Политическая антропология

Политическая антропология — направление исследований в социальной антропологии, занимающееся изучением политического процесса и политических институтов в традиционных обществах. Данный специфический подход - также необходимая часть политической социологии.

Отличительная особенность  политических систем более простых  обществ состоит в том, что  они не всегда существуют в форме  дифференцированной совокупности относительно специализированных, явно политических учреждений, как в современных  государственных обществах (см. Сегментарное обществоОБЩЕСТВО - понятие, фиксирующее предмет социальной философии : в качестве базисной категориальной структу...; Безгосударственное общество).

Создание политической антропологии связывается с работой  британского антрополога Эдварда Эванс-Притчарда на рубеже 1930-40-х годов^[1].

Политическая  Антропология

Политическая Антропология

- это наука, которая  изучает человека как "политическое  животное", действующее во всех  политических организмах, взятых  во всем их культурном, историческом  и географическом разнообразии. Как конкретная наука с мощным  эмпирическим базисом, политическая  антропология возникла на рубеже 30-40 - х годов нашего столетия в рамках быстро развивающейся африканистики. Возникновение политической антропологии как специальной научной дисциплины связывают свыходм в свет в 1940 году трех классических трудов по африканситике: двух работ Э.Эванса-Причарда, посвященных исследованию политической жизни нилотских народов ("Нуэры" и "Политическая система ануаков"), а также коллективного труда "Политические системы Африки (под редакцией Э.Эванса-Причарда и М.Фортеса). В этих произведениях, проникнутых пафосом строго эмпирического, неспекулятивного анализа политических отношений, исследовались конкретные случаи архаических обществ Тропической Африки, полностью лишенных привычных для европейца атрибутов политического государства: государства с его аппаратом принуждения, административно-бюрократической иерархии и т.п. Наряду с Африкой, методы политантропологических исследований применялись и в изучении других, неафриканских архаических обществ. Можно сослаться, к примеру, на работы британского антрополога А.Гольденвейзера, написанные на основе его полевых исследований в Северной Америке а также на труды Р.Лоуи и В.Маклеуда. Изначально выходя за рамки африканистики, политическая антропология предметом своего анализа считала не только политическое управление в архаических обществах, полностью или частично изолированных от мировых социально-экономических связей, но и политическую культуру тех традиционных обществ, которые были уже сравнительно давно втянуты в интернациональную систему отношений и подвержены процессу модернизации. В этом смысле предметом политической антропологии является динамика институтов социального управления во всех традиционных обществах, переживающих процесс модернизации: в исламских, конфуцианских, православных и т.д. Анализ политических систем неевропейских, в особенности архаических, обществ оказал обратное революционизирующее воздействие на западноевропейскую политическую науку, существенным образом "антропологизировав" ее предмет и метод. Становится очевидной несостоятельность европоцентризма и связанных с ним спекулятивно-философских методов; напротив, особое значение приобретают сравнительные методы, получившие впоследствии широкое развитие в контексте постмодернистского мышления. Методы политической антропологии, восходящие к методологии этнографии, физической и культуральной антропологии, существенно обогатили современную политическую науку, обратив ее внимание на те аспекты политического, которые проявляются в любых, в том числе и в современных западных обществах, но роль которых традиционно недооценивалась политологами: это всякого рода неинституционализированные ситуативные формы политики, ее символические, игровые формы проявления, которые особенно важны на микрополитическом уровне (внутри отдельных групп и коллективов). В советском обществоведении термин "политическая антропология" был табуизирован из-за своего несоответствия официальной вульгарно-марксистской трактовке политического как исключительно классово-государственного. Поэтому для обозначения науки, изучавшей негосударственные политические отношения в архаических и иных традиционных обществах, применялся термин "потестарно-политическая этнография" (от лат. potestas - сила, мощь, господство, власть и т.п.), который в действительности выступал лишь синонимом того, что на западе получило название "политической антропологии".

Политическая  антропология

Понятие политической антропологии

Поскольку антропологи  занимались в основном изучением  неевропейских цивилизаций и  культур, предметом изучения политической антропологии стали механизмы и  институты власти и социального  контроля преимущественно в доиндустриальных и посттрадиционных обществах.

С этим согласны большинство специалистов. Так, Ж. Баландье полагает, что в задачи политической антропологии входит сравнительное изучение политической организации первобытных и архаических обществ (Balandier 1967: 6-9). С ним перекликается Л.Е. Куббель, по которому предметом потестарно-политической этнографии являются отношения власти и управления обществом преимущественно в доиндустриальные эпохи (Куббель 1979; 1988).

Схожие определения  политической антропологии даются в  большинстве западных специальных  словарей, энциклопедий и справочников по социокультурной антропологии и политологии. В одном из подобных изданий, воспроизведенных в журнале "Политические исследования" (1993, №1), дано следующее определение:

Политическая  антропология – изучение институтов управления и соответствующей практики у этнических сообществ, в особенности  в примитивных обществах и  в обществах с племенным строем. Политическая антропология выясняет связь  политического поведения с более  широкой групповой культурой  и исследует то, какими путями происходит развитие политических институтов и  практики.

М. Абеле несколько расширяет предмет политической антропологии. Он считает, что в ее задачи входит "изучение властных процессов и систем, пронизывающих наши структуры, и способов, в которых проявляются корни и формы политического действия в наших обществах" (Абеле 1998: 30).

В.В. Бочаров пытается объединить обе точки зрения. По его мнению, первоначально политическая антропология изучала системы властно-управленческих отношений в традиционных обществах. В настоящее же время она должна стать прикладной наукой, направленной на оптимизацию принимаемых в  процессе управленческой деятельности решений в условиях, когда в  качестве управляемых выступают  полиэтничные субъекты, политическая культура которых густо замешана на традиционном субстрате (Бочаров 1998: 141).

В итоге, можно определить предмет изучения данной дисциплины как совокупность институтов контроля и власти в доиндустриалъных обществах: структура данных институтов и их сравнительная типология, анализ причин и факторов преобразования одних форм в другие, проблема адаптации, инкорпорации и трансформации традиционных механизмов контроля в современных политических институтах.

Исходя из этого, политическую антропологию можно дефинировать как антропологическую дисциплину, изучающую народы мира с целью выявления особенностей политической организации в исторической динамике.

Антропология и  история

Если перевести  изложенное выше на привычный для  представителей отечественных общественных наук язык, то можно сказать, что  политическая антропология – это  в известной степени история  власти: история преобразования одних  форм и механизмов социального контроля в другие. В рамках отечественной традиции такое определение несет в себе особый смысл, так как антропологии как самостоятельной науки в СССР не выделялось, а дисциплины и их подразделы, специализирующиеся на истории властных структур (история первобытного общества, история древнего мира, этнография, история Востока и т. д.) у нас всегда было принято включать в комплекс исторических наук. Специалисты в этих областях готовились главным образом на исторических факультетах. Им присуждались ученые степени кандидатов и докторов исторических наук. История в СССР считалась синтетической наукой, которая включала в себя и археологию и этнографию (антропологию), изучая одновременно как пространственно-временное многообразие исторических событий, так и выявляя обобщающие закономерности хронологических процессов.

Нельзя не заметить, что источники и методические приемы работы с ними у историков, археологов и этнографов сильно отличаются. Историк работает с письменными  документами. Он должен установить их внешнюю подлинность, попытаться понять, какой смысл скрывается за знаками, содержащимися на исследуемом документе. Археолог исследует материальные фрагменты давно исчезнувшей культуры. У него наиболее неблагодарная задача – попытаться составить целостную картину об обществе из ограниченного числа кусочков мозаики. В отличие от археолога этнограф (антрополог) имеет возможность наблюдать как целые материальные объекты, так и отношения между людьми и их духовный мир. Но он должен уметь понять, какие глубинные механизмы скрыты за внешним проявлением тех или иных форм поведения.

С этой точки зрения между антропологией и историей имеется существенная разница. Политическая антропология не является историей в  полном смысле слова. История в "узком  смысле" (от английского слова story – рассказ, повесть, новелла) – это наука о событиях, реконструируемых по письменным источникам. Главная цель историка в "узком смысле" – хронологически связать свершившиеся события (факты), воссоздав их общее течение. Задача политантрополога – несколько иная, его интересуют не события сами по себе, а структуры и социально-политические системы. Поэтому если и причислять согласно распространенной в отечественной науке традиции политическую антропологию к историческим наукам, то это не совсем история, а скорее то, что называют "социальной историей" или "исторической антропологией" (Гуревич 1993). На близость между политической и исторической антропологией указал Ж. Ле Гофф в предисловии к современному изданию "Королей-чудотворцев" М. Блока – классической книги по политантропологии западноевропейского средневековья. По мнению Ле Гоффа, это даже единая дисциплина – политическая историческая антропология (Блок 1998: 57).

В то же время политическая антропология – это и не совсем этнография. Этнографы имеют дело с живыми информантами, а предметом  изучения политической антропологии нередко  являются не только современные архаические  и традиционные культуры (тем более  что в настоящее время их практически  не осталось), но и более древние  народы и проблемы их социально-властного  устройства, известные по письменным и археологическим данным. С этой точки зрения политантропологом может быть не только этнолог-антрополог, но и в случае необходимости историк и даже археолог.

Антропология, политология  и социология

Вышеизложенное  не означает, что политантрополог должен сосредоточить свое внимание на архаическом, традиционном и посттрадиционном господстве и не может заниматься изучением систем власти в современных развитых обществах. Более того, имеется ряд объективных обстоятельств, вследствие которых политантропологи все чаще обращаются к актуальным проблемам наших дней. Прежде всего – это исчезновение с этнической карты мира самого объекта традиционных антропологических исследований: к концу XX в. на земном шаре практически не осталось мест, за исключением, быть может, самых глухих уголков Амазонии и Африки, где бы остались существовать культуры, не испытавшие на себе влияния модернизирующейся западной цивилизации.

Во-вторых, проблематика эволюции институтов власти в первобытном  строе и изучение процессов возникновения  государства все больше и больше становятся чисто академической  проблемой. Практически все письменные и этнографические источники  уже введены в научный оборот. Нередко основные вопросы кажутся  решенными, что отталкивает от них  многих исследователей. Проблема по-прежнему состоит только в создании компаративистских, обобщающих кросскультурных исследований.

В-третьих, большинство  научных фондов приоритетно финансируют  исследования, посвященные современности. Однако здесь имеется широкий  плацдарм для использования знаний и усилий антропологов. Вопреки опасениям ряда авторитетных антропологов прошлого (А. Кребер, К. Клакхон, М. Мид), что их дисциплина обречена стать "неудобным научным склепом", этнические конфликты на Балканах, Кавказе и в ряде иных "горячих" точек мира, развал социалистической системы и реставрация во многих посттрадиционных странах авторитаристских политических режимов делают эту профессию по-прежнему актуальной и востребованной современным мировым сообществом.

Следовательно, политическая антропология – это дисциплина, которая граничит не только с историей, но и социологией, и политической наукой. Важно выявить соотношение  между ними.

Социологи и политологи анализируют главным образом  сознательные (осознанные) формы поведения  людей. Строго говоря, общество является предметом изучения социологии; политические институты и власть – предметом  политологии. Исходя из того, что власть является предметом исследования как  политологии, так и политической антропологии, есть соблазн определить политическую антропологию как раздел политологии, специализирующейся на изучении "примитивных" (т. е. первобытных) обществ. В то же время в ряде стран  антропологию было принято считать  отделом социологии, которая изучает  первобытные и традиционные общества (отчасти такое понимание характерно и для современной российской социологии). Даже там, где за антропологией  признается самостоятельный статус, подчеркивается ее генетическое родство  с социологией. Определяя, в частности, место антропологии в ряду гуманитарных дисциплин, Толкотт Парсонс (1902-1979) подчеркивал, что предметом ее изучения являются в основном социальные структуры, символы и процессы "применительно к их культурным условиям", в особенности в отношении к "простейшим" общественным системам (Парсонс 1998).

В такой интерпретации  есть определенные основания. Действительно, предметом исследования политологов  и социологов являются современные  политические системы. Соответствующие  структуры и институты прошлого изучаются историками, археологами  и антропологами (этнологами). Однако это не единственное отличие антропологии от социологии и политологии. Объектом изучения антропологов становятся не только дошадустриальные и посттрадиционные институты и процессы, но и идеальные символические системы (ритуалы, стереотипы, знаки). Это обусловлено тем, что в обычных объектах антропологического исследования (первобытных и традиционных структурах) отсутствует (в привычной нам терминологии) деление общества на "базис" и "надстройку", на экономику и культуру, социальную систему и политику. Антрополог пытается обнаружить за осознаваемыми поступками глубинные археотипические пласты коллективной ментальности. Последние, как правило, неосознаваемы и выражены в символической (прежде всего вербальной) форме. Следовательно, политическая антропология рассматривает структуры и механизмы контроля как некие целостные, нерасчлененные символические системы.

В то же самое время  если социолог и политолог рассматривают  предмет своего исследования в рамках понятийного аппарата, разработанного на основе изучения западного общества, то антрополог занимается сравнением главным образом незападных обществ и пытается осмыслить и интерпретировать изучаемое явление, в том числе с позиции объекта исследования (К. Леви-Стросс).