Философия

К.Поппер в своих  исследованиях сущности науки пришел к выводу о том, что наука тогда  настоящая наука, когда её принципы могут быть опровергаемы некоторыми фактами. В этом и состоит смысл  его нового принципа фальсификации, который К.Поппер выдвинул вместо принципа «верификации» Л.Витгенштейна. Знание научно по Попперу, когда оно фальсифицируемо (опровержимо).

Постпозитивистская философия науки XX века представлена работами Т.Куна, И.Лакатоса, П.Фейерабенда, где обозначена установка на анализ социокультурных факторов в развитии науки.

Т.Кун в своем  труде «Структура научных революций», выдвигает концепцию «парадигм» (образцов), т.е. признаваемых научном  сообществом совокупность теорий, научных  достижений, которые служат для ученых моделью постановки научных проблем. Таким образом, парадигма выступает  способом мышления ученых, общепринятой системой понятий и категорий, при  этом совпадает с понятием «нормальная  наука», которое означает эволюционную фазу в развитии науки.

Основная мысль  И.Лакатоса заключается в том, что наука - это поле борьбы, соперничества идей, что ведет в конечном счете к смене «научно-исследовательских программ». Под научно-исследовательской прграммой понимается совокупность теорий, связанных генетически и методологически. Научно-исследовательская программа может предвосхищать новые факты, то такая программа прогрессивна, а если неспособна более предвидеть новые факты и явления, то она регрессивна.

П.Фейерабенд выдвинул идею «пролиферации» (размножение) теорий и идею эпистемологического анархизма. Суть идеи в том, что каждый ученый должен создать свою научную теорию, а мировоззренческий плюрализм признает ценность любой научной теории и отрицает единые методологические стандарты - все это Фейерабенд назвал эпистемологическим анархизмом, который отрицает любые формы в науке, отрицает возможность объективной истины.

Рассмотренные понятия развития науки интересны  тем, что в них произошел отказ  от неопозитивистских взглядов, которые  были характерны среди философов  науки начала ХХ века.

Техника

На первый взгляд может показаться, что название "Техника  и философия" заключает в себе некоторое несоответствие. Что общего у техники с философией? Разве  они не две диаметрально противоположные  формы человеческой жизни? С одной стороны, динамическое, направленное вовне, утилитарное действие, а с другой - спокойное, внутреннее, бескорыстное созерцание.

Однако при  более пристальном, хотя еще очень  поверхностном взгляде мы вскоре обнаруживаем ошибочность первоначального  замешательства. Во-первых, существование  подобной связи противоположностей несомненно побуждает нас к размышлениям о смысле этой антитезы, не говоря уже о ее конечном значении. Отсюда могло бы возникнуть требование взаимного разъяснения. От Гераклита до Гегеля это противопоставление является принципом, вдохновляющим создание преодолевающих это противопоставление единств, включение в реальность и мышление.

В нашем случае современная философия не может  не направлять свою рефлексию на мир  технического действия, а техника  для полного понимания собственной  роли должна рассматривать себя в  свете философского знания. Обширная библиография рассуждений о технике  красноречиво свидетельствует о том, что такое требование отнюдь не является единичным утверждением, но ясно осознается мыслителями нашего времени. Другое дело оценить, до какой степени подобной литературе, ослепленной более поверхностными социологическими, историческими и этическими проблемами и скользящей по поверхности, не удалось до конца проникнуть в философскую сущность техники. Уже Ортега в свое время отмечал полный провал литературы, посвященной теории техники.

С философской  точки зрения техника по своей  природе - это универсальное стремление, направленное на совокупность тех сфер в которых развертывается человеческая жизнь и вообще реальность. Философское знание, если оно хочет быть верным своей задаче, должно в своей амбиции оказаться способным на информацию даже о самых обескураживающих сферах реальности. Его энергия не может удовлетвориться никаким признанием границ, никаким исключением туманных областей из своего универсального стремления к освещению. Его ясный и вопрошающий взгляд должен обратиться и к тому грандиозному факту не только нашего времени, но также всей совокупности человеческой истории, который и есть техника.

Освещение этой огромной проблемы философией необходимо современному человеку также для  самоутверждения в собственных  человеческих обстоятельствах. Для  того чтобы обеспечить господство своей  рефлексии над жизнью.

Отец Дюбарль говорил о философии как об акте свободной рефлексии. В мире раздробленности и слепой деятельности, наблюдающихся в определенных областях, особенно в области технического действия, философия как поиск смысла и единства - могучая потребность.

Много говорится  о том, что техника угрожает гуманности. Это, конечно, верно, хотя нельзя сводить  все исключительно к технике  без учета общей ситуации современного человека. Признав эту угрозу, мы не хотим обесценить нашу эпоху перед  лицом прошедших золотых веков. Просто каждый момент истории по-своему велик и ограничен. Нам выпало на долю осуществить формальную полноту  возможностей современного мира. Не ослепляясь бесспорными успехами наших дней, понять основные грозящие нам опасности, чтобы преодолеть их. С другой стороны, серьезно и глубоко проникнув  в мир артефактов (как объективного осадка), в опыт технической деятельности (как создающей их жизненной основы), мы обнаружим, что они обладают сильным проблемным притяжением, действующим в наиболее характерных для философии направлениях. Возможно, мы с удивлением отметим, что находимся на верном пути к решению классических загадок метафизики - бытия человека и бытия мира. К тому же мы неожиданно сталкиваемся с возможностью проникнуть в генезис некоторых основных философских понятий.

7. Величие  и трагедия человеческой свободы

Проблема свободы - одна из важных и сложных проблем, она волновала многих мыслителей на протяжении многовековой истории  человечества. Можно сказать, что  это глобальная человеческая проблема, своего рода загадка, которую из века в век пытаются разгадать многие поколения людей. Само понятие свободы  заключает в себе подчас самое  неожиданное содержание, это понятие  очень многогранно, емко, исторически  изменчиво и противоречиво. Говоря о сложности идеи свободы, Гегель писал: "Ни об одной идее нельзя с  таким полным правом сказать, что  она неопределенна, многозначна, доступна величайшим недоразумениям и потому действительно им подвержена, как  об идее свободы" [Гегель 1956:291]. Не случайно и немецкий философ Эрнст Кассирер в работе "Техника современных политических мифов" оценивал слово "свобода" как одно из наиболее туманных и двусмысленных не только в философии, но и в политике. Свидетельством смысловой "подвижности" и "неконкретности" понятия служит тот факт, что возникает в разных оппозициях. В философии "свобода", как правило, противостоит "необходимости", в этике - "ответственности", в политике - "порядку". Да и сама содержательная интерпретация слова содержит разнообразные оттенки: она может ассоциироваться и с полным своеволием, она может отождествляться и с сознательным решением, и с тончайшим мотивированием человеческих поступков, и с осознанной необходимостью.

В каждую эпоху  проблема свободы ставится и решается по-разному, нередко в противоположных  смыслах, в зависимости от характера  общественных отношений, от уровня развития производительных сил, от потребностей и исторических задач. Философия  свободы человека была предметом  исследования различных направлений: Канта и Гегеля, Шопенгауэра и  Ницше, Сартра и Ясперса, Бердяева и  Соловьева. За последние годы в философской  литературе появился ряд публикаций по проблеме свободы. Это работы Г.А. Андреева "Христианство и проблема свободы", Н.М. Бережного "Социальный детерминизм и проблема человека в истории марксистско-ленинской  философии", В.Н. Голубенко "Необходимость и свобода" и др. Значительное внимание этой проблеме уделяется в монографиях и главах Анисимовым, Гаранджой, Спиркиным, Шлайфером.

Шопенгауэр был  прав, указав, что для новейшей философии, равно как и для предшествующей традиции, свобода - главная проблема.

Диапазон понимания  свободы очень широк - от полного  отрицания самой возможности  свободного выбора (в концепциях бихевиоризма) до обоснования "бегства от свободы" в условиях современного цивилизованного  общества (Э. Фромм ).

Шопенгауэр представляет проблему понятия свободы отрицательной, т.е. выявить содержание свободы  как понятия, возможно, только указывая на определенные препятствия, мешающие человеку реализовать себя. То есть о свободе говорится как о преодолении трудностей: исчезла помеха - родилась свобода. Она всегда возникает как отрицание чего-то. Определить свободу через самое себя невозможно, поэтому нужно указать на совсем другие, посторонние факторы, и через них выйти на прямую к понятию свободы. Н.А. Бердяев в противовес немецкому философу подчеркивает, что свобода - положительна и содержательна: "Свобода не есть царство произвола и случая" [Бердяев 1989:369].

Свобода - одна из неоспоримых общечеловеческих ценностей. Однако даже самые радикальные умы  прошлого, выступавшие в защиту этой святыни, полагали, что свобода не абсолютна. Предоставление индивиду права  распоряжаться собственной жизнью обратит наш мир в мир хаоса. На память приходит давняя история  о том, что однажды состоялся  суд над человеком, который, размахивая руками, нечаянно разбил нос другому  человеку, обвиняемый оправдывался тем, что никто его не может лишить свободы размахивать собственными руками. Суд принял решение: обвиняемый виновен, поскольку свобода размахивания руками одного человека кончается там, где начинается нос другого. Шуточный пример, явно доказывающий, что нет  абсолютной свободы, свобода весьма относительна.

В индивиде сильны инстинкты своеволия, эгоизма, разрушительности. Свобода хороша, пока человек умеряет  свои порывы. Человеческая свобода  имеет свои противоречия. Согласно Нибуру, человеку свойственна склонность злоупотреблять своей свободой, переоценивать свое значение и стремиться к тому, чтобы стать всем. Тем самым человек впадает в грех. "Следовательно, грехопадение совершается в самой свободе. Причем парадокс зла возникает из свободы не как необходимое или неотъемлемое следствие, а как внутреннее противоречие, как "алогичный факт" [Шлайфер 1983:19].

В практической деятельности некоторые люди нередко, переоценивая свои силы и возможности, ставят перед собой "вышенные" (Беккет) цели. Нибур и многие другие философы толкуют эту проблему теологически: когда человек, рассчитывая совершить многое, полагается только на себя, он концентрирует внимание на самом себе и пренебрегает зависимостью от Бога; он порывает связь с Богом и неизбежно впадает в грех. Человеческая свобода, утверждает Нибур, может увеличить и к добру, и ко злу любое желание, и эта уникальная свобода становится источником как разрушительных, так и творческих сил личности. Пользуясь выражением Паскаля, Нибур подчеркивает, что "достоинство человека и его убожество имеют один и тот же источник" [Шлайфер 1983:19]. О свободе как корне сатанинского зла и богоподобия рассуждал и Борис Петрович Вышеславцев. Это свобода, когда люди превращаются в "бесов", один из характерных примеров - это миф о грехопадении. Он изображает как раз два аспекта: с одной стороны диаволовское: "не подчиняйтесь ни малейшему запрету - тогда будете, как боги!", с другой стороны - человеческое влечение. Этот дерзновенный вызов знал не один Достоевский, его знала русская былина. Вышеславцев приводит в пример странную гибель Василия Буслаева, который не верил ни в сон, ни в чох". Однажды Буслаев гулял с товарищами и увидел черный камень, надпись на котором гласила: через этот камень не прыгать, а кто прыгнет - сломает голову. Тотчас Василий Буслаев разбежался, прыгнул и …погиб. Дерзновение на вседозволенность приковывает человека к вечному корню сатанинского зла. Предельная точка свободы - это опора для искушения.

Подобная интерпретация  событий, имевших место в райском  саду, была дана и Львом Шестовым. В Библии читаем: "Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог. И сказал змей жене: подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю? И сказала жена змею: плоды с дерева мы можем есть. Только плодов дерева, которое среди рая, сказал Бог, не ешьте их и не прикасайтесь к ним, чтобы вам не умереть. И сказал змей жене: нет, не умрете. Но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете как боги, знающие добро и зло" [Книга Бытия:2,17].

Бог предупредил  людей, что в день, когда вкусите  от древа знания добра и зла, - умрете; змей говорит: будете как боги. Не странно ли это, спрашивает Шестов, что мы принимаем слова змея за истину. Шестов пишет о том, что  Адам до грехопадения был причастен  божественному всемогуществу и  только после падения попал под  власть знания - и в тот момент утратил драгоценнейший дар Бога - свободу. "Ибо свобода не в возможности выбора между добром и злом, как мы обречены теперь думать. Свобода есть сила и власть не допускать зло в мир. Бог, свободнейшее существо, не выбирает между добром и злом. И созданный им человек не выбирал, ибо выбирать не из чего было: в раю не было зла" [Шестов Л.:147].

Итак, человек  не стал свободным, отведав плодов, ибо свобода выбирать между добром и злом, которую он обрел через  вкушение, стала его Единственной свободой. Другие свободы отошли от человека, когда он избрал жизнь, основанную на знании, а не на вере.

Стремление следовать  недобрым советам и пренебрегать запретами досталось человеку от Адама. Так что история с Василием Буслаевым более чем закономерна. Человек вожделеет свободы? Так  ли это? Ницше и Кьеркегор обратили внимание на тот факт, что многие люди попросту не способны на личностный поступок. Они предпочитают руководствоваться  стандартами. Нежелание человека следовать  свободе, несомненно, одно из поразительных  философских открытий. Оказывается  свобода - удел немногих. И вот парадокс: человек согласен на добровольное закабаление. Еще до Ницше Шопенгауэр сформулировал  в публикуемой работе тезис о  том, что человек не обладает совершенной  и устоявшейся природой. Он еще  не завершен. Следовательно, он в равной степени свободен и несвободен. Мы часто оказываемся рабами чужих  мнений и настроений. Иначе говоря, мы предпочитаем подневольность.

Позже на эту  формальную зависимость человека от социальности обратят внимание экзистенциалисты. Как бы то ни было, еще Гете писал: "Свобода - странная вещь. Каждый может легко обрести ее, если только он умеет ограничиваться и находить самого себя. И на что нам избыток свободы, который мы не в состоянии использовать?" Примером Гете приводит комнаты, в которые зимой не заходил. Для него было достаточно маленькой комнатушки с мелочами, книгами, предметами искусства. "Какую пользу я имел от моего просторного дома и от свободы ходить из одной комнаты в другую, когда у меня не было потребности использовать эту свободу" [Гете 1964:458].В этом высказывании отражается вся мнимость человеческой природы. Можно ли говорить о сознательном выборе со стороны индивида, если сторонники психоанализа доказывают, что поведение человека "запрограммировано" впечатлениями детства, подавленными вожделениями. Оказывается любой поступок, самый сокровенный или совершенно стихийный, можно предсказать заранее, доказать его неотвратимость. Что же тогда остается от человеческой субъективности?