Трагедия русской интелегенции

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 09 Октября 2011 в 12:37, реферат

Краткое описание

Долгое время считалось, что слова интеллигенция, интеллигент и интеллигентный ввел в повседневный обиход русского языка и отечественной журналистики прозаик, критик и публицист П.Д.Боборыкин (1866), который сам объявил себя «крестным отцом» этих слов. Писатель, использовавший еще в 1875 г. слово интеллигенция в значении философском: «разумное постижение действительности»[1], в то же время определял интеллигенцию (в социальном значении) как «самый образованный, культурный и передовой слой общества» или как «высший образованный слой общества»[2]. Однако подобный смысл понятия интеллигенции выявляется сегодня в различных, и гораздо более ранних, источниках. С.О.Шмидт недавно доказал[3], что слово интеллигенция впервые употребил почти в современном его значении В.А.Жуковский в 1836 г. (в контексте: «лучшее петербургское дворянство…которое у нас представляет всю русскую европейскую интеллигенцию).

Содержание работы

Глава 1. Феноменология русской интеллигенции………………………стр1
Глава 2. Интеллигенция: власть и народ……………………………….стр.5
Глава 3. Интеллигенция и революция………………………………….стр.12
Глава 4. Что мы наследуем? ………………………………………….стр.14
Список литературы……………………………………………………стр.15

Содержимое работы - 1 файл

Философия.зачет реферат 2 курс.docx

— 40.39 Кб (Скачать файл)

Вариант №58.

Трагедия  русской интелегенции.

ОГЛАВЛЕНИЕ.

Глава 1. Феноменология  русской интеллигенции………………………стр1  

Глава 2. Интеллигенция: власть и народ……………………………….стр.5

Глава 3. Интеллигенция  и революция………………………………….стр.12

Глава 4. Что мы наследуем? ………………………………………….стр.14

Список  литературы……………………………………………………стр.15 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Глава 1. Феноменология  русской интеллигенции        

 Долгое  время считалось, что слова  интеллигенция, интеллигент и  интеллигентный ввел в повседневный  обиход русского языка и отечественной  журналистики прозаик, критик  и публицист П.Д.Боборыкин (1866), который сам объявил себя «крестным  отцом» этих слов. Писатель, использовавший  еще в 1875 г. слово интеллигенция в значении философском: «разумное постижение действительности»[1], в то же время определял интеллигенцию  (в социальном значении) как «самый образованный, культурный и передовой слой общества» или как «высший образованный слой общества»[2]. Однако подобный смысл понятия интеллигенции выявляется сегодня в различных, и гораздо более ранних, источниках. С.О.Шмидт недавно доказал[3], что слово интеллигенция  впервые употребил почти в современном его значении В.А.Жуковский в 1836 г. (в контексте: «лучшее петербургское дворянство…которое у нас представляет всю русскую европейскую интеллигенцию). При этом не исключается влияние на мировоззрение и речь Жуковского, а также людей его круга А.И.Тургенева, тесно общавшегося и состоявшего в переписке  с Шеллингом. Показательно, что понятие интеллигенция ассоциируется у Жуковского:

1) с  принадлежностью к определенной  социокультурной среде; 2) с европейской  образованностью; 3) с нравственным  образом мысли и поведением, то  есть с «интеллигентностью» в  позднейшем смысле слова. Таким  образом, представления об интеллигенции  как социокультурной среде, моральном  облике и типе поведения складывались  в русском обществе уже в  1830-е годы, в среде Карамзина  и деятелей пушкинского круга,  и были связаны прежде всего  с идеалами «нравственного бытия»  как основы просвещения и образованности  и дворянским долгом служения  и образованности и дворянским  долгом служения России.

Смысловой оттенок умственного, духовного  избранничества, элитарности, нравственного  или философского превосходства, сознательных претензий на «высшее» в интеллектуальном, образованном, этическом и эстетическом отношениях сохранялся в словах интеллигенция, интеллигентный даже тогда, когда в  русском обществе получили хождение взгляды на преимущественно разночинский, демократический характер, поведения  и убеждения русской интеллигенции, а вместе с тем  появилось и ироническое, насмешливо-презрительное отношение к тем «интеллигентам», которые таковыми, в сущности, не являются, хотя претендуют на это престижное самоназвание          (об  этом свидетельствуют переписка В.П.Боткина, И.С.Тургенева, дневниковые записи А.В.Никитенко и др.). Фактически с этого времени ведет  свое начало борьба среди интеллигенции за отделение подлинных ценностей интеллигенции от мнимых, действительных представителей интеллигенции и ее внешних подражателей, за «чистоту рядов» интеллигенции, кристаллизацию ее норм, традиций, идеологии. Интеллигенция сама осуществляла различение и разделение смыслов интеллигенции, постоянно вступая в смысловое соотношение с самой собой в процессе исторического саморазвития и саморефлексии и стремясь к  качественному своему самосовершенствованию, интенсивному саморазвитию и росту. Это и полемика западников и славянофилов, и взаимоотношения консерваторов, либералов и радикалов, и первые конфронтации «естественников» и   гуманитариев, и т.п.

В Древней  Руси, согласно концепции либерала западника Ключевского, складываются два типа будущих русских интеллигентов, каждый из которых был по-своему неполноценен. Первый из них возник в результате христианизации Руси, под влиянием переводной византийской книжности. «…Эта книжная мудрость, - иронически замечал Ключевский, - была для нас подарком добрых, но сторонних  людей, отблеском чужого ума».

Другой  типаж интеллигенции сложился в  период Московского царства, под  впечатлением от падения, с одной  стороны, монголо-татарского ига, с  другой – от падения Византии под  ударами Османской империи.

Характеристика  второго типа русской интеллигенции  Ключевским оказывается поистине уничтожающей: «этот самонадеянный грамотей-мастер, уверенный, что можно все понимать, ничего не зная, и был вторым типом  русского интеллигента, и самой характерной  особенностью этого типа была гордость личная и национальная».

Коренная  проблема русской интеллигенции, как  ее представлял Ключевский, заключается  в том, что в сознании образованных людей складывается неразрешимое противоречие между знанием и пониманием действительности, между знанием и его применением  на практике, между обыденным сознанием, ориентирующемся на традицию, и разум, требующим понимания своих целей  и задач, между верой в догматы  и авторитеты и мышлением, рациональным по своей природе.

Начиная с 1880-х годов интеллигенция, как  и ее духовные вожди, стала рассматриваться  в русской культуре как своего рода интеллектуальное «сектантство», характеризующееся специфической  идеологией и моралью, особым типом  поведения и бытом, физическим обликом  и радикальным умонастроением, неотделимым  от идейно-политической нетерпимости. Соответствующий облик интеллигенции  сложился в результате ее идейного противостояния (в лице радикально настроенных поборников демократии в России) русскому самодержавию.  Интеллигенция ассоциировалась уже не с аккумуляцией всех достижений отечественной и мировой культуры, не с концентрацией национального духа и творческой энергии, а скорее с политической «кружковщиной», с подпольной, заговорщицкой деятельностью, эстетическим радикализмом, пропагандистской активностью и «хождение в народ». Принадлежность к интеллигенции тем самым означала не столько духовное избранничество и  универсальность, сколько политическую целенаправленность – фанатическую одержимость социальными идеями, стремление к переустройству мира в духе книжно-утопических идеалов, готовность к личным жертвам во имя народного  блага.

Происхождение русской интеллигенции связывалось, во-первых, с культурным европеизмом, распространением просвещения, развитием  наук, искусств и вообще возникновением специализированных форм культуры; во-вторых, - с обретаемыми навыками религиозной  и политической свободы мысли, слова, печати.

Третья  традиция (ее наиболее последовательно  отстаивал в своих культурологических эссе Д.С.Мережковский и М.О.Гершензон) возводила истоки русской интеллигенции  к временам петровских реформ и к  самому Петру, признаваемому первым русским интеллигентом, стремившимся «по своему образу и подобию» сформировать отряд послушных его воле «птенцов гнезда Петрова». Эта традиция  исследования генезиса русской интеллигенции была плодотворна тем, что обозначала драматическую коллизию, сопровождающую в дальнейшем всю историю русской интеллигенции – сложные взаимоотношения интеллигенции с властью и государством.

Четвертая традиция осмысления культурно-исторических истоков русской интеллигенции  связана с поисками  более глубоких, древнерусских ее корней. Так, в многовековой – «пятиактной» - трагедии русской интеллигенции Г.П.Федотов видел и многовековую же ее предысторию: целых два «пролога» к ней – в «Киеве» и «в Москве». Иначе говоря, по Г.Федотову, первые «интеллигенты» на Руси – при всей условности их отнесения к интеллигенции – это православные священники, монахи и книжники киевского и московского периодов древнерусской культуры.

Пятая традиция трактовки интеллигенции  в отечественной культуре связана  с вкладом русского марксизма, впитавшего в большевистском варианте  идеологию «махаевщины» (доктрины, автором которой по праву считается В.К.Махайский и которая объявляет интеллигенцию классом, враждебной революции, в то время как основной революции оказываются деклассированные элементы, люмпен-пролетариат)[4]. Согласно этой интерпретации, интеллигенция не находит определенного места в социально-классовой стратификации общества: это не класс, а «прослойка» между трудящимися и эксплуататорами. «Клерикальные» истоки русской интеллигенции раскрывают еще один важный смысловой пласт русской интеллигенции в целом – духовное подвижничество, искание «светской святости». 

Глава 2. Интеллигенция: власть и народ

Хотя  интеллигенция для поддержания  или развития «курируемых» ими фрагментов картины мира придумывают изощренные теории, основная масса людей во все времена оставалась равнодушной  к ним. Так, изысканное богословие духовной элиты в России благополучно сосуществовало с «бытовым православием» народа, круто замешанном на языческих суевериях, а основную массу  «потребителей» искусства никогда не интересовали мудреные эстетические теории.

Это во многом объясняется тем, что интересы интеллигенции и народа различаются. Если для большинства интеллигентов  очень важна свобода говорить и писать все, что им хочется, то для  простого народа это право практически  не представляет интереса. Интеллигенция  полагала, что крестьяне и мещане плохи из-за своей «необразованности  и невоспитанности», а хороши станут лишь тогда, когда усвоят нормы и  интересы интеллигентской субкультуры, станут грамотными и образованными, «ну почти как интеллигенты».

Все это  означает, что для выживания и  судеб и отдельного человека, и  общества в целом главное значение имеет картина мира, а остальное  вторично. При этом (и это, пожалуй, наиболее важное) картина мира –  самый эффективный, надежный и удобный  инструмент управления людьми: обществом, большими и малыми социальными группами. И вот здесь вступают в действие такие мощные инструменты формирования картины мира, как религия, наука, искусство и их «носители» – образование  и массовые коммуникации. Все вместе они образуют могучий комплекс, формирующий  картину мира каждого отдельного человека и целых групп.

Средства  формирования картины мира

Религия

В далекие  времена, когда еще не существовало ни профессионального искусства, ни современной системы образования, ни тем более развитых каналов  массовой коммуникации, основным средством  формирования картины мира служили  религия и ее основной институт –  церковь. Она оказывала мощное влияние  на формирование картины мира через  проповеди, ритуалы, архитектуру, живопись, музыку, скульптуру, декоративно-прикладное искусство. Этим занимались некие «специальные»  люди – духовенство.

Конечно, не все духовные лица были достаточно образованны, не все хорошо разбирались  в догматике и теологии. Но этого  от них и не требовалось. Важно, что  они профессионально занимались формированием и сохранением  картины мира своих прихожан и ее отношение с Богом. Именно исполнение подобных функций позволяет считать этих воспитателей народа интеллигенцией.

Наука

Важно отметить, что в своей жизнедеятельности  человек, как и социум в целом, пользуется и научной, и так называемой наивной (имплицитной) картиной мира. Если научная картина мира представляет собой свод утвердившихся в науке  знаний о человеке, природе и обществе, то предметом «наивной» картины  мира является подвижная система  связанных между собой образов  и представлений о мире и человеке, различных для разных субкультур и стран, определяющая их поведение. Их различия проявляются в первую очередь в том, что «наивная»  картина мира стремится к целостности, а научная – к полноте и  точности знания.

Естественно, что обе эти картины тесно  связанны, поскольку научная картина  мира становится достоянием многих пытливых и любознательных членов общества и  тем самым включается в «наивную»  картину мира.[5]

Искусство         

 Обращаясь  к литературе, музыке, изобразительному  или пластическому искусству,  люди как бы выходят за пределы  своей обыденной жизни и получают  возможность эффективно достраивать,  бесконечно совершенствовать и  «раскрашивать» свою собственную  картину мира. С другой стороны,  идеи и чувства, выраженные  в художественной форме, обладают  более мощной силой внушения  и «заражения», а потому усваиваются  на уровне обыденного сознания  гораздо легче образов-образцов, создаваемых, например, научной гипотезой,  теорией или политическим лозунгом.         

Информация о работе Трагедия русской интелегенции