Переходная экономика в России

     Накопленный  в 90-е годы опыт реформирования  экономики России (как и других  стран, переходящих к рынку)  показывает, что перечисленные задачи  решаются в течение неодинаковых периодов.

     Сравнительно  быстро и легко были решены  задачи либерализации в виде  демонтажа планового управления, отмены или ослабления государственного  контроля над хозяйственной деятельностью  как на внутреннем, так и на  внешнем рынке. Как показали события 1998 г., кризисные явления могут повлечь за собой усиление государственного вмешательства в экономику, но в неизмеримо меньшей, чем при АКС, степени.

     Однако  либерализация цен сопровождается  резким ростом социального недовольства и может породить гиперинфляцию. Стремительная либерализация внешнеэкономической деятельности, в свою очередь, может повлечь за собой усиление диспропорций в экономике.

     Перестройка  отношений собственности происходит  в различных отраслях экономики  неодинаковыми темпами. Быстро и без особых трудностей прошла приватизация небольших хозяйственных объектов преимущественно в сфере бытового обслуживания.

     Вместе с тем эффективная приватизация в отличие от формальной смены собственника оказывается довольно длительным процессом, равно как и создание конкурентной среды.

     Значительных  и долговременных усилий требует  реформирование социальной сферы и преодоление унаследованных структурных диспропорций. Это связано с тем, что реформы в обеих областях неизбежно влекут за собой крайне тяжелые социальные последствия.

     В России  в 90-е годы были созданы основные  организационные и правовые институты рыночной экономики, была проведена приватизация преобладающей части крупных и почти всех мелких и средних предприятий промышленности, строительства и торговли. По оценке некоторых экономистов, народное хозяйство в России к концу 90-х годов продвинулось только на 20-25% по пути от планового централизованного хозяйствования к либеральной рыночной экономике, создав еще далеко не совершенную инфраструктуру рынка [3, С. 94-103].

2. ИНСТИТУЦИОНАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ ПОСТСОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ПЕРЕХОДНОГО ПЕРИОДА

     В начале постсоциалистической трансформации господствовало убеждение, что для формирования жизнеспособной рыночной экономики достаточно разрушить механизмы контроля, свойственные административно-плановой системе, провести стандартные меры по либерализации и стабилизации экономики, а также приватизировать большую часть государственного имущества, открыв тем самым простор развитию здоровых рыночных сил и структур. Реальные процессы перехода оказались значительно сложнее, чем предполагалось. Демонтировав в короткие сроки старые институты, обеспечивавшие приемлемый уровень бюджетной, финансовой, производственной, социальной стабильности, реформаторы не смогли столь же быстро создать "каркас" рыночной экономики, гарантирующий устойчивость системы на макро- и микроуровне, - то есть многочисленные институты, никогда не существовавшие при социалистической системе.

     Имеются в виду прежде всего частная собственность как важнейший институт рыночной экономики, многочисленные правовые регулирующие институты, обеспечивающие четкое разграничение имущественной ответственности (кодексы, законы), институты, определяющие ответственность за собственность других лиц (нормы бухгалтерского учета, банковское регулирование, регулирование рынка ценных бумаг и деятельности инвестиционных посредников), институты, структурирующие и делающие предсказуемым поведение партнеров по рыночным отношениям (в первую очередь контрактное право), и др.

     Опыт реформирования постсоциалистической экономики подтверждает стратегическую важность институционального аспекта трансформации, его главенствующую роль в сравнении с экономической политикой. Последняя может быть вполне успешной в определенные отрезки времени, но отдельные позитивные ее результаты еще не обеспечивают реального продвижения к нормальному устойчивому саморазвитию экономики на рыночной основе. Вместе с тем анализ более чем десятилетнего опыта социально-экономической трансформации в постсоциалистических странах свидетельствует о том, что в них пока происходит главным образом имитация элементов рыночной инфраструктуры, скопированной с развитых стран. Наличие коммерческих банков, бирж, инвестиционных посредников, номинального рынка ценных бумаг еще не гарантирует укрепления государственных и корпоративных финансов, формирования эффективного рынка капиталов и повышения ликвидности производительного капитала, роста инвестиций в реальный сектор экономики. Причем проблема состоит не столько в отсутствии законодательных рыночных норм и соответствующих структур, сколько в неэффективности, а в ряде случаев и невозможности безусловного следования таким нормам. Организации и физические лица прямо сопротивляются, казалось бы, разумным требованиям властей и придерживаются правил и норм поведения, плохо согласующихся с новыми рыночными институтами.

     Корни проявляющегося рассогласования в функционировании формальных и неформальных институтов в переходной экономике постсоциалистических стран надо искать в прежней институциональной системе. В недрах плановой экономики, которая характеризовалась весьма жесткими формальными правилами, сложилась мощная система неформальных институтов, опиравшихся на своего рода "рыночные" нормы, успешно компенсировавшие ее дефициты, дисбалансы и прочие препятствия на пути проявления здоровой экономической активности. Во всех социалистических странах существовали рыночные отношения, не подкрепленные соответствующими правовыми институтами. Причем функционировали как скрытые, так и полулегальные рынки. Их было множество и они использовали товарообмен в обход обязательных планов. Выгодные сделки заключались повсеместно, однако они, разумеется, не могли опираться на сколько-нибудь длительные и устойчивые нелегальные отношения и реализовывали в основном кратковременные интересы участников. Здесь отсутствовал главный институт, необходимый для любой нормальной сделки и способствующий наиболее полной реализации потенциала ее сторон, - договорное (контрактное) право. В предпринимательских кругах сформировалось твердое убеждение, что все эффективное, выгодное, "рыночное" осуществляется вопреки действующим легальным нормам. Этот глубоко укоренившийся неформальный институт принимался и властями, хорошо понимавшими полезность скрытых рынков для плановой эконо мики, но не допускавшими их легализации как формального института.

     Подобное "двоемыслие", двойной стандарт, особенно характерный для периода позднего социализма, прочно укрепились в общественном сознании и продолжали действовать и после возникновения новых институтов в начале рыночных реформ. Практика двойных стандартов поддерживалась сложившимися группами интересов, носители которых твердо усвоили опыт противостояния легальной доктрине. Однако если в плановой экономике неформальные институты такого рода сохраняли упорядоченность и устойчивость системы, чего не могли обеспечить одни только механизмы административно-иерархической власти, то в переходной экономике, наоборот, они способствовали консервации привычных алгоритмов действий и их адаптации к принципиально новым институтам лишь формально, без сущностных перемен. Характерно, что поведение организаций и граждан обычно только тогда полностью согласуется с формальными правилами, когда допущенные нарушения реально и неотвратимо влекут за собой карающие санкции властей. В остальных случаях предприниматели предпочитают опираться на неформальные институты, соблюдая требования формальных в той степени, в какой они не противоречат сложившимся интересам.

     Природа массового небрежения законами становится более понятной, если учитывать особенности формальных и неформальных институтов. После принятия юридических решений формальные правила могут меняться одномоментно, "за одну ночь" (смена законодательства, судебные решения, изменения в конституции). В системе институтов они образуют своего рода внешний, поверхностный слой, способный быстро изменяться. Иное дело - неформальные институты (общепринятые привычные стереотипы и нормы поведения, укоренившиеся в индивидуальном и общественном сознании), которые составляют наиболее прочное "ядро" системы институтов, медленно, с трудом поддающееся изменениям. Неформальные институты, определяющие характер действий граждан, фирм, организаций, властных структур, не случайно обозначаются в институциональной теории термином "рутины". Неформальные нормы и правила при всех изменениях окружающей среды меняются постепенно, по мере формирования альтернативных моделей поведения организаций и индивидуумов, связанных с новым восприятием ими выгод и издержек. Новые неформальные нормы с необходимостью возникнут с развитием легального частного бизнеса в условиях либерализации торговли и движения капиталов, приватизации государственного имущества.

Радикальная и быстрая ломка предшествующей системы институтов, затрагивающая, разумеется, лишь часть формальных норм и правил, может привести к катастрофическому рассогласованию в функционировании формальных и неформальных институтов. Именно это и произошло при привнесении в Россию и страны Восточной Европы неоклассической экономической модели. Общественное согласие, возникшее на "волне" демократических политических преобразований, позволило довольно быстро сломать старую систему формальных норм и выстроить на ее месте некий новый "каркас" из принципиально иных социально-экономических институтов. Однако столь же быстро возникнуть и закрепиться новые рутины не могли. А это, в свою очередь, неизбежно должно было вызвать ухудшение общей экономической ситуации, особенно если изменения окружающей среды шли в разрез с прежними стереотипами делового поведения.

В принципе отмеченное рассогласование сопровождает любое  реформирование и постепенно преодолевается по мере отбора и накопления предпринимателями оптимальных в условиях изменяющейся окружающей среды способов поведения, закрепляемых в новых рутинах. Особенность постсоциалистической, прежде всего российской, трансформации заключается в том, что одновременно испытывает стресс перемен огромное число разнообразных предприятий'. В этом случае нормальная адаптация к изменившейся среде затрудняется, и происходит углубление кризиса. Поэтому длительный трансформационный спад имеет и вполне логичное институциональное объяснение. А чтобы кризис не обернулся катастрофой, необходимо использовать в переходный период какую-то часть привычных правил в качестве своего рода "якоря" в нестабильной среде. Выбор конкретных вариантов стабилизирующих институтов определяется специфическими условиями каждой страны. Особая роль здесь отводится государству.

     В этом смысле опыт первых лет трансформации в России, когда политика государства характеризовалась максимальным дерегулированием экономики, весьма показателен. Логика действий реформаторов требовала свободного формирования рыночных институтов при минимальном участии государства. Между тем решить главные задачи перехода к рынку без последовательного государственного контроля невозможно. Осуществление масштабных структурных сдвигов в российской экономике, либерализация торговли, формирование ее принципиально новой законодательной базы и организационных структур, оздоровление бюджета, преодоление инфляции, урегулирование проблем внутреннего и внешнего долга, установление и защита правопорядка, обеспечение прав частной собственности - все эти вопросы не могли решаться на основе саморазвития соответствующих институтов. Опыт постсоциалистической трансформации вообще не знает случаев самозарождения институтов рынка.

     Более того, при отсутствии сознательной целенаправленной политики государства вакуум институтов рынка заполняется псевдорыночными структурами, подменяющими функции государственных органов или имитирующими инфраструктуру рынка. Общеизвестно массовое и практически бесконтрольное образование в первые годы реформ всевозможных бирж, фондов, финансовых и инвестиционных компаний, банков, холдингов и т.п. В структурах государственного аппарата, в свою очередь, формировались многочисленные группы интересов и их разнообразные коалиции, использовавшие слабость государства и отсутствие четких норм государственного контроля. Псевдорыночная инфраструктура, особенно в финансовом секторе, не только не способствовала реальной реструктуризации компаний и эффективному переливу капиталов, но и прямо противодействовала им. В немалой степени к этому подталкивали опыт и навыки работы на скрытых рынках плановой экономики.

     Многие просчеты российских реформ как раз и объясняются непроработанностью вопроса о роли государства в создании и защите институтов рынка. Анализ показывает, что именно названный фактор определяет в конечном счете успехи или провалы переходной экономики. Темпы и последовательность конкретных реформаторских шагов, чему придавалось такое большое значение в первые годы рыночной трансформации и о чем до сих пор идут бурные дискуссии между сторонниками "шокотерапии" и градуализма, правыми и левыми, оказываются уже не столь принципиально важными по сравнению с перестройкой системы институтов. Конкретные действия государства зависят от национальной специфики и состояния экономики в каждый данный момент. Но оно ответственно за главное в сложных условиях переходного периода - не допустить коллапса институтов, обеспечить "мягкую" смену институциональной системы, избежав слишком острых конфликтов между разрушающимися старыми и возникающими новыми институтами.

     В соответствии с первоначальной логикой проведения российских реформ при выработке новых стереотипов поведения предприятия должны были делать оптимальный или по меньшей мере рациональный выбор из множества потенциальных возможностей в складывающейся рыночной среде. В действительности основная их масса предпочла линию на преемственность делового поведения в условиях внешней неопределенности и сохраняла устойчивые стереотипы, базирующиеся на привычных рутинах. Реальный запас рутин, накопленных за десятилетия господства административно-плановых методов управления экономикой, позволял выбрать нужные для каждой конкретной новой ситуации, причем эффективность выбора зависела от опыта и способностей менеджмента. В неопределенной среде, недостаточно структурированной и упорядоченной действиями новых формальных институтов, удачный выбор и исполнение рутин одними организациями послужили сигналом для других. Возникли "цепи" взаимосвязанных алгоритмов поведения со своими лидерами и ведомыми, что особенно ярко проявилось при катастрофически быстром распространении неплатежей, переросшем в настоящий платежный кризис. К ужесточению денежной политики большинство предприятий стало приспосабливаться с помощью хорошо известных им методов, реагируя на финансовый "зажим" властей не сокращением расходов и поиском других возможностей своего финансового оздоровления, а ростом взаимного кредитования. Такое поведение логически вытекало из привычной пассивной денежной политики предприятий в плановой советской экономике, когда кредиты и долги, по сути, не обременяя ни должников, ни кредиторов, просто списывались. Взаимные и банковские неплатежи быстро охватили реальный сектор, вовлекая в свои "цепи" также и те предприятия, которые вполне могли либо рассчитываться по обязательствам, либо понести необходимую имущественную ответственность.