Последняя формула из приведенной выше цитаты парадоксальным образом определяет "подлинную" запись как то и  только то, что поддается воспроизведению; парадоксальность этого определения  в предполагаемой им невозможности  определить, что именно записывается, в самом процессе записи. Тем самым  запись из способа раскрытия идеальности  становится лишь технически необходимой, но сомнительной частью этого процесса, подлежащей проверке на втором, более  существенном этапе такого раскрытия, а именно на этапе воспроизведения.

     Только  воспроизведение способно показать, удалось ли сделать "подлинную  запись", раскрывающую через письменный текст идеальность языка. Моделью  такого существования языка в  тексте и текста в языке для  Гадамера является существование произведения искусства: "Будем исходить из того, что произведение искусства представляет собой игру; это означает, что  его собственное бытие неотделимо от его представления, а в представлении  выявляются единство и тождество  структуры... Обязательную черту любого представления составляет именно то, что оно содержит указание на самое  структуру произведения и тем  самым подчиняется критерию правильности.

     Представление самым неразрывным и неистребимым образом характеризуется как  повторение тождественного. Однако повторение не означает здесь повторения в собственном  смысле этого слова, то есть возведения к первоначальному источнику. Скорее любое повторение исходно тождественно самому произведению"⁸.

     В этой модели произведение оказывается  аналогом языка, говорящего об истинной сути дела, а его представление - аналогом текста, тождественного этому  языку в основных структурных  моментах, хотя и варьирующего эту  структуру.

     Итак, текст является представлением того общего языка, в котором для понимающего  открывается суть дела. Тем самым  текст рассматривается преимущественно  как предмет рецепции, восприятия, но не как нечто продуцируемое. Вообще следует еще раз отметить желание  Гадамера максимально элиминировать  из своих построений фигуру говорящего.

       Гадамер рассматривает автора  только как первого читателя, первое звено в цепи традиции, причем звено, не самое близкое  к сути дела, поскольку эта  суть открывается лишь после  того, как традиция возникла.

     Итак, герменевтическая концепция текста обнаруживает существенные отличия  от аналогичной лингвистической  концепции. Эти отличия могут  мотивироваться как стремлением  герменевтики обосновать основные моменты  филологической концепции текста, сформировавшейся к XIX веку, так и простой согласованностью данной концепции с изложенной выше герменевтической концепцией языка.

     Можно сказать, что Гадамер следует  филологической концепции текста как  письменного источника лишь до тех  пор, пока она не входит в противоречие с основными положениями его  собственной концепции понимания.

     Так, трактовка письменности как абстрактной  идеальности не только воспроизводит  филологический взгляд на текст как  на фиксированный объект, но и позволяет  Гадамеру подчеркнуть свое отношение  к процессу понимания как одновременно историческому (зависящему от принадлежности понимающего к той или иной традиции) и надвременному, поскольку  письменность одновременно освобождает  язык от текущего момента, но в то же время связывает его с определенной традицией прочтения и воспроизведения.

       В то же время разработанный  в классической герменевтике  канон правильного понимания  как понимания, тождественного  авторскому, противоречит идее Гадамера  о непсихологическом, объективном  характере понимания, а потому  заставляет философа дискредитировать  саму фигуру автора. Итак, текст по Гадамеру - это язык, преодолевающий в записи не только свою принадлежность определенному месту и времени, но и принадлежность определенному человеку. Запись делает язык общим достоянием, и в то же время лишает его защиты от вольного, неправильного истолкования и воспроизведения.

     Поэтому задачей герменевтики становится разработка процедур, позволяющих предупредить неправильное понимание текста, неправильное "превращение текста в язык". Философская же герменевтика ставит своей задачей дать точное феноменологическое описание процесса понимания, которое  позволит определить "опасные точки" этого процесса. Рассмотрим центральную  концепцию герменевтики - собственно концепцию понимания.

     Итак, в современной герменевтики основным определением текста является возможность его включения в деятельность читателя (применения) через продуктивную интерпретацию; для этого текст должен быть прочитываем. Текст – это то, что может быть прочитано и интерпретировано. Был ли этот предмет изначально создан именно как текст (т.е., например, является ли он написанным произведением) или стал таким в результате специальной текстуализации – зависит от условий конкретной ситуации герменевтического исследования. Любые тексты относятся к области применения положений герменевтики. А это означает, что такой предмет, как «текст», берётся в аспекте деятельности, которая может быть развёрнута по отношению к этому предмету. Все остальные определения и любой анализ текста будут основаны на том, как именно такой текст может и должен быть прочитан. Текст является материалом для определённой группы деятельностей: интерпретации, объяснения, понимания, перевода и некоторых других. Ведь эти виды деятельности не имеют смысла без своего материала.

     Текст существует, чтобы быть прочитанным, т.е. чтобы послужить материалом для развёртывания этих деятельностей. Конституирующим значением для существования чего-либо в качестве текста обладает возможность прочтения. Текстом будет то, что может кем-либо когда-либо быть прочитанным.

     Этот  акцент на включении текста в практическую ситуацию через его деятельностное освоение отличает герменевтический поход к содержанию и значению текста от других интерпретативных подходов, развитых в современном гуманитарном знании. В отличие от, например, семиологии и структурализма философская герменевтика не только не уделяет внимания внутренним структурам текста но, по-видимому, и не может сосредотачиваться на них. Текст включается в практику его читателя-герменевта целостно (независимо от реального размера этого целого и времени, фактически необходимого для его прочтения и понимания), как средство трансформации этой практики. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     3. Философский подход к проблеме понимания

     Философский подход к проблеме понимания  заключает в себе не проблему поиска научной истины вообще, а именно  проблему "понимания" мира.

     В философии существует экзистенциональный подход к пониманию вообще. Еще в средневековье сложились легенды о текстах, которые могут быть поняты лишь через посредство личных переживаний и на их основе. Так, существовала якобы книга, которую мог понять лишь тот, кто убил человека и зачал человека. Для любого же иного читателя эта книга превращалась в бессвязный набор иероглифов. Если исключить очевидные преувеличения, то смысл этой притчи сводится к тому, что глубина понимания мира определяется глубиной личных переживаний.

     Имеет место и иная точка зрения, согласно которой понимание определяется только как реализация интеллектуальных возможностей индивида. Рассматривая понимание под этим углом зрения, можно выделить ряд важнейших его компонентов. Однако при этом на периферию поля зрения исследователя смещается целостный характер понимания как специфического процесса, регулирующего целенаправленную деятельность и в силу этого обладающего определенной социальной значимостью.

     Понимание и истолкование – самые фундаментальные  структуры того, что принято называть познанием⁹.

       Тезис Мартина Хайдеггера о  герменевтичности бытия способствовал  усмотрению в герменевтических  феноменах не второстепенных  фактов жизни человека, не фона  деятельности, а – фундаментальные  основания бытия. Ведь мы никогда  не воспринимаем сначала наличное  бытие, которое лишь потом рассматриваем  как дверь, как дом и т.  д. Напротив, мы воспринимаем прежде  всего нечто как дом, т. е.  истолковываем данный предмет,  а уже потом можем увидеть  в нем просто наличное бытие.  Т. обр., истолкование никогда не может быть беспредпосылочным, непредубежденным.

     Истолкование  – это не принятие к сведению понятого, а разработка заключенных  в понимании возможностей (сократовское овнутрение): нечто я уже понимаю  внутри, осталось только выявить –  истолковать. Всякое допредикативное  простое видение сподручного  является уже само по себе понимающе  истолковывающим. Истолкование действительности никогда не бывает беспредпосылочным, иными словами, истолковывать предмет  – значит не рассматривать его  «согласно его собственной мере» (объективно). Истолкование в силу своей  природы всегда субъективно. Здесь  мерилом предмета выступает сам  человек¹⁰.

     Предмет герменевтики – это феномены понимания, которые лежат в основе духовно-практических ситуаций живущего в мире человека. Все наиболее важные моменты герменевтики (воспоминание идей и т. п.) были выражены уже Платоном. Герменевтические феномены, в названии которых очевидно влияние  идей феноменологической философии  Эдмунда Гуссерля, рассматриваются  в качестве сущностного и существенного  состояния бытия человека.

       Активно используется и другой  термин Гуссерля – смыслопорождение. Смыслопорождение (или смыслоформирование) – это реализация смысла человеческой  жизни и деятельности в конкретных  ситуациях и событиях, личностных  актах или межличностных отношениях.

       Выделение философской герменевтики  в особую область научного  исследования позволило, в частности,  подойти к решению проблем  социокультурной реальности в  целом. 
 
 

     4. Различные взгляды на герменевтику

     Вильгельм Дильтей  является одним из основателей  герменевтики как науки о понимании. Истоком творчества немецкого философа и историка  культуры стал англо-французский  позитивизм с его методом психологизма в анализе непосредственных данных сознания, а также идеи Баденской  школы неокантианства, противопоставлявшей  методы естественнонаучного и культурно-исторического  познания¹¹.

     Герменевтика  по сей день является своеобразной метафизической и методологической составляющей многих гуманитарных дисциплин, стремящихся к поиску путей понимания. Как философская дисциплина, связанная  с интерпретацией, толкованием и  объяснением определенной культурно-исторической ситуации и человеческого бытия, она тесно связана с феноменологией Гуссерля, хотя сложилась еще задолго  до появления последней. Кстати, Э. Гуссерль считается классиком не только феноменологии, но и герменевтики (понимание у  него есть не что иное, как постижение смыслов).

     Герменевтика  имеет очень глубокие историко-философ-ские корни, и даже само ее название вызывает прямые ассоциации с древнегреческой  мифологией. Считается, что Гермес, будучи посредником между богами и людьми, занимался переводом  языка богов, истолкованием смысла божественных откровений, а также  проповедовал разного рода герменевтические знания - тайны мистики, ясновидения  и т.п. С возникновением христианства герменевтика становится тонким искусством истолкования текстов Священного Писания  и с тех пор начинает рассматриваться  как своего рода духовный инструмент внесения специального, более глубокого  смысла по сравнению с буквальным (текстовым). 

     Возможность трансформации герменевтики традиционной (или религиозной) в философскую  фактически заложена феноменологией Э. Гуссерля. Можно сказать, что герменевтика есть феноменология бытия человеческого  сознания. А бытие человеческого  сознания как бы предпослано мышлению о нем самом. Поэтому понимание  возможно только через истолкование, разъяснение, интерпретацию. Согласно М. Хайдеггеру (1889— 1976), человеческое бытие  по сути своей изначально герменев-тично. Все дело в том, что бытие есть понимание, реализация собственной  открытости миру посредством языка. Человеческий язык - это не столько  способность, сколько данность бытия. Именно в языковом иоле происходит понимание человеком другого  человека, окружающей его среды, да и самого себя в ней. Понимание  мыслится не иначе как интерпретация  языка, посредством которого создаются и воспроизводятся тексты.

     Поворот от трансцендентальной феноменологии  к герменевтической сыграл решающую роль в становлении новой герменевтики как философской доктрины. Философской  основой для герменевтики нового качественного уровня становится не условие, при котором познающий  субъект может нечто осмыслить  и понять, а то, как устроено сущее, бытие которого состоит в понимании. В качестве философской проблемы герменевтика была впервые представлена и разработана на более широкой  основе немецкими философами Ф. Шлегелем (1772-1829) и Ф. Шлейермахером (1768-1834). Их заинтересовали научные проблемы средств  отражения объективно прекрасного  поэзией (древнегреческой), искусством и различными фрагментами духовной культуры, философия самого языка. Для  ученых герменевтика стала важным способом понимания не только текста, но прежде всего характера и психологии его автора. А текст превратился  в часть духовной жизни своего создателя.