В
этом отношении оказываются совершенно
безосновательными упреки Платона
в том, что его государство
– чисто понятийная, идеально-образцовая
конструкция, не имеющая и, в принципе,
не могущая иметь эмпирических аналогов.
Кант, например, разъясняя правомерность
и плодотворность платоновского
подхода, отмечал: «...что же касается
принципов нравственности, законодательства
и религии, где только идея (добра)
делает возможным опыт... то в этой
области Платон имеет совершенно
особую заслугу...» – и далее
принципиальное утверждение: «... в отношении
нравственных законов опыт (увы!) есть
источник видимости, и, устанавливая законы
того, что должно делать, было бы в
высшей степени предосудительно
заимствовать их из того, что делается
или ограничиваться этим»38. Стоит
отметить и то, что платоновский принцип
построения и раскрытия понятия «государство»
идентичен принципу выработки понятия
«идеальный газ» в физике. Понятие «государство»
является одним из фундаментальных понятий
социальной науки и в качестве познавательного
средства не отличается от фундаментальных,
идеально-образцовых понятий естественных
наук, таких как, скажем, точка, сила, атом
и т. д. Эти понятия, как известно, также
не имеют эмпирических аналогов, что отнюдь
не превращает их в произвольные, напротив,
они являются эффективным инструментом
познания и преобразования эмпирической
действительности.
Показательной
в этой связи является оценка результатов
платоновского подхода к эмпирической
реальности крупнейшим физиком современности
В. Гейзенбергом. Сравнивая понимание
природы вещества, оснований материального
мира, развиваемое Платоном, с тем,
которое отстаивал Демокрит, он писал:
«Мне думается, современная физика
со всей определенностью решает вопрос
в пользу Платона. Мельчайшие единицы
материи в самом деле не физические
объекты в обычном смысле слова,
они суть формы, структуры или
идеи в системе Платона»39.
Кроме
того, напомним, что утопизм как
настроенность ума и души был
чужд Платону как личности, как
философу и как гражданину. Он, по
справедливому замечанию Виндельбанда,
«принадлежит к тем, которые желают
знать истину, чтобы осуществить
ее»40. Оценка истинности и познавательных
возможностей платоновской теории государственного
устройства может быть, конечно, различной,
но для превращения ее в утопию нет убедительных
оснований. Напротив, имеются весомые
основания утверждать ее исключительное
значение для возникновения и развития
политической науки. Современные политологи
почему-то проходят мимо того обстоятельства,
что метод познания социальных явлений,
измененный Платоном в «Государстве»,
в сущности предвосхищает идеально-типическую
методологию неокантианцев и М. Вебера,
на что обратил внимание А. Лосев41
и что специально отмечали исследователи
неокантианства, говоря, что Платон понимал
идеи «также в смысле основоположений,
на которых держится объективная достоверность
и внутреннее единство научного знания.
Эта концепция идеи составляет – согласно
толкованию Марбургской школы – внутреннюю
пружину Платонова идеализма. Историческое
и систематическое значение его поэтому
должно быть учитываемо... по учению об
идее – гипотезе как логической основе
истинного знания. Платон – родоначальник
того научного идеализма, который, снова
возродившись в эпоху Ренессанса, проходит
красною нитью через учения Декарта и
Лейбница и, наконец, достигает своего
«систематического завершения в лице
Канта»42.
Действительно,
Платон, по сути, разработал эталон государства
как такового и дал на его основе
идеально-типические характеристики различных
политических режимов, создав тем самым
для социально-политического познания
объективный критерий изучения, классификации
и совершенствования реально
существующих политических форм. Именно
на этом основано мощнейшее влияние
теории Платона на весь ход развития
политического познания вплоть до наших
дней. Как отмечает современный немецкий
исследователь К. Хюбнер: «Дефинитивное
введение абстрактного мышления в политическую
философию Платоном имело эпохальные
последствия, с какими бы неправильно
понятыми утопическими конструкциями
оно ни связывалось»43.