Межэтнические отношения в рамках национальной политики России

Ресурс  скрытого государства

Споры, возрождать ли Министерство по национальной политике, могут показаться внутренним бюрократическим делом. Но на самом  деле обращение к этому вопросу — симптом. Упразднение такого министерства было итогом вполне определенной политики федеральных властей. Все двадцать лет после распада Советского Союза Кремль пытался лишить этничность политического значения. До сих пор это не удалось.

«Советская  власть знала только один способ защиты прав национальных меньшинств — делать их большинством на определенной территории», — заметил в одной публичной лекции историк Алексей Миллер. Сейчас уже никто не вспоминает полемику о национально-административной и национально-культурной автономии. Но лет пятнадцать назад это был серьезный вопрос: может ли этнос претендовать на политическую власть на некоем пространстве или достаточно существования общественных организаций, занятых поддержкой его культуры? Республика Тыва, например, — это политическая автономия тувинцев или субъект федерации, где у тувинцев те же права, что у якутов?

Российский  федерализм оказался двойственным. Формально  этнос не может претендовать на политическую власть. Фактически начальство республик  сплошь и рядом подбирается по национальному принципу и действуют возникшие в советские времена неформальные квоты на представительство тех или иных этнических групп в государственном аппарате. Лет десять назад кто-то из федеральных политиков заговорил о назначении губернаторов. Один северокавказский президент возразил — назначать, наверное, можно в областях и краях, но не в республиках, ибо там «лидеров избрал народ». Разумеется, речь шла не о «многонациональном народе Российской Федерации», который тогда избирал губернаторов и в Рязанской области, а о том конкретном народе, именем которого названа республика.

Де-факто  в федерации существуют не предусмотренные  буквой закона этнические политические автономии. И это служит постоянным поводом для рассуждений, что «у всех в коммунальной квартире есть свои комнаты, и только русские живут в коммунальном коридоре», или призывов к отделению Северного Кавказа от России. Но существование таких автономий объясняется не просто советским наследием, особой остротой национальных чувств или испорченными чиновными нравами. Этнократия и этнический национализм стали источником силы региональных элит, их аргументом в торге с федеральными властями и способом защиты от «чужих» на своей делянке. «Не секрет, что при формировании органов власти отдельных республик, отдельных краев и областей существуют негласные ограничения для представителей определенных национальностей. Это абсолютно аморальная ситуация», — сказал в Уфе Дмитрий Медведев. Однако замкнутые и коррумпированные бюрократические кланы, «скрытое государство» — это не кадровая проблема, а политическая. К национальному вопросу она имеет лишь косвенное отношение и точно не лечится заклинаниями про толерантность. Если не обсуждать эту политическую проблему, то нечего возразить тем, кто в дополнение к чеченскому, якутскому и прочим этнонационализмам требует учредить еще и русский.

Глобальный  вызов

Немного пугает, как часто в чиновных разговорах о межнациональном согласии вспоминают Великую Отечественную войну  и советскую дружбу народов. Опыт единства перед угрозой тотального уничтожения — как-то неуютно, если только это собирает 140-миллионный народ в нечто целое. А дружба народов, которую на ее излете нынешний политический класс застал во времена своей юности, на самом деле — лишь частный и краткий исторический эпизод.

Ведь  это неправда, что дружба народов  обеспечивалась пропагандой. Двадцать лет послевоенного экономического роста, который давал возможность  самореализации и зримого повышения  социального статуса если не всем, то большинству. Мощнейшие институты социализации — армия, прошагавшая пол-Европы, но еще не успевшая вернуться из Афганистана, школа, в которой в один и тот же день сотни тысяч старшеклассников писали сочинение на одну и ту же тему, индустриальная экономика, отменявшая локальные различия, университеты и Академия наук СССР с единым для всей страны (да, подчас бедным) интеллектуальным пространством. Жесткий и жестокий политический режим, способный подавить любую несанкционированную активность снизу. И надо понимать, что уже со времен Брежнева все это стало приходить в упадок. «Советский модерн» невоспроизводим. Надо быть крайне наивными, чтобы полагать, что сейчас его заменит Первый канал. Политический класс пытается собрать распавшуюся дружбу народов по деталям ее облицовки, забывая о ее социальном фундаменте.

Люди, заставшие  советскую идеологию в ту пору, когда ее постулаты явно расходились  с действительностью и не предполагали искренней веры, склонны считать  такое положение дел нормальным. Идеология российской гражданской нации видится чем-то, что следует изобрести и внедрить безотносительно со связью с реальностью. Губернатор Бровко в Уфе так говорил о национальном центре патриотического воспитания: «Этот проект позволит сделать главное — планомерно и позитивно влиять на общественное сознание, прививать молодежи те самые простые и одновременно великие ценности, которые есть у человечества: любовь к родине, внимательное и бережное отношение к своей истории и, конечно же, ответственность за будущее всей страны. А это значит, мы вырастим настоящих граждан и патриотов своей страны, ориентированных на успех». Против «прямого действия» на Манежной такие речи — покушение с негодными средствами.

Митинги с требованием честного расследования  убийств Юрия Волкова и Егора  Свиридова в прошлом году оставляли определенный простор для трактовок. Если оставить в стороне тему межнациональной розни, люди требовали справедливости и равного правосудия для всех. Но единственными, кто подхватил это требование и использовал его в своих интересах, стали русские националисты. Сейчас — нравится это Кремлю или нет — повестка работает на них, потому что вместо той же правоохранительной системы мы обсуждаем межнациональное согласие.

И еще, как обычно, у нас все сложнее, чем по соседству. Ангела Меркель, Николя Саркози и Дэвид Кэмерон могут с легкостью отвергнуть политику мультикультурализма, потому что в Германии, Франции и Великобритании вопрос стоит об интеграции иммигрантов. В России речь идет об интеграции граждан одной страны, предки которых, живя на своей земле веками, не всегда ладили между собой. И это при усиливающемся мировом расколе на светский Запад и исламский Восток и в ситуации худо-бедно демократического государства. Наши внутренние проблемы тесно сплетены с глобальными, это город на холме — мы стоим перед настоящим вызовом, вдохновляющей задачей, и будет жаль, если мы разменяем такую задачу на казенный патриотизм пополам с казенной успешностью.     

Список литературы

1. http://expert.ru/expert/2011/07/gorod-na-holme/
2. http://expert.ru/ural/2011/08/vospitanie-tolerantnosti/
3. http://expert.ru/expert/2011/09/natsii-ne-sozdayutsya-tolerantnostyu/#comments
4. http://expert.ru/ural/2011/08/mehanizmyi-neyavnogo-znacheniya/
5. http://nasledie.ru