Эволюция семейных ценностей американской семьи 19 века

       До середины XVIII столетия дом служил местом, где трудились, спали  и возносили молитвы; теперь же он превратился  в  место  проведения  досуга  и отдыха. Прием пищи стал  процедурой  более  изысканной  —  появились  вилки, ножи, стеклянная и фарфоровая посуда, чайные и  кофейные  сервизы.  Чаепитие сделалось символом домашнего уюта, а чай — «предметом  потребления,  который означал  перемену  в  укладе  жизни.   Отныне   он   принадлежал   массовому потребительскому рынку предметов роскоши и ассоциировался с женской  беседой и  приятным  светским  общением  в  гостиной».  Вероятно,  это  поможет  нам осознать  все  значение  акта  бойкотирования  чая  как  формы   политизации семейной жизни. Чай символизировал также вновь - возникшие традиции в  среде буржуазии  и  аристократии:  домашний  труд  был  вытеснен  потреблением   и светским  времяпрепровождением.  Горожанки  все  реже  занимались  основными видами производства (такими, как  прядение),  более  популярным  стал  труд, являющийся завершающим этапом производственного процесса (например,  шитье); кроме  того,  женщины  стали  уделять  больше  времени   воспитанию   детей. Вытеснение продуктов домашнего  производства  рыночными  товарами  сократило долю изнурительной, трудоемкой работы — в  семейной  жизни  появилось  место для чувств [18 ,70].

       Среди определенных слоев населения начала  падать  рождаемость,  что, вероятно, было еще  одним  следствием  основанного  на  обоюдности  брака  и возросшей  ответственности   за   воспитание   детей.   Изначально   падение рождаемости было вызвано тем, что  люди  вступали  в  брак  в  более  зрелом возрасте, однако в начале XIX века рождаемость продолжала  падать  уже  явно по причине сознательного планирования семьи.  Одно  тщательное  исследование колонии квакеров в период Американской революции  обнаружило  тому  подобные свидетельства: устанавливались сроки рождения младших детей.  Каковы  бы  ни были способы избежать беременности — воздержание, прерывание  полового  акта или  продолжительное  кормление  грудью,  —  целенаправленный  контроль  над рождаемостью,   безусловно,   требовал   обоюдного,    если    не    сказать равноправного, решения [18 ,71].

       Правовое положение женщин после революции далеко  не  соответствовало идеалам республики. Замужние женщины по-прежнему оставались  feme  covert  и находились  под   опекой   своих   мужей,   не   обладая   правом   владения собственностью.

       1.2.2. Первая половина XIX века

       Развитие коммерции и промышленности  медленно  и  неуклонно  отделяло «работу» от семьи.  Для  женщин  среднего  сословия  это  означало  то,  что замужество уже не являлось формой экономического сотрудничества.  Буржуазная семья, где все больше внимания уделялось воспитанию детей, — жизнь  в  такой семье строилась на товариществе,  любви  и  потреблении  —  существовала  на деньги, заработанные мужчиной. Если верить популярной литературе  XIX  века, женщинам принадлежала частная сфера — дом, мужчинам —  общественная  работа. «Апостол Павел знал, что говорил, когда советовал женщинам заниматься  домом и семьей, — писала г-жа Джон Сэнфорд. — В доме  царит  мир,  а  в  делах  по хозяйству есть что-то успокаивающее. Дом может не только укрыть от  невзгод, но и уберечь от любых заблуждений и ошибок».  [18  ,76] 

       Мужские  и  женские образы жизни являлись средоточием всего комплекса различий,  характеризующих эти две сферы. Работа  в  представлении  мужчин  означала  нестабильный  мир конкуренции,   где   платят   за   труд   и   где   открыт    простор    для

предпринимательства.   Домашний   труд    женщины,    несмотря    на    свою изнурительность, не считался «работой»: во-первых, он был бесплатным и,  во-вторых, выпадал из поля зрения мужчин.

       Водораздел, отделяющий женщин с их кругом  домашних  обязанностей  от общественной жизни, повлиял на формирование понятия  республиканского  долга в сфере предпринимательства,  Превыше  гражданской  добродетели  и  служения общественному благу предприниматели  ставили  право  личности  (мужчины)  на владение  и  пользование  собственностью,  рассматривая  его  как   основную конституционную  свободу.   Коллективная   ответственность   и   добродетель оказались в подчинении частному интересу.

       Таким образом, женщины стали носительницами  нравственных  ценностей, которым  новый  общественный  строй  грозил   уничтожением.   Если   мужчины соперничали друг с другом, то женщины являли собой  образец  сотрудничества; мужчинам   был   присущ   рационализм,   женщинам   —   эмоциональность    и импульсивность; мужчины создавали атеистический и аморальный политический  и экономический  строй,  женщины  сохраняли  набожность  и   мораль;   мужчины стремились к господству.

       Мужчине семья обеспечивала эмоциональный тыл,  в  то  время  как  для женщины сокрытые в семейной жизни подводные камни стали еще более  опасными. В городах браки  между  представителями  среднего  сословия  заключались  по любви и на основе свободного волеизъявления  (поистине  взаимное  притяжение противоположностей).   В    самом    деле,    женщины    получили    большую самостоятельность в выборе мужа — то был определяющий момент  в  их  судьбе, так как они попадали в материальную и юридическую зависимость,  должны  были рожать и  воспитывать  детей;  но  если  семейная  жизнь  не  удавалась,  им неоткуда было ждать помощи.

       Несмотря на то, что привязанность и симпатия были возведены в принцип брачного института, он все же не стал равноправным.

       На рабовладельческом Юге царил патриархат,  –  отцы  властвовали  над женщинами,  детьми  и  рабами.  На  Юге  идеологический  подтекст  отделения общественного от частного и мужского от женского, был совершенно  иным.  Ибо таковое  не  являлось  результатом  коммерциализации  городов,  а   отражало совокупность иерархий пола и расы.

       В  экономической  структуре  сельского   хозяйства   не   происходило разделения по схеме «дом-работа».  На плантациях  работали  все,  независимо от пола и классовой принадлежности. Хозяйка следила за садом,  производством молочных   продуктов,   обработкой,   хранением   и   приготовлением   пищи, изготовлением одежды, а также за  состоянием  здоровья,  как  белых,  так  и черных.  Эфемерный  образ  южной  красавицы,   излучавшей   благородство   и одухотворенность, не соответствовал действительности,  —  хозяйка  выполняла тяжелую  физическую  работу  и  несла  на  своих  плечах  бремя   управления плантацией. На небогатых  фермах  белая  женщина,  не  имевшая  рабов,  сама занималась сельскохозяйственным трудом, который мало чем отличался от  труда

колонисток.

       Романтизация семьи и  дома  на  Юге  была  сильнее,  чем  на  Севере. Уединенный  образ  жизни  белых  женщин,  живущих  в   сельской   местности, поддерживал возведенную на пьедестал идеологию индивидуализма.  В  то  время как  женщины  Севера  организованно  добивались  установления  единых   норм сексуального поведения мужчин,  белые  южанки  были  всецело  преданны  идее женского целомудрия, особенно в добрачной  жизни.  В  1827  году  один плантатор писал: «Единственное, в чем муж должен  быть  уверен,  так  это  в чистоте поведения его жены до свадьбы» [18 ,  96].  Жены,  чья  жизнь  могла быть разрушена при малейшем  подозрении  их  в  безнравственности,  отдавали себе отчет в том, что их мужья, отцы  и  сыновья  постоянно  развлекались  с негритянками, являвшимися их собственностью.

       Отсюда явствует, что  в  основе  господствовавшей  на  Юге  идеологии разделения лежало рабство —  фундамент  экономической  и  социальной  жизни. Белые женщины не имели  никакого  социального  влияния  и  категорически  не допускались к общественной деятельности. Чувство вины  за  свои  сексуальные похождения было одним из мотивов, заставлявших белых  мужчин  глубоко  чтить женское  целомудрие.  В  30-е  годы  был  распространен  тост,  восхвалявший «женщину...  чей  дух  снисходит  на  нас,  как  милый  сердцу  Юг,  который согревает своим дыханием поле фиалок и то отнимает, то  придает  нам  силы». За этой учтивостью мужчин, попиравших законы целомудрия  и  расовые табу, скрывались вина и страх. Вина за  свои  поступки  и  страх  затаенного женского гнева — рабынь и белых — побуждали мужчин утверждать свою власть  и отстаивать «честь», не гнушаясь применением силы. Насильственное  подавление сопротивления негров сублимировало чувство вины. Стремление властвовать  над женщиной диктовалось еще и страхом — ведь забота  женщин  о  чистоте  морали могла легко перекинуться на несправедливости рабства [18 ,97].

       Небогатые белые американские семьи, не  имевшие  рабов,  боролись  за жизнь на клочках неплодородных земель.  Благодаря  сохранению  разветвленных родственных связей общинные традиции оставались по-прежнему сильными — в  их основе лежали религиозность и  взаимопомощь,  а  также  известное  неприятие господства плантаторов.  Однако,  поскольку  повседневная  жизнь  женщин  из таких семей складывалась  из  непрерывного  труда,  они  были  разобщены,  а расизм не позволял им отождествлять себя с негритянками, хотя быт и  уровень «материального  благосостояния»  последних  мало  чем   отличались   от   их собственных.

       Времена, несомненно, менялись, но прежде, чем подняться по социальной лестнице, женщине пришлось спуститься на несколько ступеней.

       До  индустриальной  революции   история   Америки   характеризовалась контрастом аристократии, с одной стороны, и всех остальных —  с  другой.  Но теперь  в  структурах  власти  аристократия   стала   вытесняться   средними классами.  Однако  экономические  успехи  ничего  не  значили  без   успехов социальных, и неотъемлемой чертой XIX  века  стала  маниакальная  борьба  за продвижение  по  ступеням  к  успеху.  В  Америке  эта  борьба  была  скорее горизонтальной, чем  вертикальной:  все  были  равны,  но  каждый  стремился получить больше равенства, чем все остальные.

       Одним из показателей успеха было  то,  что  домашняя  хозяйка  должна иметь слуг, которые бы все делали за нее; торжество  среднего  класса  можно наглядно проиллюстрировать цифрами статистики  занятости  населения.  На  16 мужчин и женщин, населявших Америку, согласно переписи 1841  г.,  приходился один человек домашней прислуги. Десять лет спустя, из трех миллионов  женщин и девушек от десятилетнего возраста и старше, зарабатывавших себе на  жизнь, одна из четырех работали служанками. К 1871 г. их  число  увеличилось  до  1 204 477. На протяжении всего XIX века и до 1914г. работа  домашней  прислуги была самой распространенной среди эмигранток и вторая  по  частоте  в  целом [16, 327].

       Жена  представителя  среднего  класса,  освобожденная  от  хлопот  по хозяйству, должна была чем-то заполнять свое время. И  она  сама  и  ее  муж были убеждены (так же как и книги по этикету, буквально наводнявшие рынок  в XIX столетии), что она живет как благородная леди.

       Мужчины среднего класса были привязаны к своей работе, и  их  жены  и дочери были предоставлены самим себе.  Некоторые  заполняли  время  полезной работой, но большинство женщин просто ходили целый день по магазинам  или  в гости к соседкам посплетничать, а то и просто бездельничали или  упражнялись в хороших манерах.

       Э. Дж. Грэйвс говорит  о  женщинах,  которые  «в  своем  честолюбивом стремлении походить на благородных леди  используют  свои  прекрасные  ручки только для того, чтобы играть кольцами, прикасаться к клавишам  пианино  или струнам гитары».

       Женщины несли ответственность за воспитание своих детей,  поддержание домашнего  очага  и  соблюдение  морали;  сердобольная  мать   должна   была воздействовать на  детей  «мягко»,  используя  новые  педагогические  методы убеждения вместо принуждения. Устои викторианского  дома,  который  держался на женщине, вдохновляли буржуазных реформаторов и миссионеров  (как  мужчин, так и женщин) на то, чтобы внедрять модель буржуазных семейных  отношений  в каждую группу населения, живущую по другим законам.

       1.2.3. Период после гражданской войны

       Отношение к браку как  «священному  союзу»  после  гражданской  войны стало изменяться под  воздействием  целого  ряда  причин,  среди  которых  – бурное  развитие  права,  демократизация   общества,   дух   конкуренции   и прагматизма, порожденные новыми экономическими отношениями (капитализм).

       Д. Бурстин  отмечает,  что  после  гражданской  войны  сформировались специфичные для Америки условия, когда  борьба  за  успех  для  честолюбивых молодых людей, мечтающих о  юридической  карьере,  зависела  не  столько  от углубленного изучения основополагающих  юридических  принципах,  сколько  от внимания к деталям, учета новых нюансах факта и  способности  договариваться и устраивать дела [5, 82].

       Первая реальная  возможность  выгодной  с  точки  зрения  конкуренции деятельности в области юриспруденции была найдена Невадой  в  такой  отрасли права, как развод. Это была сфера издавна существовавших противоречий.

       С завоеванием независимости было подтверждено право  каждого штата по своему усмотрению принимать закон о  разводе.  Дух  времени,  приверженность свободе и ненависть  к  любой  тирании,  всколыхнувшие  в  некоторых  частях страны  движение  за  ликвидацию  рабства  чернокожего  населения,  побудили других выступать против домашней тирании и принести  освобождение  тем  (как сказано в одном памфлете, написанном в 1788 году),  «кто  зачастую  соединен вместе в наихудшем из  всех  возможных  союзов...  освобождение  несчастному мужу, находящемуся под башмаком у жены, или забитой, обижаемой,  презираемой жене... Они не только приговорены, как преступники, к своему  наказанию,  но их наказание должно длиться до самой смерти» [5, 89].

       Между   Революцией   и   Гражданской   войной   большинство    штатов либерализовали свое законодательство в области развода. Если брать  ситуацию в целом, то новые штаты, созданные в  северо-западной  части  первоначальной территории США, были  либеральнее,  тогда  как  штаты,  расположенные  вдоль побережья Атлантики,  отличались  более  жестким  законодательством,  причем особенно жесткими были законы в Нью-Йорке и Южной Каролине.  Почти  во  всех штатах происходил процесс  упорядочивания  и  стандартизации  бракоразводной процедуры. К 1867 году тридцать три из имевшихся тогда тридцати семи  штатов законодательно отменили оформление развода через легислатуру штата. Это  был важный шаг на пути к демократизации развода, поскольку ранее  «частный  акт» законодательного  органа  штата  был  инструментом,  при   помощи   которого состоятельные  и  влиятельные  граждане  получали  особые   привилегии   при разводе. Но оставалось множество различных предписаний на сей счет, так  как в рамках федеральной системы брак и развод оставались прерогативой штатов.