Понятие демократии, её исторические формы

1)либерализация политической жизни, предполагающая институционализацию гражданских свобод, контролируемое «приоткрытие» режима;

2)демонтаж наиболее нежизнеспособных институтов прежней политической системы;

3)демократизация, означающая установление норм, процедур и институтов демократического режима, основным критерием которой принято считать свободные выборы и консолидацию демократической политической системы;

4)ресоциализация граждан в новую систему [6, c.78].

Модель О.Г. Харитоновой безусловно заслуживает внимания, но при внимательном рассмотрении представленной модели возникает вопрос: возможно ли отнесение консолидации демократии к стадии демократизации? На наш взгляд, построение консолидированной демократии необходимо рассматривать как отдельную стадию, наличие которой характеризует далеко не все варианты переходов от недемократических форм правления к демократическим.

О.Г. Харитонова считает, что  можно выделить две схемы перехода к демократии - кооперативную и конкурентную. Кооперативная включает в себя постепенную и последовательную либерализацию политического режима, аккуратный и контролируемый демонтаж ряда омертвелых институтов прежней системы при разумном воспроизведении сохранивших право на жизнь старых и конституирования новых демократических институтов, ресоциализацию населения. Эта модель наиболее оптимальна; она является результатом компромисса политических сил.

Конкурентная схема отягощена  авторитарными синдромами. Она состоит  из резкой либерализации, распада прежней  политической системы, попытки внедрения новых демократических институтов любой ценой, нередко вопреки сопротивлению как сверху, так и снизу. Данная модель предполагает ускоренную и поверхностную либерализацию и быстрое проведение демократических выборов, в результате которых от власти отстраняется старая элита. Вследствие непрочности новых институтов возможны попытки реставрации недемократического режима.

Необходимо отметить, что  создание синтетических моделей  перехода от недемократических форм правления к демократическим  позволяет выделить и охарактеризовать основные этапы демократизации, представить  общую логическую последовательность действий при их реализации.

С другой стороны, приведенные  модели демократизации не могут быть признаны универсальными в силу того, что создать модель, включающую в  себя все возможные варианты развития событий, невозможно. Так, например, модель А. Мельвиля ориентирована прежде всего на успешный случай демократизации. Кроме того, латиноамериканская модель является более стандартным случаем разрешения кризисной модели ситуации через соглашение элит. Полученный эмпирический материал о восточноевропейских моделях перехода от авторитарного режима к демократическому показал, что они имеют ряд существенных отличий от латиноамериканских. Более того, процесс демократизации в разных посткоммунистических странах отличается существенным образом. Так, если ряд стран (Венгрия, Польша и др.) дают нам примеры транзита, во многом соответствующего классическим моделям, то другие (Югославия, Болгария и др.) демонстрируют возможность иного развития: здесь отсутствуют многие «обязательные» условия и элементы «классических» моделей, что обуславливает значительные отклонения в результатах.

4. Российская модель  демократизации.

Процесс демократизации в  России также существенным образом  отличается от «классических» моделей. Следует отметить, что, если страны Восточной Европы оцениваются как  в целом ориентированные на формирование элементов консолидированной демократии, то режим в России большинством исследователей не рассматривается как демократический. Анализ режима в России и других странах бывшего СССР происходит в рамках альтернативных и промежуточных  форм политического развития при  постоянном подчеркивании особого  характера российской трансформации.

Существует несколько  моделей, объясняющих процессы демократизации и их особенности в России. Это, например, модель, построенная А.Ю. Мельвилем на основе сочетания структурного и процедурного подходов демократизации частично с использованием методологии «воронки причинности», модель «ленинского наследия», разработанная К. Джовиттом и перенесенная на российский материал В. Елизаровым, модель трансформации политического режима в России, разработанная В. Гельманом.

А.Ю. Мельвиль выделяет ряд условий [5, c.56], влияющих на процесс демократизации в России. При этом он упорядочивает эти условия в рамках «воронки причинности»:

1. Уровень международных  факторов (геополитические, военно-стратегические, экономические, политические, культурно-идеологические  факторы). Он включает в себя  факторы, проявившиеся в начале 80-х годов и повлиявшие на  реформаторские тенденции в СССР. Они не были решающими, но  они являются благоприятными  для будущего развития демократии.

2. Уровень государство  и национально образующих факторов. Сначала в СССР, а потом и  в России отсутствовала гарантированная  государственная целостность и  национальная идентичность. Под  лозунгами демократизации и антикоммунизма происходил рост национализма и сепаратизма, который спровоцировал распад СССР. Для современной России все более трудноразрешимой оказывается задача обеспечения национального единства, которая должна решаться до начала демократизации. Таким образом, данный фактор осложнил процесс демократизации в России и во многом обусловил его отличие от переходных процессов в других странах.

3. Уровень структурных  социально-экономических обстоятельств.  Россия осуществляет процесс  демократизации в условиях невысокого  уровня экономического развития. Кроме того, в стране отсутствовали  какие-либо зачатки рыночной экономики,  что тормозило развитие трансформационных  процессов. Поэтому в целом  влияние данного фактора является  неблагоприятным. 

4. Уровень социально-классовых  факторов. В России отсутствовала  адекватная демократии социальная  база. Прежде всего, это характеризовалось  и характеризуется отсутствием  необходимого среднего класса, который  должен выступать массовой социальной  базой демократии. Другой особенностью  является лишь частично обновленный  правящий класс, который «удержал  власть и приобрел собственность,  став главным призером масштабного  перераспределения и закрепления  в фактически частное и акционированное  владение прежде всего государственной собственности между основными входящими в него кланами и картелями». Влияние этого фактора также следует признать неблагоприятным.

5. Уровень культурно-ценностных  факторов. Процесс демократизации  в России не был обусловлен  массовым распространением ценностей  и ориентации, характерных для  гражданской политической культуры. Однако, как свидетельствуют результаты некоторых социологических опросов и как показывает мировой опыт, постепенное усвоение этих ценностей и норм россиянами возможно.

6. Уровень процедурных  факторов. Он предполагает взаимообусловленность  политических и экономических  преобразований. Исследования X. Линца и А. Степана показали, что успешные демократические транзиты предполагают последовательную политическую демократизацию, затем строительство и закрепление эффективных демократических институтов, а далее создание «экономического общества» - систему социальных гарантий и посреднических институтов между государством и рынком. Только после этого осуществлялись болезненные экономические реформы. В России события подчинялись другой логике, когда не было создано ни демократических институтов для поддержки экономических реформ, ни институтов государственной поддержки рыночной экономики и системы социального обеспечения. Кроме того, факторами, отрицательно повлиявшими на процесс демократизации, были административный способ осуществления политических и экономических реформ, усугубивший раскол между властью и обществом, особенности формирования политической оппозиции в СССР и России, порожденной самим государством, а не гражданским обществом, отсутствие первых «учредительных выборов», которые должны были легитимизировать новый баланс общественных и политических сил.

7. Микроуровень. Он включает в себя личностные и индивидуально-психологические особенности ключевых политических авторов, реально принимающих и осуществляющих важнейшие решения. Здесь следует отметить сохраняющееся влияние авторитарных настроений, причем не только в обществе в целом, но и в сознании важнейших политических авторов.

Совокупное влияние этих факторов, представленное в виде «воронки причинности», актуализирует вопрос о возможности реализации авторитарного  варианта в современной России. Однако, по мнению А.Ю. Мельвиля, возникает ряд препятствий для реализации такой альтернативы, среди которых следует назвать рост плюрализма групповых и корпоративных интересов, осознание региональными элитами своих преимуществ от дезинтеграции вертикальной оси и др. Вторая модель - модель «ленинского наследия» К. Джовитта, охарактеризованная В. Елизаровым. Эта модель включает два основных параметра: характер организации институционально оформленных политических связей и особенности взаимоотношений между публичной и приватной сферами [4, c. 41].

«Ленинское наследие»  состояло в том, что вертикальные связи блокировались, а горизонтально  организованные обратные связи практически  не институционализированы, так как горизонтальное взаимодействие развито недостаточно. Это дополнялось напряженными отношениями между публичной и приватными сферами. К. Джовитт указывает на то, что «ленинистский опыт усилил почти отрицательный образ политической сферы, добавив к нему обособленность приватной... Партийная монополия и репрессивное отношение к населению создавали в Восточной Европе «гетто» политической культуры. Население воспринимало ее как нечто опасное, чего следует избегать. «Влипнуть» в политику означало катастрофу». Партия стала контролировать и наказывать в основном только за вторжение в приоритетные сферы жизнедеятельности общества. Возникающие политические связи создали благоприятную почву для появления сети клиентов, которые восполняли недостаток горизонтальных связей внутри политической системы.

После распада советского блока ситуация резко изменилась: вертикальные связи резко ослабли, это повлияло на необходимость консолидации по горизонтали. В этот момент сработал механизм напряжения между публичной  и приватной сферами, давший такой  набор политических идентичностей, который позволял использовать в  сложившейся ситуации, прежде всего  клиентолистские связи.

Сохраняется кадровый состав прежнего аппарата. Однако консолидация новых политических авторов происходит в границах идейно-политических идентичностей, которые либо не были представлены в авторитарном режиме либо используются с обратным знаком (например, интернационализм - национализм). Такая ситуация, по мнению В. Елизарова, «лишь усиливает неопределенность» политической трансформации в России.

На основе представленной модели, К. Джовитт делает вывод, что подобное развитие событий в Восточной Европе, в том числе и в России, дает основания для формирования скорее авторитарной олигархии, чем демократии.

Достоинствами данной модели являются следующие: более корректна, чем ситуационные модели, позволяет делать более определенные прогнозы будущего политического развития. Недостатком является ее не строгость, преодолеть которую, как справедливо отмечает В. Елизаров, возможно путем превращения этой модели из «метафоры» в «концептуальное обобщение», а также путем разработки альтернативной схемы для латиноамериканского варианта демократизации и проведения сравнительного анализа.

Другая модель демократизации России построена В. Гельманом [3, c. 22]. Она основана на анализе трансформации политического режима в России. При этом автор модели опирается на следующие структурные параметры, - определяющие различие посткоммунистических режимов:

-механизм смены политической власти;

-характеристики актеров политического режима;

-соотношение формальных и неформальных институтов политического режима;

-характер проведения выборов;

-роль представительных институтов;

-роль политических партий;

-роль средств массовой информации (СМИ).

Механизм смены политической власти в определенной степени оказывается  для переходных режимов важнее, чем  механизм прихода к власти. Основными  механизмами смены власти в недемократических  режимах, по мнению В. Гельмана, являются революция, путч и пакт элит. Революции для посткоммунистических стран не характерны, путч ориентирован на применение насилия и возникает как результат высокого уровня конфронтации в рамках элит, а пакт элит, наоборот, предполагает высокий уровень согласия политических авторов.

По результатам анализа  характеристик авторов политического  режима можно выделить два идеальных  типа. Первый тип характеризуется  наличием одного доминирующего автора, в отношении которого ни один из других политических авторов не может  выступать как препятствующий достижению всех или большинства его целей. Для второго типа свойственно  наличие более одного, активного  политического автора. В первом случае режим будет носить название моноцентрический, во втором - полицентрический. Демократические режимы являются полицентричными, а авторитарные - моноцентричными. Переходные формы политических режимов характеризуются и моноцентризмом, и полицентризмом, и неопределенным соотношением сил политических авторов.

Следующим критерием выступает  характер взаимодействия формальных и  неформальных институтов. В качестве индикатора взаимодействия формальных и неформальных институтов В. Гельман выделяет функционирование формальных политических институтов - «органов законодательной, исполнительной и судебной власти, местного самоуправления, политических партий и их фракций в парламентах, средств массовой информации - с точки зрения их автономии, эффективности и характера регулирования деятельности их действий, имея в виду соотношение легальных, вне легальных и противозаконных норм». С использованием этого критерия сложно определить жесткие границы между различными режимами. Однако в целом можно утверждать: чем больше деятельность политических авторов определяется неформальными институтами, тем меньше данный тип режима приближается к либеральной демократии.