Гениальные люди

Поэт  Люций не вставал с места при  входе Юлия Цезаря в  собрание поэтов, потому что считал себя выше его  в искусстве стихосложения. Ариосто, получив лавровый венок от Карла  V, бегал точно сумасшедший по улицам. Знаменитый  хирург  Порта,  присутствуя в Ломбардском институте при чтении медицинских сочинений, всячески  старался  выразить  свое презрение и недовольство ими, каково бы ни было их  достоинство, тогда как сочинения по математике или лингвистике он выслушивал спокойно и внимательно.

Шопенгауэр  приходил в ярость и отказывался  платить по счетам, если  его фамилия  была написана через два п.

Все, кому выпадало  на  долю редкое  счастье жить в обществе гениальных людей,  поражались их способностью перетолковывать в  дурную  сторону каждый поступок окружающих, видеть всюду преследования  и во  всем находить повод к глубокой, бесконечной  меланхолии.  Эта способность  обусловливается  именно более  сильным развитием умственных сил, благодаря которым даровитый человек более  способен находить истину  и в  то  же  время легче придумывает ложные доводы  в  подтверждение  основательности  своего  мучительного заблуждения.

       Отчасти  мрачный взгляд гениев  на окружающее зависит, впрочем,  и  оттого, что, являясь новаторами  в  умственной сфере, они с непоколебимой  твердостью высказывают убеждения, не сходные с общепринятым мнением, и  тем отталкивают от себя большинство дюжинных людей. Меланхолия,  уныние, застенчивость, эгоизм -- вот жестокая  расплата за высшие  умственные   дарования. Гете сознавался,  что его настроение  бывает  то чересчур веселым, то чересчур печальным.

            Иногда   чувствительность   искажается   и    делается   односторонней, сосредоточиваясь  на одном  каком-нибудь  пункте.  Несколько идей пределённого порядка и некоторые особенно  излюбленные ощущения  мало-помалу  приобретают значение главного стимула, действующего на мозг  великих людей и даже на весь их организм.

Малерб, совсем уже  умирающий,  поправлял  грамматические ошибки  своей сиделки  и  отказался  от  напутствия  духовника потому,  что  он  нескладно говорил. Богур (фр.), специалист грамматики, умирая, сказал: "Je vais ou je va mourir" -- "то и другое правильно". Сантени сошел с ума от радости, найдя эпитет, который тщетно приискивал  долгое время. Фосколо говорил о себе: "Между  тем  как  в  одних вещах  я в высшей степени  понятлив, относительно других понимание у меня не только хуже, чем у всякого мужчины, но хуже, чем у женщины или у ребенка".

Известно, что Корнель,  Декарт,  Виргилий, Аддисон, Ла-фонтен, Драйден, Манцони, Ньютон почти совершенно не умели говорить публично. Пуассон говорил,  что жить  стоит лишь  для того, чтобы заниматься математикой.  Д'Аламбер и Менаж, спокойно  переносившие  самые мучительные операции,  плакали от легких  уколов критики. Лючио  де  Лансеваль  смеялся, когда ему отрезали ногу, но не мог вынести резкой критики Жофруа. Шестидесятилетний  Линней,  впавший  в  паралитическое и  бессмысленное состояние после апоплексического удара, пробуждался от сонливости, когда его подносили к гербарию, который он прежде особенно любил. Когда Ланьи лежал в глубоком обмороке и самые сильные средства не могли возбудить в нем сознания, кто-то вздумал спросить у него, сколько будет 12 в квадрате, и он тотчас же ответил: 144. Себуйа,  арабский  грамматик,  умер  с  горя оттого, что с его  мнением относительно какого-то  грамматического  правила не  соглашался халиф  Гаруналь-Рашид.

Следует еще  заметить,  что среди  гениальных  или  скорее ученых людей часто  встречаются  те  узкие  специалисты,  которых  называют   монотипичными   субъектами;  они  всю   жизнь   занимаются  одним каким-нибудь  выводом, сначала занимающим  их мозг и  затем уже охватывающим его  всецело: так,  Бекман в продолжение целой жизни изучал патологию почек, Фреснер --  луну, Мейер  -- муравьев,  что представляет  огромное сходство с мономанами.

О Ньютоне  рассказывают,  что однажды он  стал набивать себе трубку  пальцем  своей  племянницы и  что,  когда  ему случалось  уходить  из  комнаты, чтобы принести  какую-нибудь  вещь,  он  всегда возвращался,  не  захватив  ее.  О Тюшереле говорят, что один раз он забыл даже, как его зовут.

Бетховен  и Ньютон,  принявшись --  один за  музыкальные  композиции,  а другой за  решение задач, до  такой  степени становились нечувствительными к голоду, что бранили слуг, когда те приносили им кушанья, уверяя, что они уже пообедали. Джиоия  в припадке творчества написал целую главу на доске  письменного стола вместо бумаги. Аббат Беккария,  занятый  своими  опытами,  во  время  служения  обедни произнес, забывшись: "Ite,  experientia facta est"  ("A все-таки  опыт  есть факт").

      Подобным  же образом объясняется,  почему великие гении не  могут  иногда усвоить понятий, доступных   самым дюжинным умам, и в то  же время высказывают такие  смелые  идеи, которые  большинству кажутся нелепыми. Дело в  том, что ум,  находящийся под влиянием экстаза, не  воспринимает слишком простых  и  легких положений,  не соответствующих его  мощной энергии.  Так, Монж, делавший  самые  сложные  дифференциальные  вычисления, затруднялся  в извлечении квадратного корня, хотя эту задачу легко решил бы всякий ученик. Гений обладает способностью  угадывать то, что ему не  вполне известно: например,  Гете подробно описал Италию, еще не видавши ее.

      Самые  жестокие  преследования   гениальным  людям   приходится  испытывать  именно  от  ученых  академиков,  которые  в   борьбе против гения, обусловливаемой   тщеславием, пускают в ход свою  "ученость", а также авторитет,  по преимуществу признаваемого за ними как  обычными людьми, так  и  правящими  классами,  тоже по большей  части  состоящими из обычных же людей.

      Значение  расы  в развитии  гениальности, а также и помешательства  видно из того, что как то, так  и другое почти совершенно  не зависит от воспитания, тогда как наследственность оказывает на них громадное влияние.

Научно  обосновано, что шансы родственников  знаменитых  людей относятся как 15,5:100 -- для отцов; 13,5:100 - для братьев; 24:100 -- для сыновей. Помешательство,  напротив,  передается по  наследству целиком. Мало  того,  оно  как  будто  даже  усиливается  с  каждым новым поколением.  Но  есть случаи, когда это влияние проявляется еще с большею силою, что особенно заметно по отношению к  алкоголикам (помешанным от  пьянства).

Но  еще  поучительнее в этом отношении  биографии великих  людей.  Отец Фридриха Великого и мать Джонсона  были помешанные, сын  Петра  Великого был пьяница  и маньяк; сестра Ришелье воображала, что у нее спина стеклянная,  а сестра Гегеля  --  что она превратилась в почтовую  сумку;  сестра  Николини считала себя осужденной на вечные муки за еретические убеждения своего брата и несколько раз пыталась ранить его. Сестра Ламба убила в припадке бешенства свою мать;  у  Карла  V мать страдала  меланхолией и умопомешательством,  у Циммермана брат был помешанный; у Бетховена отец был пьяница; у Байрона мать -- помешанная, дядя и  дед Шопенгауэра  были  помешанные, отец же  был чудак  и  впоследствии  сделался  самоубийцей. 

3. Гениальные люди, страдавшие умопомешательством: Гаррингтон, Болиан,

Кодацци,  Ампер,  Кент,  Шуман, Тассо, Кардано, Свифт, Ньютон, Руссо, Ленау,

Шопенгауэр  и другие

Приведенные  здесь  примеры  аналогичности  сумасшествия с гениальностью если и не  могут служить доказательством  полного сходства их между собою, то, по крайней  мере,  убеждают  нас в том,  что первое не  исключает присутствия второй в  одном  и том  же субъекте.

В самом  деле, не говоря уже  о многих гениях, страдавших галлюцинациями более  или  менее продолжительное время, как  Андраль, Челлини, Гете,  Гоббс, Грасси, или потерявших рассудок в конце  своей славной жизни, как, например, Вико  и другие,  немалое  число  гениальных  людей  было в  то  же  время  и мономаньяками  или всю  жизнь  находились  под  влиянием  галлюцинаций.  Вот несколько примеров такого совпадения.

       Мотанус,   всегда   жаждавший   уединения  и   отличавшийся  странностями,  кончил  тем, что  считал себя превратившимся в  ячменное зерно, вследствие чего  не хотел выходить на улицу  из  боязни, чтобы его не склевали птицы.

       Гаррингтон  воображал, что мысли  вылетают у него изо рта   в виде пчел и птиц, и прятался  в беседку с метлой в руке, чтобы разгонять их. Галлер,  считая  себя  гонимым  людьми  и   проклятым  от  Бога  за  свою  порочность, а также за свои еретические  сочинения,  испытывал такой ужасный страх, что мог избавляться от него только громадными приемами опия и беседой со священниками.

Ампер сжег свой трактат о  "Будущности химии" на том  основании, что он написан по внушению сатаны. Мендельсон страдал меланхолией.  Латре в старости сошел с ума. Великий голландский живописец Ван Гог думал, что он одержим бесом.

Знаменитый  живописец Фон Лейден  воображал  себя отравленным и последние  годы своей жизни провел не вставая  с постели. Карл    Дольче,  религиозный   липеманьяк    (липемания   --   мрачное помешательство), дал обет брать только священные сюжеты для своих картин  и посвятил свою  кисть Мадонне, но потом для изображения ее пишет портрет со своей невесты -- Бальдуини.  В день  своей свадьбы  он исчез, и после долгих поисков его нашли распростертым перед алтарем Богоматери.

Томмазо Лойд, автор прелестнейших  стихотворений, представляет  в своем характере  странное  сочетание  злости, гордости, гениальности и психического расстройства. Когда  стихи выходили у него не совсем удачными, он опускал их в стакан  с водой, "чтобы очистить их", как он выражался. Все, что случалось ему найти  в своих карманах или  что попадалось ему под руки,  -- все равно, была ли это бумага, уголь, камень, табак, -- он имел обыкновение примешивать к пище и уверял, что уголь очищает его, а камень минерализирует.

Материалист Гоббс  не  мог остаться в темной комнате без  того, чтобы ему  тотчас же не начали представляться привидения. Поэт Гольдерлин, почти  всю жизнь  страдавший  умопомешательством, убил себя в припадке меланхолии в 1835 году. Моцарт был убежден, что итальянцы собираются отравить его. Мольер часто страдал припадками сильной меланхолии.  Россини сделался в 1848 году настоящим липеманьяком вследствие огорчения  от невыгодной  для себя покупки дворца.  Он вообразил, что теперь  его ожидает нищета, что ему даже придется просить  милостыню  и  что  умственные  способности  оставили  его;  в  этом состоянии он не только  утратил способность писать музыкальные произведения, но  даже  не мог  слышать  разговоров  о  музыке.  На Кларка чтение исторических сочинений производило  такое впечатление, что он воображал  себя очевидцем  и даже действующим  лицом  давно прошедших исторических  событий.  Блэк  и  Баннекер  представляли  себе  действительно существующими фантастические образы, которые они  воспроизводили на полотне, и видели их перед собой.

       Шуман, предвестник того  направления  в  музыкальном  искусстве,  которое известно  под  названием  "музыки  будущего",  родившись  в  богатой  семье, беспрепятственно  мог заниматься  своим любимым искусством и  в своей  жене, Кларе Вик, нашел  вполне достойную его  подругу  жизни. Несмотря на это, уже на 24-м году он сделался жертвою липемании, а в 46 лет совсем почти лишился  рассудка:   то   его   преследовали  говорящие   столы,  обладающие всеведением,  то  он  видел  не дававшие ему  покоя звуки,  которые  сначала складывались  в  аккорды, а  затем и  в целые музыкальные фразы.  Бетховен и Мендельсон из своих могил диктовали ему различные мелодии. В 1854 году Шуман бросился  в  реку, но  его спасли, и  он умер в Бонне. Вскрытие обнаружило у него образование остеофитов -- утолщений мозговых оболочек и атрофию мозга.

Великий  мыслитель  Огюст  Конт,  основатель  позитивной  философии,  в продолжение  десяти  лет лечился  у Эскироля от психического расстройства.  Перед  смертью  он  объявил  себя апостолом  и священнослужителем материалистической религии, хотя раньше  сам проповедовал  уничтожение  всякого  духовенства. В сочинениях  Конта рядом с поразительно глубокими положениями  встречаются чисто безумные мысли,  вроде той,  например,  что  настанет  время, когда  оплодотворение  женщины  будет совершаться без посредства мужчины.

Все  математики   преклоняются  перед  гениальностью   геометра  Больяи,  отличавшегося, однако, безумными  поступками. Так,  например,  он вызвал на дуэль 13 молодых людей, состоящих на государственной  службе,  и в промежутках между  поединками развлекался  игрою  на  скрипке,  составлявшей единственную движимость в  его  доме. Когда ему назначили  пенсию, он  велел напечатать  белыми буквами  на  черном фоне пригласительные билеты  на  свои похороны и сделал сам  для себя  гроб.  Через семь  лет  он снова  напечатал второе  приглашение  на  свои  похороны,   считая первое   уже недействительным, и в духовном завещании обязал наследников посадить на его могиле  яблоню,  в память Евы,  Париса и Ньютона. И такие штуки проделывал великий математик, исправивший геометрию Евклида!

Кардано, о котором современники говорили, что это умнейший из людей и в то же время глупый,  как ребенок, первый из смельчаков,  решившийся исключить огонь из числа стихий и назвать помешанными колдунов и католических святых, этот великий человек был сам душевнобольным всю свою жизнь. Сын, двоюродный  брат  и отец  его тоже