Сюжетные композиции сцен терзания на предметах из Сибирской коллекции Петра I

Еще в XIX веке лингвистами на основании анализа донесенных греками скифских имен (ономастики) и географических названий (топонимики) было установлено, что европейские скифы и их ближайшие родственники - азиатские саки - говорили на иранских языках, принадлежащих к индоиранской семье. Эта семья объединяет различные народы современной Индии, Пакистана, Ирана, Афганистана, а также осетин Кавказа и таджиков Средней Азии. В древности же почти все население Средней Азии и евразийских степей было ираноязычным.

Уже в середине II тысячелетия до н. э., то есть за тысячу лет до возникновения культуры скифской триады, у различных племен, входящих в индоиранскую языковую семью, существовала развитая мифологическая система и культ единых божеств, унаследованные от общих предков. И на основании принадлежности скифов к той же языковой семье, что и древние индийцы, и иранцы, можно сделать вывод, что они должны были в какой-то мере сохранить пережитки древней индоиранской мифологии.

Это предположение надежно подтверждается анализом другого важнейшего источника: сказаний осетин о нартах. Из греческих, армянских, грузинских исторических повествований мы знаем, что осетины, живущие ныне на Северном и Центральном Кавказе, - прямые потомки сако-скифских племен, потесненные в Предкавказье во время великого переселения народов. Знаменитый русский ученый В. Ф. Миллер еще в XIX веке установил, что осетины унаследовали и язык, и многие обычаи и обряды скифов. Его выводы получили блестящее развитие в работах французского исследователя Ж. Дюмезиля и выдающегося советского ученого В. И. Абаева, составившего этимологический словарь и изучившего сказания осетин.

В эпосе о героях-предках нартах, до сего дня бытующем в Осетии, не только сохранились сюжеты, перекликающиеся со скифскими, но и легенды и даже имена, находящие соответствия в Иране и в далекой Индии. Так, осетинский герой Батраз - это индоиранский бог грома и победы Индра Вртраган. И прекрасная Ацырухс - «божественный свет» - это индийская дочь Солнца Тапати - скифская богиня очага Табити - «согревательница»; три рода нартов - Алагата, Ахсартагата и Бората, соответствующие трем скифским родам, - это три социальные группы индоиранцев: жрецы, воины и пастухи.

Осетины до недавнего времени сохраняли многие скифские обычаи и культы, отражающие древнюю индоиранскую традицию: почитание очага, обряды жертвоприношений, ритуал посвящения коня покойнику, весь комплекс представлений о царстве мертвых и т. д.

Совсем недавно появился и еще один источник изучения древнейших индоиранских верований. На северо-западе Индийского субконтинента, в горах Гиндукуш, в труднодоступных ущельях малых горных рек обитают племена, культура которых была почти неизвестна, так как доступ туда европейцам был закрыт. Эти племена, оторвавшиеся от основного массива индоиранцев еще до прихода индийцев в Индию, говорят на различных реликтовых индоиранских языках и наречиях, отличающихся крайней архаичностью. В последние годы благодаря строительству дорог в эти глухие районы проникли исследователи. И в результате немецким археологом К. Йеттмаром здесь были открыты петроглифы, очень похожие на многочисленные изображения, исследованные советскими учеными на Памире, Тянь-Шане, Алтае, в Туве и Монголии.

Французский лингвист Ж. Фуссман записал мифы, в которых действуют древнейшие индоиранские божества, еще не испытавшие влияния ни аборигенных народов Индии, ни философских концепций пророка Заратуштры. Это Индра, бог смерти Яма, покровитель скота Гавеша, богиня молока и плодородия Дхишана, предстающие в зооморфных образах. Жрецы же этих архаичных племен совершают обряды, которые подробно описаны Геродотом, видевшим их у скифов, и гадают по можжевельнику, как скифы и их потомки осетины. Из подобных фактов можно сделать бесспорный вывод, что идеологические представления, круг мифологических персонажей и сюжетов, ритуальная практика предков индоиранских народов восходят к одному источнику. А это дает основание использовать индоиранские материалы при изучении скифской духовной культуры.

Разумеется, речь идет только о том, чтобы считать доказанным, что скифы находились на стадии мифологического мышления, что их картина мира, представления о времени и пространстве, природе и социуме были родственны древнеиндоиранским, что уровень развития их интеллекта был близок уровню создателей Ригведы и древнейших частей Авесты. Конкретные же мифологические сюжеты и образы на протяжении многовековой истории индоиранских народов, разошедшихся на тысячи километров, естественно, претерпели существенные изменения, и мы не вправе ожидать в сохранившихся иранских, индийских, осетинских и памирских памятниках прямой передачи скифских сюжетов - их конкретная реконструкция в каждом случае требует тщательнейшей проверки и сопоставления разнородных источников.

Поскольку скифы были бесписьменным народом, их мифы, легенды, эпические сказания о героях и исторические предания передавались устно или запечатлевались в произведениях изобразительного искусства, являвшегося особой знаковой системой. Скифские мастера использовали многие технологические приемы и элементы стилистической трактовки богатейшего изобразительного творчества соседних земледельческих народов, имевших многовековые традиции, таких как народ Урарту Закавказья, бактрийцев Средней Азии, ассирийцев Передней Азии и греков Причерноморья. На первом этапе, в VII-VI веках до новой эры, эти элементы еще не подверглись полной переработке. Известный востоковед В. Г. Луконин удачно назвал стиль этого времени «стилем цитат», то есть стилем прямых заимствований. Позднее воспринятые элементы были переработаны и осмыслены творчески, и из них были созданы устойчивые блоки; комбинируя их по определенным, строго соблюдаемым правилам, скифы создавали образы звериного стиля.

Первый вопрос, который встает перед исследователями скифского искусства: что породило такую популярность звериных образов? У ученых нет единого ответа. Многие из них объясняют это той стадией мышления, на которой находились скифы и другие индоиранцы. Скифы представляли своих богов и героев в образе конкретных или фантастических животных, наделяя своих персонажей способностью к сверхъестественным перевоплощениям.

В сложенных индийцами гимнах Ригведы бог Солнца Сурья воплощается в коня, птицу и орла; бог неба и грома, покровитель воинов Индра - в коня, быка, барана, козла; а в Авесте иранцев, в гимне, посвященном богу грома и победы Веретрагне - иранской параллели индийского Индры Вртрагана - описаны те же перевоплощения бога в белого коня, быка, барана, козла, а также в хищную птицу, кабана, двугорбого верблюда и ветер. В источниках о скифах нет сведений о культе этого божества. Но в различных зооморфных обличьях Индре поклоняются архаические племена Гиндукуша, а в нартовских сказаниях осетин фигурирует герой Батраз, имя которого восходит к иранскому Веретрагна, который подобно своим древнейшим индоиранским собратьям сохранил сверхъестественную способность воплощаться в коня и ветер.

Из этих примеров, думаю, следует, что изображения некоторых животных в скифском искусстве связаны с конкретными персонажами скифского пантеона и посвященными им мифами.

В Истории Геродота говорится, например, что родоначальницей скифов была дочь Днепра, в другой версии - Ехидна, полудева-полузмея. Этот текст дает все основания объяснить многочисленные в скифском искусстве изображения змееногой богини. Скифы считали ее своей родоначальницей, кроме того, богиней водной стихии и верховной богиней плодородия, покровительницей растительного мира - на всех изображениях тело богини прорастает из цветов и колосьев. Эта трактовка подтверждается и осетинским сказанием о прекрасной Дзерассы - жене героя нартов Хамыца. Подобно скифской прародительнице, она была дочерью владыки вод Донбеттыра. Дзерассы - покровительница вод, растительности и плодородия, поэтому в день свадьбы осетинские невесты еще недавно приходили на берег реки и бросали в воду цветы, моля Дзерассы даровать им потомство.

И в греческой, и в индийской литературе солнце носит постоянный эпитет - «быстроконное». Это представление было распространено и у евразийских степных кочевников: из рассказов Страбона и Геродота о массагетах известно, что своим владыкой они почитали солнце и приносили ему в жертву коней, так как «быстрейшему из богов подобает быстрейшее животное». Чтобы воплотить образ «быстроконного» солнца, скифские художники заимствовали в переднеазиатском искусстве позу «летящего галопа», то есть изображение животного с подогнутыми ногами - в стремительном движении.

Одной из популярнейших в скифском искусстве является сцена терзания хищником копытного животного. Чтобы попытаться понять содержание подобных сцен, необходимо совершить экскурс в историю Передней Азии III тысячелетия до новой эры. Месопотамские звездочеты, составляя календарь, заметили циклическую смену некоторых созвездий: весной, во время начала полевых работ, на небосклоне в зените стояло созвездие Льва с яркой звездой Регул (царской), а созвездия Плеяд, называвшееся звездой Быка, и Кассиопеи, называвшееся звездой Оленя, исчезали за горизонтом. Это астральное явление стали изображать в искусстве как сцену победы льва (а позже грифона) над быком или оленем и трактовать композицию как символ весеннего возрождения природы. Из Месопотамии эта сцена была заимствована другими народами, которыми она была переосмыслена и приспособлена к местным мифам, но сохранила свое основное значение синонима возрождения, и весеннего в особенности.

Необычайно популярной эта композиция стала у ираноязычных народов, для которых она была символом главного праздника иранцев Ноуруза (Нового года) - дня весеннего равноденствия. В дуалистической концепции индоиранцев равновесие, циклическая смена явлений в мире обусловлена борьбой противоположных сил, достигающей своего апогея в день Нового года, праздника ежегодно повторяющейся победы бога или героя-родоначальника, обеспечивающего торжество света над тьмой, плодородия над бесплодием. В знаменитой поэме иранского поэта Фирдоуси «Шахнаме» говорится о герое Джемшиде одержавшем победу в день Ноуруза. Поскольку царь считался воплощением героя, Ноуруз стал и днем коронации. В Иране сцена терзания воспринималась как двойной символ - знак весеннего возрождения и царская эмблема.

Если некоторые образы скифского искусства служат прямой иллюстрацией индоиранских текстов или скифских легенд, то другие часто трудно поддаются расшифровке. Отсутствие достаточного количества достоверных источников ограничивает возможности исследователей на пути к более глубокому пониманию загадочных образов звериного стиля.

Глава 3. Основные сюжетные композиции

Прежде чем приступить к рассмотрению отдельных сюжетных композиций интересующей нас группы предметов необходимо рассмотреть всех представленных в ней животных вне контекста анализируемых образов.

Копытные:

      Рогатые копытные

Большинство исследователей относит рогатых копытных (среди которых нас интересуют Олень, Лось, Козёл, Баран и Як) к средней плоскости мира. Из копытных животных в зверином стиле наиболее часто изображаются олени. Олень по форме рогов может быть связан с мировым деревом в целом, что, безусловно, не противоречит соотнесением его со средней зоной мироздания.

При захоронении коня на него надевали оленью маску с огромными рогами, изображение оленей было частью погребальной сбруи животного. Это свидетельствует о том, что именно олень, а не конь мыслился перевозчиком в потусторонний мир, и для успешного “путешествия” конь должен был быть символически превращен в оленя.

Некоторыми исследователями популярность этого образа объясняется тем, что в архаический период развития общества причерноморских скифов олень являлся тотемом этого народа. Это подтверждается тем, что самоназвание многих родственных скифам кочевых народов – «сака» — означает «олень». На самом деле этимология слова «сака» до сих пор вызывает споры.

      Конь

Практически в каждом скифском обряде участвует конь. Особенно важна его роль при инициализации и погребении царя, с которым это животное, по представлениям скифов, было связано. При жизни царя конь считался священной собственностью. «С таким кругом представлений, вероятно, связан и скифский обычай увенчивать скипетры изображениями конской головы. В них вполне справедливо видят солярный символ, однако символика их могла быть и шире: в них могли видеть изображение коня Твашара (индийского бога, имя которого переводиться как «Творец» или «Плотник») – священного царского коня, гарантировавшего бессмертие царя». [10]

Как указывает Е.Е. Кузьмина, «Не менее важным, чем пол и возраст животного, была его масть. Символика цвета играла особую роль в представлениях индоевропейцев. Индийское название социальных групп – «Варна» означает «цвет». У всех индоиранцев кони, посвященные богам и царям, были белой (серебристой) или рыжей (золотистой) масти. Белый цвет и серебро – символ верхнего неба, сакральной власти и касты жрецов. Красный цвет и золото – символ среднего неба, военной власти и касты воинов и царей». [11]

      Кабан

Образ кабана, достаточно популярен в скифо-сибирском степном искусстве, и в северных лесостепных районах его распространения. У североиранских племен, живших в Казахстане, Средней Азии, и частично в Причерноморье это символ бога Веретрагне, олицетворение мужской силы, воинской доблести и, кроме того, кабан нередко выступал как посредник между мирами. Ираноязычные племена, как и их предки, индоевропейцы представляли себе мир в тройственном измерении по вертикали: небесная сфера, мир богов, – это верхний мир; средний мир, где жили животные, птицы и люди; и хтонический подземный мир, мир смерти, мрака из загробного существования. Соответственно, там жили змеи, рыбы, зачастую к нему относили и хищников. В соответствии с этим кабан являлся идеальным посредником, поскольку, с одной стороны, он всеяден (то есть в некоторой мере является хищником), у него грозные клыки, а с другой стороны, он – копытное животное.

Следует иметь в виду, что зачастую изображения довольно стилизованы, их можно одновременно интерпретировать и как волка, и  как медведя.

      Двугорбый Верблюд (бактриан)

Это единственное изображение верблюда (учитывая то, что предметы с его изображением практически идентичны) представленное в Сибирской коллекции Петра I, изображение которых более характерно для искусства савромато-сорматов. Для всех без исключения изображений верблюдов характерна своеобразная "агрессивность".