Трагедия русской интелегенции

 Естественно,  что большинство  творцов произведений искусства и в голову не приходит мысль о том, что они способны решительно повлиять на картину мира современников или грядущих поколений. Но когда их произведения созданы, их так или иначе предстоит транслировать современникам по вполне определенным каналам (книготорговля, библиотеки, кинопрокат). И вот здесь-то в дело вмешивается интеллигенция. Художественные критики, искусствоведы, историки искусства, наконец, цензоры  формируют восприятие публики, постоянно «объясняя» ей, что хорошо, а что плохо в искусстве. Другие «интеллигенты» в министерствах, комитетах и комиссиях по культуре активно поддерживают одни произведения искусства, одних художников, одни художественные школы и течения и не поддерживают или даже отрицают другие.         

 Тем  самым соответствующие «интеллигенты»  вне зависимости от своих желаний,  осознанно или нет, формируют  у людей художественную картину  мира. Как писал славянофил И.С.Аксаков,  любой власти для формирования  вполне определенной картины  мира профессиональные деятели  искусства крайне необходимы.        

 В  свое время интеллигент Аксаков  было до глубины души поражен  «настойчивыми, энергическими усилиями  государства: создать во что  бы то ни стало штатс-просвещение,  штатс-науку, штатс-искусство, штатс-журналистику, штатс-поэзию, штатс-литературу, штатс-галантерейность,  штатс-нравы, штатс-нравственность…  государство не щадило расходов  на воспитание общества – в  направлении и духе соотвествовавших  государственным целям…

От кабаков  и увеселительных домов до академий наук и разных храмов музам –  все это содержалось на казенные деньги, на казенный счет, казною, ради государственной надобности».

Образование

К середине CC века возникла мощная всеохватывающая  советская система образования. Под прямым влиянием государства  идеал всеобщей грамотности и  право на образование заняли одно из самых видных мест в системе  современных ценностей[6]. В современном мире никакая общенациональная культура не может существовать без некоего специального механизма, охватывающего все население, - без национальной образовательной системы с многочисленным штатом профессиональных педагогов и развитой инфраструктурой. Только современное национальное  государство способно создать, содержать и защищать эту огромную дорогостоящую пирамиду[7]. Никакая система образования не в состоянии существовать без интеллигенции – педагогов, целенаправленно формирующих (или по меньшей мере корректирующих) у своих учеников определенную картину мира, заданную учебными программами, которые, в свою очередь, санкционированы государством. 

По мнению интеллигенции, те немногие, кому удается  навязать эту картину мира – «настоящий народ», достойный всяческого уважения, восхищения и, может быть, даже преклонения.

Те же, кто ее не принимает, – «мещанство». Причем между «интеллигенцией» и  «мещанством» теоретики интеллигенции  большей частью подчеркивают полную противоположность. Интеллигенция, безусловно, отрицает мещанство; мещанство, безусловно, исключает интеллигенцию. Поэтому  интеллигенция колеблется между  презрением к невежественному («мещанами») и обожествлением его – начиная  с русской концепции народа-богоносца, и кончая китайским лозунгом: «Учиться у рабочих, крестьян, солдат!».

Со своей  стороны народ платит интеллигенции  недоверием, ибо никогда не умел всерьез отличать интеллигенцию  от власти.[8]

Со временем, отношения между интеллигенцией и народом превратились в бесконечную  войну. Интеллигенция, постоянно устраивавшая революции, как правило, использовала террор, чтобы навязать народу свою картину мира. Народ же время от времени отвергал интеллигенцию  погромами, как это было во времена  холерных бунтов. А в начале ХХ в. «жиды и студенты» сблизились в сознании охотнорядцев и стали  символизировать интеллигенцию.[9]

Таким образом, народ и интеллигенция  в отношениях друг с другом попеременно  играют роль палача и жертвы.

Г.Помералиц  писал об этом: «…Орудие революционной  интеллигенции – террор; орудие взбаламученной массы – погром. Жертвы погрома становятся яростными  сторонниками революционной диктатуры, А жертвы террора в следующем  действии – яростными погромщиками…  Например, Сталин использовал еврейские  кадры для коллективизации, а  выходцев из деревни для «борьбы  с космополитами». [10]

Народ – это объект воздействия интеллигенции: ему она должна навязывать сформированную ею картину мира. Для характеристики численного соотношения между «образованной  частью общества» и народом нелишне  напомнить, что еще в 1895 г., в начале последнего царствования, четыре пятых  населения России были неграмотны. В деревне жило около 85% населения. В девяти русских университетах  обучались всего 25 тысяч студентов.[11]

Как утверждал  А.Блок: «… Есть действительно не только два понятия, но две реальности: народ  и интеллигенция; полтораста интеллигентов, с одной стороны, и несколько  сот тысяч – с другой; люди, друг друга не понимающие в основном».[12]

И, тем  не менее, эта микроскопически малая  часть общества – интеллигенция  – постоянно работала над формированием  национальной картины мира и распространением ее на весь народ.

История человечества показала, что реальная власть в обществе – это, прежде всего власть над процессами формирования картины мира. Вот почему любая  власть кровно заинтересована в унификации картины мира подвластного ей населения.

Чрезмерное  разнообразие картины мира практически  лишает власть каких-либо возможностей управлять обществом.

Интеллигенция и власть нужны друг другу, писал  В.Ф.Коршер, «разъединение интеллигенции  и власти на протяжении всей нашей  истории оставалось лишь скрытым, не доходя до явного разрыва… Нужно ли удивляться поэтому, что интеллигенты так легко становятся идеологами или верными помощниками идеологов?! Интеллигенция и не принимает  власть и одновременно боится себе в этом признаться, боится довести  свои чувства до сознания, сделать  их отчетливыми. Ибо тогда ей пришлось бы вслух назвать себя саму как  виновницу всех несчастий страны…  пришлось бы ответить буквально за каждый шаг этой власти, как за свой собственный… Интеллигенция знает  об этом и у нее нечиста совесть. У нее разыгрывается настоящий  «комплекс» по отношению к Власти. Страх не только пред жестоким наказанием, но еще сильнейший пред собственным  признанием терзает ее. Она предпочла  бы думать о Власти как о чем-то внешнем, как о напасти, пришедшей  откуда-то со стороны…».[13]

Власть  необходима интеллигенции: она является для нее важным источником моральных  ценностей.

Таким образом, отношения между интеллигенцией и властью сложны и противоречивы. «Интеллигенция не принимает Власти, отталкивается от нее, порою ненавидит, и, она питает ее, холит и пестует; интеллигенция ждет крушения Власти, надеется, что это крушение рано или поздно случится, и, с другой стороны, сотрудничает тем временем с ней…».[14]

Представители интеллигенции довольно часто занимали крупные государственные посты. Скажем, все наиболее известные историки XVIII в. были чиновниками, состоящими на службе у правительства. На государственную  службу были приглашены такие интеллигенты, как граф М.Сперанский, представивший  еще Александру I записку «О постепенном  уничтожении рабства в России»  в 1816 г.; граф Киселев, президент Академии наук (1818-1855 гг.). Николаевский министр  просвещения граф С.Уваров пытался  полностью подчинить просвещение  интересам власти. Отсюда его предписание: «Каждый из профессоров должен употребить все силы, дабы сделаться достойным  орудием правительства».

Один  из самых жестоких чиновников, царский  генерал-губернатор оренбургский и  самарский В.А.Перовский – «злой  гений раскольников», – был по всем признакам стопроцентным интеллигентом. «И не вина ли казаков, – писал Н.Н. Покровский, – что утонченный мир  прекрасной культуры, к которому принадлежал  В.А. Перовский, был так далек от их историософии и оборачивался к  ним именно этой экзекуционной стороной».[15]

Со своей  стороны власть управляла интеллигентами с помощью кнута и пряника. Начиная с Елизаветы, цари даровали лояльным актерам шпаги – символ чести и достоинства. Сохранились  свидетельства, что Екатерина II дарила избранным артисткам, выходившим замуж, еще и подвенечные платья.[16] В 1832 г. Николай I учредил новый привилегированный класс личных и потомственных почетных граждан: при этом личное почетное гражданство отныне присваивалось лояльным художникам, получившим аттестат Академии. Следующий же царский указ, от 1902 г., предоставил право лояльным музыкантам – выпускникам консерватории занимать должности на государственной службе и, следовательно, получать дворянство.

И благодаря  интеллигенции в меру своих сил  укрепляла национальную картину  мира образами Царя, Отечества, Родины, Народа и Церкви. Так, лирик Фет  писал по случаю коронования Александра III: «Как солнце внешнее сияя, / в лучах  недаром ты взошел / во дни живительного мая, / на прародительский престол».

Власть  поощряла тех художников, чье творчество было ориентированно на укрепление существующей общенациональной картины мира. В  качестве примера можно назвать  Н.В.Кукольника – поэта, драматурга и беллетриста, придерживавшегося  государственно-патриотической тематики.

Его творчество поощрялось самим Николаем I. Самоуверенный  и тщеславный Карл Брюшлов пользовался  особенным благоволением Николая I и получал самые важные правительственные  заказы. Художник В.А.Серов был принят при дворе, ему позировал Александр III.

Но что  касается другой части интеллигенции  – оппозиционной, создававшей неугодную  власти картину мира, то с ней  расправлялись всеми доступными средствами.

А.Пушкин писал, что хотя « Екатерина любила просвещение, а Новиков, распространивший первые лучи его, перешел из рук Щищковского (домашний палач Екатерины) в темницу, где и находился до самой ее смерти. Радищев так сослан в Сибирь и покончил жизнь самоубийством; Княжнин умер под розгами –  и Фонвизин, которого она боялась, не избегнул бы той же участи, если б  не чрезвычайная его известность».[17] В.В. Капнист подвергался цензурным гонениям; Н.И.Тургенев осужден на вечную каторгу по делу 14 декабря 1825г.,                       с 1892 г. – политэмигрант; К.Ф. Рылеев приговорен к смертной казни по делу      14 декабря 1825 г. и повешен; П.Я.Чаадаев объявлен сумасшедшим; Н.И.Огарев провел 10 месяцев в одиночном тюремном заключении, был сослан, с 1856 г. – в эмиграции; Н.Г.Чернышевский провел в крепости, на каторге, в ссылке с 1862 по 1883 гг.; Ф.М. Достоевский осужден по делу петрашевцев на 4 года каторги и службу рядовым; В.Г. Короленко в общей сложности провел 6 лет в тюрьме и ссылке.

Иногда  интеллигенция сама себе задает загадку: почему это искусство и наука  иногда расцветают в периоды жесточайшей  диктатуры и, напротив, иногда не «цветут» в условиях относительной свободы?

Действительно, сколько угодно примеров, когда в  России, в Европе или ином регионе  на самые трагические в жизни  страны периоды – времена межнациональных  и религиозных войн, нетерпимости, зверств цензуры, политических преследований  инакомыслящих – приходились  годы расцвета литературы и искусства. Например, эпоха Николая I, не лучшего  из российских государей, эпоха жестокая во многих отношениях, характеризуется, как известно, выдающимися достижениями в области науки, литературы, искусства. Ведь в эти годы писали Пушкин и  Лермонтов. В эти годы появились  лучшие произведения Н.В.Гоголя. На первый взгляд странная это была эпоха: великая  литература, замечательное искусство, умные и утонченные интеллектуалы  – и вполне заурядный государь, склонный к запретам и ограничениям в духовной сфере.

Но никакой  загадки тут нет. Интеллигенция  всегда делала одно и тоже дело при  любых режимах и правлениях –  совершенствовала ту или иную картину  мира. Только одна ее часть была в  оппозиции и поэтому создавала  одну картину, а вторая – служила  власти и, следовательно, создавала  нескольку иную. А власть покровительствовала  «своей» интеллигенции, стремилась перекупить или нейтрализовать «чужую». Интеллигенция расцвета и заката культуры практически не зависит  от степени демократического режима и допустимой свободы творчества.

Таким образом, поощрение лояльных и преследование  нелояльных интеллигентов было постоянной культурной политикой самодержавия. Ответ «государственной интеллигенции» состоял в полной и беззаветной  поддержке власти: ответный ход оппозиционной  интеллигенции – в попытке  или «распропагандировать», или  свергнуть власть. 
 
 
 
 
 

Глава 3. Интеллигенция  и революция

Цель  ушедшей в оппозицию интеллигенции  обычно состоит в том, чтобы продолжать борьбу и в очередной раз заменить господствующую картину мира своей  собственной. Так было и с радикальной  левой интеллигенцией до революции, так было и с диссидентской  интеллигенцией в Советском Союзе, так было практически всегда во всем мире. Вот почему организатором почти  всех революций в истории была интеллигенция. Речь идет о революции  французских жирондистов и  якобинцев 1791 г. и всех других политических революциях – российской, английской и американской. То же самое относится и к неудавшемуся перевороту декабристов (1825 г.), и к революции русских социал-демократов (1905 г.), либералов (фев. 1917 г.) и большевиков (окт. 1917 г.), а также немецких и итальянских фашистов     (1922 и 1934 гг.). Так, в Великой французской революции ядро революционеров, в том числе крайних – якобинцев, составляли интеллигенты. Историк О.Минье писал, что круг тех, кто определял события 1791 г., «был ограничен людьми просвещенными», которые таким образом контролировали все силы и всю власть в государстве, поскольку были «в тот период единственными, кто мог контролировать их, поэтому лишь, что обладали необходимым для этого умом».[18]