Мировая воля в философии Шопенгауэра

  Рассудок, упорядочивая и систематизируя пространственно-временные восприятия (интуиция), посредством категории причинности улавливает объективные связи и законы. Тем не менее рассудок не идет дальше чувственного мира. Мир как представление феноменален, а это значит, что нет четкого различия между сном и бодрствованием. Просто во сне меньше последовательности, чем наяву: жизнь и сон сходны, и мы, пишет Шопенгауэр, не стыдимся признаться в этом.

  Мир как  представление не есть вещь в себе, он феномен в том смысле, что он – «объект для субъекта». И все же Шопенгауэр не разделяет точку зрения Канта, согласно которой феномен как представление не ведет к постижение ноумена. Феномен, о котором свидетельствует представление, - иллюзия и кажимость, «покров Майи»³. И если для Канта феномен – единственная познаваемая реальность, то для Шопенгауэра феномен – иллюзия, скрывающая реальность вещей в их изначальной аутентичности.

  Непознаваемая,  по мнению Канта, сущность вещей  вполне доступна. Шопенгауэр сравнивает  путь к сути реальности с  тайным подземным ходом, ведущим  (в случае предательства) в  сердце крепости, устоявшей в  серии безуспешных попыток взять  ее приступом.

  Воля представляет собой внутреннюю энергию тел, которая побуждает их развиваться и взаимодействовать друг с другом. Она беспричинна и непознаваема, абсолютно свободна и являет собой стремление к жизни. Шопенгауэр отмечал, что воля, эта тайная сила живой природы, открывается лишь гениальным творцам искусства.

  Тело есть воля, ставшая ощутимой и видимой. Конечно, когда мы говорим о теле как о предмете, оно – всего лишь феномен. Но благодаря телу нам даны страдания и наслаждения, стремления к самосохранению. Посредством собственного тела каждый из нас ощущает «внутреннюю сущность собственного феномена. Все это не что иное, как воля, конституирующая непосредственный объект собственного сознания». Эта воля не возвращается в мир сознания, где субъект и объект противостоят друг другу, она предстает «непосредственным путем, когда нельзя четко различить объект и субъект».                                                                                                              9

 

  Таким образом, сущность нашего бытия – воля. Чтобы убедиться в этом,

достаточно  погрузиться в самого  себя. Другими  словами, сознание и чувство тела как воли ведут к пониманию  универсальности феноменов в  сколь угодно разных проявлениях. Кто  поймет это, уверен Шопенгауэр, тот  увидит «волю в силе, питающей растения, дающей форму кристаллу,

притягивающей магнитную стрелку на север и  гетерогенные металлы друг к другу … камень к земле, а землю к небу»⁴.

  Эта рефлексия  делает возможным переход от  феномена к вещи в себе. Феномен  есть представление, и ничего больше. Феноменов, связанных принципом индивидуации, множество; воля, напротив, одна. И она слепа, свободна, бесцельна и иррациональна. Вечно ненасытная неудовлетворенность толкает природные силы (вегетативную, животную и человеческую) на непрерывную борьбу за право доминировать одна над другой. Эта изматывающая борьба научает человека порабощать природу и себе подобных, культивируя все более жестокие формы эгоизма.

  «Воля  – субстанция внутренняя, сердцевина  любой частной вещи и всего  вместе; слепая сила в природе,  она явлена и в рассудочном  поведении человека, - огромная разница  в проявлениях, но суть остается  неизменной».

  Воля  как вещь сама в себе вполне  отлична от своего явления,  свободна от всех его форм, которые касаются только ее  объективации, а ей самой чужды.

  Воля  как вещь сама в себе находится  вне области закона основания  во всех его образах, а значит, вполне безосновна. Но каждое ее проявление непременно подчинено закону основания.

  Воля свободна от всякого множества, несмотря на бесчисленность ее проявлений во времени и пространстве. Она одна, но не так, как один объект, коего единство познается из противоположения возможности множества. И не так как единое понятие, происшедшее через отвлечение от множества. Воля едина как то, что находится вне времени и пространства, вне принципа индивидуации, то есть возможности множества.

  Безосновность воли признали там, где она проявляется наиболее очевидно – как воля человека. Ее назвали свободной, независимой – но проглядели необходимость, которой повсюду подчинено ее проявление. Объявили действия свободными, а они не могут быть свободными – так как каждое отдельное действие вытекает с необходимостью из влияния мотива на характер. Закон основания – общая форма любого явления, и человек в

своей деятельности должен быть ему подчинен, как и  всякое другое

явление. В  самосознании воля познается непосредственно  и сама в себе, в этом сознании заключается и сознание свободы. Но индивидуум, лицо – уже не воля сама в себе, а уже проявление воли.

    Из этого следует изумительная вещь – всякий априорно считает себя вполне свободным, даже в своих отдельных действиях и думает, что может каждую минуту начать новый образ жизни. Но апостериорно – по опыту, он находит к своему удивлению, что он несвободен, а подчинен необходимости.

 Что несмотря на планы и размышления, он не изменяет своих действий и вынужден до конца своей жизни проводить тот же характер, как бы разыгрывая принятую на себя роль.

  Явления самой в себе безосновной воли, как таковой, всё-таки подчинены закону необходимости, то есть закону основания, чтобы необходимость, с которой следуют явления природы, не возбраняла нам признать их за манифестации воли.

  В природе приписывали волю только человеку, в крайнем случае животному. Но воля действует и там, где ею не руководит познание – примеры из животной жизни, в которых деятельность воли очевидна; но воля действует слепо и хотя сопровождается познанием, но не направляется им. Представление в качестве мотива не составляет необходимого и существенного условия деятельности воли. Тогда легче будет признавать деятельность воли в тех случаях, где она менее очевидна. В нас та же воля также во многих случаях действует слепо – во всех функциях нашего тела, не руководимых познанием. Само тело в целом является проявлением воли, объективацией воли. Понятие раздражение – причина, которая не испытывает противодействия соответственно ее действию, интенсивность которой не зависит от интенсивности действия, поэтому и не может ее измерять. По раздражениям, а не просто по причинам происходят все органические и растительные перемены в животных телах. Как и всякая причина, как и всякий мотив, раздражение всегда определяет только точку наступления каждой силы во времени и пространстве, но не ее сущность. Раздражение держит середину между причиной и мотивом (мотив – прошедшая через сознание причинность). Пример с дыханием – когда

11

можно задохнуться  добровольно, что было бы возможно, если бы мотив   

перевешивал раздражение, перевес собственной  разумной воли над животной.

  Все те силы, которые действуют в природе по общим неизменным законам, согласно которым происходит движение всех тел. То не нужно особенно напрягать воображение, чтобы даже в такой дали распознать наше

собственное существо – которое преследует в  нас свои цели при свете познания, а здесь – стремится лишь слепо, глухо, односторонне и неизменно, тем  не менее будучи всюду одним и тем же.

  В человеке могущественно выступает индивидуальность: у каждого свой собственный характер, поэтому одинаковый мотив не производит на них одинакового действия.

  Физика требует причин, а воля никогда не может быть причиной: ее отношение к явлению не подлежит закону основания. Даже наоборот – то, что само в себе является волей – существует как представление, то есть явление. Закон природы является только подмеченным у природы правилом, по которому она поступает каждый раз при известных обстоятельствах. Полнейшее изложение всех законов природы было бы только полным списком фактов. Философия наоборот наблюдает всюду (а значит и в природе) только общее. Протест Шопенгауэра против всех попыток химического и физиологического объяснения мира – содержание природы вытесняется ее формой, все приписывается влияющим обстоятельствам и ничего внутреннему существу вещей. Если смотреть пристально, в основании их кроется предположение, что организм – только агрегат проявления физических, химических и механических сил, которые случайно здесь сошедшись, произвели организм, как игру природы, без дальнейшего значения. В таком случае в человеке проявлялись бы только идеи, объективирующие волю в электричестве, химизме и механизме.

  Тождество проявляющейся во всех идеях воли и ее постоянное стремление к более высокой объективации. Каждая ступень объективации воли оспаривает у другой материю, пространство и время. Каждое животное может поддерживать свое существование только постоянным уничтожением других; так что воля (желание) жизни всюду самоядно и под различными формами служит себе же пищей.

  Постепенно восходящие ступени объективации воли приводят к точке, на которой индивидуум, представляющий идею – становится необходимым

12

движение  по мотивам. На этой ступени объективации воли движение по мотивам становится приспособлением к сохранению индивида продления породы. Движение по мотивам  выступает при представительстве  мозга – и вместе с этим орудием, с этим приспособлением, разом возникает  мир как представление, со всеми  его формами, объектом и субъектом, временем,

пространством, множеством и причинностью. Мир вдруг  показывает свою другую сторону. До сих  пор он был только волей – теперь он становится и представлением, объектом для познающего субъекта.

  Уверенность и безошибочность проявлений воли как это было в неорганической природе почти совершенно пропадает: инстинкт окончательно исчезает, обдуманность, которая должна заменить теперь все, порождает колебание и неуверенность. Становится возможным заблуждение. Воля уже приняла в характере свое определенное и неизменное направление, тем не менее заблуждение может исказить его проявления. Например, воображаемые мотивы принуждают человека к действию, совершенно противоположному тому, как бы действовала его воля в настоящих обстоятельствах.

  Познание – разумное и созерцательное, исходит первоначально из самой воли, принадлежит к существу высших ступеней ее объективации, в качестве простого механизма «приспособления». Предназначенное к служению воле, исполнению ее целей... но в отдельных людях познание может освобождаться от этой служебности, свергать свое ярмо. Чтобы свободное от всех целей хотения существовать чисто само по себе, в качестве ясного зеркала мира, откуда возникает искусство. В силу этого рода познания, когда оно воздействует на волю, может возникать самоуничтожение последней, то есть покорность, которая и есть конечная цель, глубочайшая сущность всякой добродетели и святости и избавления от мира.

  Согласно теории Шопенгауэра – принцип бытия мира не имеет никакого основания, а представляет собой слепую волю к жизни. Эта воля к жизни как вещь в себе не может быть подчинена закону основания. Только слепая воля могла поставить себя в такое положение, зрячая воля, напротив, скоро высчитала бы, что предприятие не покрывает своих издержек. Поэтому объяснение мира из некоторого анаксагоровского ума, из некоторой воли, руководимой сознанием, непременно требует известной прикрасы в виде оптимизма. Говорят, что жизнь представляет собой назидательный урок, на

13

это всякий может ответить – именно поэтому  я хотел бы, чтобы меня оставили в покое самодовлеющего ничто, где  я не нуждался бы ни в уроках, ни в  чем бы то ни было. Если к этому  добавляют, что всякий человек должен будет в свое время дать отчет  о каждом часе своей жизни, то скорее мы сами вправе требовать, чтобы сначала  нам дали отчет в том, за что  нас лишили

прежнего  покоя и ввергли в такое  несчастное, темное и трудное положение. Когда мы успели связать себя этими  обязательствами? В момент нашего рождения.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

14

4. Подлинное предназначение человека

 

  Каково  же подлинное предназначение  человека? Что такое мир по  отношению к человеческому предназначению? По мнению Шопенгауэра, ответ  на эти вопросы дает искусство⁵.

  Искусство - создание гения; гений обладает избыточной способностью познания - способностью при помощи фантазии, интуитивно "видеть в вещах не то, что природа действительно создала, а то, что она пыталась создать, но чего не достигла". Гениальное видение мира и проникновенно, и вместе с тем простодушно; гений дальнозорок: он прозревает в сущность вещей и видит целые эпохи, постигает сущность человека, но не видит того, что делается рядом с ним, совершенно не знает людей. Да и сам гений двойственен, он подобен ясновидящему, безумцу, одержимому; гений - это одержимость, неодолимая мучительная потребность воплощения, несмотря ни на что, образов своей творческой фантазии - потребность, в которой он сам совершенно не властен и которая возвышает его над самим собою, маленьким, обыденным человеком; гениальность - "великое, хотя и непроизвольное напряжение".

  И наоборот, мир (мирское), повседневные заботы враждебны гению и искусству; причем враждебность эта активна и выражает себя как неприятие всего подлинно великого и прекрасного. Конечно, говорит Шопенгауэр, эта удивительная способность прозрения в идеальную сущность вещей "должна быть присуща всем людям, потому что иначе они так же не были бы способны наслаждаться произведениями искусства, как не способны создавать их, и вообще не обладали бы никакой восприимчивостью к прекрасному и возвышенному, и даже сами слова эти не могли бы иметь для них смысла". И все же: "...постигнутая и воспроизведенная в художественном творении идея воздействует на каждого только в соответствии с его собственным интеллектуальным уровнем, отчего именно самые прекрасные творения каждого искусства, благороднейшие создания гения навеки остаются для тупого большинства книгой за семью печатями и недоступны для него... Правда, и самые пошлые люди, опираясь на чужой авторитет, не отрицают общепризнанных великих творений, чтобы не выдать собственного ничтожества; но втайне они всегда готовы вынести им обвинительный         15