Психология  предрассудка

Оглавление

Введение…………………………………………………………….....2

Предубеждение………………………………………………………..3

Происхождение этнических предубеждений……………..……….6

Можно ли это преодолеть?................................................................12

Литература…………………..……………………………………….16

 
Введение

 
Антифашистская  сказка Е. Шварца очень  точно фиксирует  связь между политическим деспотизмом и  расовой дискриминацией. Предубеждения против "чужаков", укоренившиеся в  обществе, превратившиеся в норму общественного  поведения, разделяют  людей, отвлекают  их внимание от коренных социальных проблем  и тем самым  помогают господствующим классам удерживать свою власть над людьми.

 
Какова  же природа этнических предубеждений? Коренятся  они в особенностях индивидуальной психологии или же в структуре  общественного сознания? Каким образом  передаются они из поколения в поколение? Каковы пути и условия  их преодоления?

 
Вопросы эти очень сложны, и мы не претендуем ни на полноту их охвата, ни на окончательность  выводов. В качестве главного объекта  мы возьмем Соединенные  Штаты Америки. Во-первых, это ведущая капиталистическая  страна. Во-вторых, в  ней расовая и  национальная проблемы стоят особенно остро. В-третьих, прогрессивные  ученые США уже  давно и основательно исследуют эти  проблемы, и (хотя, как  мы увидим дальше, многие концепции буржуазных социологов, психологов и этнографов односторонни или ложны) накопленный  ими материал, если рассматривать его  с марксистских позиций, имеет большую  научную ценность.

 
Разумеется, в разных странах  проблемы эти носят  различный характер. Американские авторы больше всего интересуются негритянским и еврейским  вопросами. Но то, что  достоверно установлено  в данном случае, может, с соответствующими коррективами, способствовать пониманию и более  общих проблем.

 
Предубеждение, установка, стереотип.

Начнем с совершенно элементарных вещей. Люди обыкновенно  думают, что их восприятия и представления  о вещах совпадают, и если два  человека воспринимают один и тот  же предмет по-разному, то один из них  определенно ошибается. Однако психологическая  наука отвергает это предположение. Восприятие даже простейшего объекта  — не изолированный акт, а часть  сложного процесса. Оно зависит прежде всего от той системы, в которой  предмет рассматривается, а также  от предшествующего опыта, интересов  и практических целей субъекта. Там, где профан видит просто металлическую  конструкцию, инженер видит вполне определенную деталь известной ему  машины. Одна и та же книга совершенно по-разному воспринимается читателем, книгопродавцем и человеком, коллекционирующим  переплеты.

Любому акту познания, общения и труда предшествует то, что психологи называют "установкой", что означает — определенное направление  личности, состояние готовности, тенденция  к определенной деятельности, способной  удовлетворить какие-то потребности  человека. В нашей стране теория установки детально разработана  выдающимся грузинским психологом Д. Н. Узнадзе. В отличие от мотива, то есть сознательного побуждения, установка  непроизвольна и не осознается самим  субъектом. Но именно она определяет его отношение к объекту и  самый способ его восприятия. Человек, коллекционирующий переплеты, видит  в книге прежде всего этот ее аспект и лишь потом все остальное. Читатель, обрадованный встречей с любимым  автором, может вообще не обратить внимание на оформление книги. В системе установок, незаметно для самого человека, аккумулируется его предшествующий жизненный опыт, настроения его социальной среды.

Установки такого рода существуют и в общественной психологии, в сфере человеческих взаимоотношений. Сталкиваясь с человеком, принадлежащим  к определенному классу, профессии, нации, возрастной группе, мы заранее  ожидаем от него определенного поведения  и оцениваем конкретного человека по тому, насколько он соответствует (или не соответствует) этому эталону. Скажем, принято считать, что юности свойствен романтизм; поэтому, встречая в молодом человеке это качество, мы считаем его естественным, а  если оно отсутствует, это кажется  странным. Ученым, по общему мнению, свойственна  рассеянность; вероятно, это качество не универсально, но когда мы видим  организованного, собранного ученого, мы считаем его исключением, зато профессор, постоянно все забывающий, — "подтверждает правило". Предвзятое, то есть не основанное на свежей, непосредственной оценке каждого явления, а выведенное из стандартизованных суждений и  ожиданий мнение о свойствах людей  и явлений психологи называют стереотипом. Иначе говоря, стереотипизирование  состоит в том, что сложное  индивидуальное явление механически  подводится под простую общую  формулу или образ, характеризующие (правильно или ложно) класс таких  явлений. Например: "Толстяки обыкновенно  добродушны, Иванов — толстяк, следовательно, он должен быть добродушным".

Стереотипы —  неотъемлемый элемент обыденного сознания. Ни один человек не в состоянии  самостоятельно, творчески реагировать  на все встречающиеся ему в  жизни ситуации. Стереотип, аккумулирующий некий стандартизованный коллективный опыт и внушенный индивиду в процессе обучения и общения с другими, помогает ему ориентироваться в жизни и определенным образом направляет его поведение. Стереотип может быть истинным и ложным. Он может вызывать и положительные эмоции, и отрицательные. Его суть в том, что он выражает отношение, установку данной социальной группы к определенному явлению. Так, образы попа, купца или работника из народных сказок четко выражают отношение трудящихся к этим социальным типам. Естественно, что у враждебных классов стереотипы одного и того же явления совершенно разные.

И в национальной психологии существуют такого рода стереотипы, Каждая этническая группа (племя, народность, нация, любая группа людей, связанная  общностью происхождения и отличающаяся определенными чертами от других человеческих групп) обладает своим  групповым самосознанием, которое  фиксирует ее — действительные и  воображаемые — специфические черты. Любая нация интуитивно ассоциируется  с тем или иным образом. Часто  говорят: "Японцам свойственны  такие-то и такие-то черты" — и  оценивают одни из них положительно, другие отрицательно. Студенты Принстонского  колледжа дважды (в 1933 и 1951 годах) должны были охарактеризовать несколько разных этнических групп при помощи восьмидесяти четырех слов-характеристик ("умный", "смелый", "хитрый" и т. п.) и затем выбрать из этих характеристик  пять черт, которые кажутся им наиболее типичными для данной группы. Получилась следующая картина: американцы —  предприимчивы, способны, материалистичны, честолюбивы, прогрессивны; англичане  — спортивны, способны, соблюдают  условности, любят традиции, консервативны; евреи — умны, корыстолюбивы, предприимчивы, скупы, способны; итальянцы — артистичны, импульсивны, страстны, вспыльчивы, музыкальны; ирландцы — драчливы, вспыльчивы, остроумны, честны, очень религиозны и т. д. Уже  в этом простом перечне приписываемых  той или иной, группе черт явственно  сквозит определенный эмоциональный  тон, проступает отношение к оцениваемой  группе. Но достоверны ли эти черты, почему выбраны именно эти, а не другие? В целом этот опрос, конечно, дает представление лишь о стереотипе, существующем у принстонских студентов.

Еще труднее оценивать  национальные обычаи и нравы. Оценка их всегда зависит от того, кто оценивает  и с какой точки зрения. Здесь  требуется особая осторожность. У  народов, как и у отдельных  индивидуумов, недостатки — суть продолжение  достоинств. Это те же самые качества, только взятые в иной пропорции или  в другом отношении. Хотят того люди или нет, они неизбежно воспринимают и оценивают чужие обычаи, традиции, формы поведения прежде всего  сквозь призму своих собственных  обычаев, тех традиций, в которых  они сами воспитаны. Такая склонность рассматривать явления и факты  чужой культуры, чужого народа сквозь призму культурных традиций и ценностей  своего собственного народа и есть то, что на языке социальной психологии называется этноцентризмом.

То, что каждому  человеку обычаи, нравы и формы  поведения, в которых он воспитан и к которым привык, ближе, чем  другие, — вполне нормально и  естественно. Темпераментному итальянцу  медлительный финн может казаться вялым  и холодным, а тому в свою очередь  может не нравиться южная горячность. Чужие обычаи иногда кажутся не только странными, нелепыми, но и неприемлемыми. Это так же естественно, как естественны  сами различия между этническими  группами и их культурами, формировавшимися в самых разных исторических и  природных условиях.

Проблема возникает  лишь тогда, когда эти действительные или воображаемые различия возводятся в главное качество и превращаются во враждебную психологическую установку  по отношению к какой-то этнической группе, установку, которая разобщает  народы и психологически, а затем  и теоретически, обосновывает политику дискриминации. Это и есть этническое предубеждение.

Разные авторы по-разному  определяют это понятие. В справочном пособии Б. Берельсона и Г. Стейнера "Человеческое поведение. Сводка научных  данных" предубеждение определяется как "враждебная установка по отношению  к этнической группе или ее членам как таковым". В учебнике социальной психологии Д. Креча, Р. Крачфилда и  Э. Баллачи предубеждение определяется как "неблагоприятная установка  к объекту, которая имеет тенденцию  быть крайне стереотипизированной, эмоционально заряженной и нелегко поддается  изменению под влиянием противоположной  информации". В новейшем "Словаре  по общественным наукам", выпущенном ЮНЕСКО, читаем:

"Предубеждение  — это негативная, неблагоприятная  установка к группе или ее  индивидуальным членам; она характеризуется  стереотипными убеждениями; установка  вытекает больше из внутренних  процессов своего носителя, чем  из фактической проверки свойств  группы, о которой идет речь" .

Итак, отсюда следует, видимо, что речь идет об обобщенной установке, ориентирующей на враждебное отношение ко всем членам определенной этнической группы, независимо от их индивидуальности; эта установка имеет характер стереотипа, стандартного эмоционально окрашенного образа — это подчеркивается самой этимологией слов предрассудок, предубеждение, то есть нечто, предшествующее рассудку и сознательному убеждению; наконец эта установка обладает большой устойчивостью и очень  плохо поддается изменению под  влиянием рациональных доводов.

Некоторые авторы, например, известный американский социолог Робин  М. Уиль-ямс-младший, дополняют это  определение тем, что предубеждение  — это такая установка, которая  противоречит некоторым важным нормам или ценностям, номинально принятым данной культурой. С этим трудно согласиться. Известны общества, в которых этнические предубеждения имели характер официально принятых социальных норм, например, антисемитизм в фашистской Германии, — но это  не мешало им оставаться предубеждениями, хотя фашисты и не считали их таковыми. С другой стороны, некоторые психологи (Гордон Оллпорт) подчеркивают, что  предубеждение возникает лишь там, где враждебная установка "покоится на ложном и негибком обобщении". Психологически это верно. Но это  предполагает, что может существовать, так сказать, обоснованная враждебная установка. А это уже принципиально  невозможно. В принципе можно, например, индуктивно, на основе наблюдений, утверждать, что данная этническая группа не обладает в достаточной мере каким-то качеством, необходимым для достижения той  или иной цели; ну, скажем, что народность Х в силу исторических условий  не выработала достаточно навыков трудовой дисциплины, и это будет отрицательно сказываться на ее самостоятельном  развитии. Но такое суждение — истинно  оно или ложно — вовсе не тождественно установке. Прежде всего  оно не претендует на универсальную  оценку всех членов данной этнической группы; кроме того, формулируя частный  момент, оно тем самым ограничено своим объемом, тогда как во враждебной установке конкретные черты подчинены  общему эмоционально-враждебному тону. И наконец рассмотрение этнической характеристики как исторической предполагает возможность ее изменения. Суждение о том, что данная группа не готова к усвоению каких-либо конкретных социально-политических отношений, если оно не просто часть враждебного стереотипа (чаще всего тезис о "незрелости" того или иного народа лишь прикрывает колониалистскую идеологию), вовсе не означает отрицательную оценку этой группы вообще и признание ее "неспособной" к высшим социальным формам. Речь идет лишь о том, что темпы и формы социально-экономического развития должны сообразоваться с местными условиями, в том числе с психологическими особенностями населения. В противоположность этническому стереотипу, оперирующему готовыми и некритически усвоенными клише, такое суждение предполагает научное исследование конкретной этнопсихологии, кстати сказать, едва ли не самой отсталой области современного обществоведения.

Как можно исследовать  сами предубеждения?

Существуют два  пути исследования.

Первый: у предубеждения  как психологического феномена есть свои конкретные носители. Поэтому, чтобы  понять истоки и механизм предубеждения, нужно исследовать психику предубежденных людей.

И второй: предубеждение  — это социальный факт, общественное явление. Отдельный индивид усваивает  свои этнические взгляды из общественного  сознания. Следовательно, чтобы понять природу этнических предубеждений, нужно изучать не столько предубежденного  человека, сколько порождающее его  общество. Первым путем идет психиатрия и отчасти психология. Второй путь — путь социологии, и он нам кажется  более плодотворным. Но, чтобы убедиться  в этом, необходимо рассмотреть и  первый подход, тем более что он тоже дает небезынтересные данные.

 
Происхождение этнических предубеждений.

Человек не может  сформировать свое собственное Я  иначе как через отношение  к другим людям, в процессе общения  с ними. Как писал Маркс, чтобы  выработать самосознание, "человек  сначала смотрится, как в зеркало, в другого человека. Лишь отнесясь к человеку Павлу как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к себе как к человеку". Это  верно и для группового самосознания, содержание которого целиком определяется практикой общения, природой общественных отношений.

В первобытном обществе сфера общения между людьми была ограничена рамками своего рода и  племени. Человек — это только соплеменник. Люди из других племен, когда  с ними приходилось встречаться, воспринимались как чуждая, враждебная сила, как разновидность чертей, демонов. Иначе и не могло быть: ведь такая встреча сулила гибель одной из сторон. Чужой — значит враг.

Расширение межплеменных связей, появление обмена и тому подобное обогатили представления  человека о самом себе. Осознать специфику своей собственной  этнической группы люди могли только через сопоставление и противопоставление ее другим, Это было не созерцательное сопоставление качеств, а живой  процесс общения, напряженный и  конфликтный. Групповое самосознание закрепляло и цементировало единство племени, племенного союза, позже — народности, перед лицом всех окружающих. Этноцентризм как чувство принадлежности к определенной человеческой группе с самого начала содержал в себе сознание превосходства своей группы над остальными. Идея превосходства своих обычаев, нравов, богов над чужими красной нитью проходит через любой народный эпос, сказания, легенды. Вспомним хотя бы отношение греков к варварам. Только в эпоху эллинизма, когда античное общество уже переживало глубокий кризис, появляется идея единства человеческого рода и варвар впервые воспринимается как человек, пусть даже и не похожий на грека.