Автор работы: Пользователь скрыл имя, 11 Января 2012 в 13:37, контрольная работа
В течение многих десятилетий — с начала 20-х и до конца 80-х годов—на всем пространстве бывшего СССР (а по окончании второй мировой войны и в странах так называемого социалистического лагеря) изучение и преподавание философии вращалось вокруг проблемы, которую принято было называть «основной вопрос философии».
1. Философия: миф или реальность?
2. К. Маркс и Ф. Энгельс: основоположники «исторического материализма».
3. Философия и «принцип партийности». Начало сращивания с политикой.
4. На службе у идеологии. Апогей идеологического прессинга.
5. «Материя и дух»: вечные проблемы философии.
СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЗАОЧНЫЙ
Контрольная
работа на тему:
«Подавление
философии в СССР».
Выполнил:
студент IІ курса ЭМ и АТ Попов
Виктор Анатольевич
Специальность.
190701
Санкт-Петербург
2009 г.
1. Философия: миф или реальность?
2. К. Маркс и
Ф. Энгельс: основоположники «
3. Философия и
«принцип партийности». Начало сращивания
с политикой.
4. На службе у идеологии.
Апогей идеологического прессинга.
5. «Материя и дух»:
вечные проблемы философии.
1. В течение многих десятилетий — с начала 20-х и до конца 80-х годов—на
всем пространстве бывшего СССР (а по окончании второй мировой войны и в странах так называемого социалистического лагеря) изучение и преподавание философии вращалось вокруг проблемы, которую принято было называть «основной вопрос философии».
Всю историю философии надлежало рассматривать как историю противоборства двух направлений — материализма и идеализма. Характеристика любой философской школы или взглядов какого-либо мыслителя начиналась с ответа на вопрос, к какому из двух названных направлений относится данная школа или философ имярек.
С тех пор ситуация в обществознании радикально изменилась и продолжает меняться, однако вопрос о соотношении материального и духовного начал (его наиболее резкая формулировка: что первично — материя или сознание?) по-прежнему нередко именуется основным.
Хорош или плох этот принцип жесткой дихотомической классификации?
Оценивая сегодня наше «философское вчера», многие склонны усматривать в нем не одни только негативные черты. Это относится и к так называемому основному вопросу философии, который способен порождать весьма неоднозначные реминисценции. Нельзя не признать, что он был достаточно удобным отправным пунктом для усвоения огромного и весьма разнообразного историко-философского материала, для его упорядочения в научно-исследовательской и особенно педагогической практике.
Дихотомия «материализм—идеализм» представлялась надежным компасом для курсирования в безбрежном море философских учений. Универсальность применяемого критерия вроде бы убедительно подтверждалась многочисленными примерами, а редкие исключения, казалось, лишь укрепляли общее правило. Конфронтация материализма и идеализма легко усматривалась и в противостоянии «линий Демокрита и Платона», и в современной философской жизни, где мощной составляющей материалистического направления считалась сама марксистская философия.
Ясно, что сегодняшняя деидеологизация обществознания не может обойти
стороной и проблему, которую принято было называть основным вопросом
философии. Но каковы должны быть эти диктуемые временем перемены? Заслуживает ли основной вопрос философии полного отвержения или его применение нуждается лишь в определенных коррективах?
Отвечая, следует
начать с самого начала.
2. Ретроспективно оценивая возникновение и развитие марксистской
философии, трудно отделаться от впечатления: выделение одного из множества философских вопросов и его маркирование термином «основной» не лишено элементов случайности.
В самом деле, припомним, что само выражение «основной вопрос философии» впервые было введено в употребление лишь в 1886 году в работе Ф. Энгельса «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии». Вслед за журнальной публикацией, спустя два года, вышло в свет отдельное издание (с приложением «Тезисов о Фейербахе» К. Маркса). Именно тогда Энгельс и выдвинул несколько положений, которым досталась удивительная судьба и фантастическая цитируемость (преимущественно на русском языке). «Великий основной вопрос всей, в особенности новейшей, философии,— говорилось в работе Энгельса,— есть вопрос об отношении мышления к бытию». И далее: «Философы разделились на два больших лагеря сообразно тому, как отвечали они на этот вопрос. Те, которые утверждали, что дух существовал прежде природы, и которые, следова-
тельно, в конечном счёте так или иначе признавали сотворение мира... составили идеалистический лагерь. Те же, которые основным началом считали природу, примкнули к различным школам материализма».
Итак, 1886 год. Три года назад умер Маркс. Энгельсу уже 65 лет, и он занят по преимуществу приведением в порядок и подготовкой к печати экономических рукописей покойного друга и соратника. Марксизм как политическое течение и как социальная доктрина, включающая определенное философское содержание, существует уже четыре десятилетия; к середине 80-х годов он достиг своей зрелости. Не странно ли, что за все это время ни Маркс, ни сам Энгельс ни разу не назвали какой-либо из философских вопросов основным. Ничего похожего не обнаруживается и в работах Энгельса, опубликованных после 1886 года. Невольно хочется спросить: а если бы Энгельс не написал работу «Людвиг Фейербах и
конец классической немецкой философии»?..
Припомним далее, что появление этой работы было вызвано определенной
частной причиной: она была написана в ответ на книгу датского философа
К. Штарке, посвященную жизни и творчеству Фейербаха. А если бы Штарке
почему-то не написал этой книги?..
Принято считать, что история не знает сослагательного наклонения: как было, так и было. Однако элементарный здравый смысл почти всегда подвергается искушению разнообразными «если бы». Заслуживает ли этот здравый смысл порицания, не превращает ли категорический отказ от подобных «если бы» любое событие в фатально предопределенное? С достаточной вероятностью можно предположить, что если бы Штарке не издал своего сочинения и Энгельс не ответил бы ему, то словосочетание «основной вопрос философии» не стало бы одним из центров философской жизни на огромном интеллектуальном пространстве.
Во избежание недоразумений надо заметить, что тема соотношения материи и духа, а стало быть, и конфронтации материализма и идеализма, разумеется, была в работах Маркса и Энгельса одной из существенных. Пройдя этап увлечения гегелевской диалектикой, а затем период фейербахианства, свое собственное мировоззрение они однозначно характеризовали как материалистическое. Есть и еще один аспект этой проблемы, заслуживающий особого упоминания.
По словам Энгельса, в марксизме материалистическое мировоззрение было
впервые «последовательно проведено» во всех областях знания. Речь идёт прежде всего о той части марксистской философии, которая была названа ма-
териалистическим пониманием истории, а позднее — историческим ма-
териализмом.
Современные представления о социальной философии заставляют отнестись к этому словосочетанию с изрядной долей скептицизма, поскольку слово «материализм» в нем слабо связано с понятием материи в собственном смысле. Невольно думается, что здесь перед нами всего лишь аналогия между понятием материи и так называемой материальной жизни общества. Термин «исторический материализм» есть нечто вроде метафоры по отношению к материализму как философскому направлению. В самом деле, весь набор краеугольных понятий, на которых покоится эта концепция («способ производства», «экономический базис», «производительные силы» и т. д.), соответствует тому направлению, которое нынче определяется как экономический детерминизм (или даже технологический детерминизм). Отдавая должное марксизму в развитии этого направления, исследователи, однако, не усматривают его прямой связи с той философией, которая исходит из первичности материального начала. С этой точки зрения квалификация всей домарксистской историософии как идеалистической (даже в «исполнении» таких незаурядных исследователей, как Г. Плеханов) сегодня
представляется наивной.
Увы, то действительно новое, что марксистская историософия сумела дать в русле экономического детерминизма, связано с утопическими представлениями о формационном характере социального процесса, якобы завершающегося коммунизмом, этим последним звеном «предыстории» и одновременно началом истории подлинной. Гегелевский панлогизм, спроецированный на социальную «материю» (без кавычек в данном контексте это слово не может быть использовано) , привел Маркса к выводу, что «экспроприация экспроприаторов» есть лишь частное выражение отрицания отрицания — одного из всеобщих законов движения материи (без кавычек). Недвусмысленным замечанием на эту тему, как известно, заканчивается первый том «Капитала».
Основоположники склонны были к явно завышенным оценкам своего вклада в социальную философию. Может быть, Г. Уэллс и перегнул слегка палку в своем ядовитом замечании о бороде Маркса, которую «патриархально возносят над миром», однако нужно признать, что многие характеристики марксистской философии в авторском исполнении не отличаются особой скромностью, как, например, следующее высказывание Энгельса: «Маркс и я были едва ли не единственными людьми, которые спасли из немецкой идеалистической философии сознательную диалектику и перевели ее в материалистическое понимание природы и истории.
Из сказанного видно, что сознательное отстаивание позиций материализма в марксистской философии, как и ее негативное отношение к философскому идеализму, бесспорны. Разумеется, говоря об основном вопросе философии, Энгельс не мог предвидеть тех удивительных последствий, к которым привела жесткая дихотомия материализм—идеализм всего через каких-нибудь тридцать с небольшим лет, когда марксистская философия была возведена в ранг государственной. Начало, однако же, было положено.
3. Продолжение последовало еще до октябрьского переворота, когда В. Ленин с присущей ему решительностью экстраполировал сугубо политическое понятие партийности на всю духовную жизнь общества и, в частности, на философию. Это было уже иное, качественно новое осмысление основного вопроса философии — его слияние с печально знаменитым впоследствии принципом партийности.
По-видимому, семантический сдвиг термина «партийность» в сознании самого Ленина происходил постепенно, по мере его все большей увлеченности политической борьбой. Во всяком случае, в статье «Партийная организация и партийная литература» (1905) слово «партийность» еще употребляется им в естественном для русского языка значении партийной принадлежности литератора. Речь идет всего лишь о «партийной литературе и ее подчинении партийному контролю».
Под партийной литературой при этом понимались научные или
публицистические произведения членов партии. Принцип партийности в таком понимании означал всего-навсего, что вступивший в политическую партию литератор должен либо подчиниться установленной дисциплине, либо выйти из партии. Но эта элементарная мысль спустя каких-нибудь три-четыре года трансформируется в зловещую формулу с неопределенно широким диапазоном применения: в «великом произведении творческого марксизма» (как долгие годы официально именовалась книга «Материализм и эмпириокритицизм») уже утверждалось, что «новейшая философия так же партийна, как и две тысячи лет тому назад».
Крайняя нетерпимость к инакомыслию, безапелляционность, выходящий за
границы приличий тон полемики, и прежде всего примитивная «классовая»