в связи  с этим:

«Гроб с телом  Кирова поместили в Колонном зале Дома Союзов... Когда Сталин увидел тело, но... вышел вперед и поцеловал  труп в щеку. Было бы интересно поразмышлять о его чувствах в тот момент» (36, с. 141).

«Mao Цзедун по натуре артист, — отмечал П. П. Владимиров. — Умеет скрывать свои чувства и ловко разыгрывать свою роль даже перед хорошо знакомыми ему людьми. Порой разыграет кого-нибудь очень серьезно, а потом спрашивает, удачно ли получилось» (20, с. 632).

Практика показала, что  фашисты обладают куда более развитыми  актерскими способностями, чем коммунисты, которым необходимость разыгрывать, изображать из себя коммунистов кажется, естественно, какой-то дикостью и нелепостью, в то время как для фашистов это работа, это вопрос власти. Поэтому  они вкладывают в игру, как говорится, всю душу, в то время как коммунисты «в роли коммунистов» выглядят как-то неубедительно.

После сосредоточения власти в руках фашистского «вождя»  элемент театральности, то есть символизация, раздвоение смысла различных сторон, факторов и обстоятельств процесса фашизации достигает крайней  степени.

Постепенно фашисты трансформируют организационную и идеологическую сферу внутрипартийной жизни: от обмена деловой информацией партия переходит к полумистическому обмену символами — идеологическими  стереотипами. По мере того как процесс  фашизации компартии углубляется  и расширяется, партия от обсуждения различных вопросов делового характера, от деловых дискуссий постепенно переходит к театрализованным представлениям, где члены партии играют роль обвинителей  и обвиняемых, кающихся и перевоспитываемых, разоблачителей и разоблаченных, где  в конце концов фашисты играют роль «коммунистов», «марксистов», а  коммунисты вынуждены играть роль «фашистов», «предателей», «шпионов», и где «великий и любимый вождь», убийца сотен  тысяч коммунистов, торжественно выступает  в роли «гения марксизма».

Спектакль, конечно, просто потрясающий. Но неизбежно наступает  время, когда публика все внимательнее, пристальнее и недоверчивей всматривается  в лица актеров.

РАЗДВОЕНИЕ ЛИЧНОСТИ ФАШИСТСКОГО «ВОЖДЯ» ВСЛЕДСТВИЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ МЕЖДУ ЕГО ФОРМАЛЬНОЙ И РЕАЛЬНОЙ ИДЕОЛОГИЯМИ

Пока еще спектакль  не окончен и роли не сыграны, фашистский «вождь» неутомимо изображает из себя того, кем он якобы является, если верить фашистской пропаганде.

Несовпадение поведения  «вождя», его театральной, ролевой  позы с его реальной сущностью, с  реальным смыслом и содержанием  его поступков не может не оказывать  не его психику мощного разнонаправленного, раздваивающего воздействия.

В нем все время должны жить два человека: один — это  «великий вождь», «борец» за те или  иные высокие идеалы, и другой —  руководитель и корректировщик действий первого, организующий их так, чтобы  достигалась действительная, подлинная  цель фашистского «вождя» — наибольшая личная власть.