Автор работы: Пользователь скрыл имя, 26 Марта 2012 в 00:53, реферат
Синтоизм, веками внедрявший идею целостности и единства живого и неживого, природы и истории, идею о том, что все в мире проникнуто живой сущностью – будь то человек, животные, растения или вещи, дал людям веру в божества ками, которые живут везде и во всем. Ками существуют и в человеке, и поэтому он тоже может стать – или есть – ками. А значит, нет необходимости искать спасения где-то в другом мире, отличном от мира людей. Ками – здесь, рядом, в повседневной жизни, ками неразрывно связаны с людьми и потому обеспечат спасение.
Речь идёт не о презрении к смерти, а о равнодушном отношении к ней, о естественном принятии небытия, ожидающего "по ту сторону добра и зла". Самураи превратили тривиальную религиозную догму в средство воспитания сверхчеловеческого бесстрашия. Самурай по долгу службы становился носителем целого комплекса бу-дзюцу, и применение их на ратном поле зависело прежде всего от глубины презрения к смерти, от стремления к смерти. "Бусидо - Путь воина - означает смерть. Когда для выбора имеется два пути, выбирай тот, который ведёт к смерти. Не рассуждай! Направь мысль на путь, который ты предпочёл, и иди! Каждое утро думай о том, как надо умирать. Каждый вечер освежай свой ум мыслями о смерти. И пусть так будет всегда.»
Дзен воспитывал в самураях не просто равнодушие к смерти, но даже своеобразную любовь к ней как к верному средству самоутверждения. Такому подходу нельзя отказать в рационализме.
"Те, кто держится за жизнь, умирают, а те, кто не боится смерти, живут. Всё решает дух. Постигнете дух, овладейте им, и вы поймёте, что есть в вас нечто превыше жизни и смерти - то, что, в воде не тонет и в огне не горит".
Умение абстрагироваться от мирской суеты, от прозы жизни, от жестокостей военного времени высоко ценилось в самурайской среде. Способность видеть "вечность в чашечке цветка" с ранних лет заботливо пестовалась в юношах и девушках родителями, учителями, всем их окружением. В подражание китайским классикам такой образ жизни, при котором человек может даже на грани между жизнью и смертью наслаждаться красотами пейзажа, называли в Японии фурю (кит. Фэнлю), что означает "ветер и поток". Подобное мировоззрение позволяло неизменно воспринимать жизнь как "ветер и поток" во всей её эфемерной полноте. Наиболее совершенным воплощением философии "ветра и потока" стал широко распространённый среди самураев обычай слагать перед смертью "прощальное" стихотворение - чаще всего в жанре пейзажной лирики.
Так как конкретная земная жизнь для буддиста была лишь звеном в длинной цепи
перерождений, обусловленных кармой, то для него не существовало стены между
бытием и небытием, жизнью и смертью. Однако человек способен облагородить
каждое мгновение жизни,
осознав и прочувствовав
окружающего "бренного мира", красоту непостоянства.
Парадоксально, но именно в смерти идеологи самурайства усматривали
дополнительный источник силы, почти сверхъестественного могущества и
одновременно гражданской добродетели: "Путь самурая есть одержимость смертью.
Подчас десятеро противников не в силах одолеть одного воина, проникнутого
решимостью умереть. Великие дела нельзя совершить в обычном состоянии духа. К
тому времени, когда разовьётся в человеке способность различать добро и зло,
может быть уже слишком поздно. Смерть превратилась в высшую форму
добродетели.
Чувство чести.
Сознание собственного
самураев с детства. Воины строго охраняли своё "доброе имя" - чувство стыда
было для самурая самым тяжёлым. Японская поговорка гласит: "Бесчестье подобно
порезу на дереве, который со временем делается всё больше и больше".
Честь и слава ценились дороже жизни, поэтому, когда на карту ставилось одно
из этих понятий, самурай, не раздумывая, отдавал за него свою жизнь. Во всех
своих действиях самурай должен был исходить из соображений высшей
справедливости и честности, что, разумеется было утопией во времена коварных
интриг, заговоров и междоусобных войн. Тем не менее в частностях самураи были
весьма щепетильны. Поговорка "буси ва ни гон наси" ("слово самурая свято")
появилась не случайно, ибо самураи презирали ложь. Презрение ко лжи не мешало
им, однако, оправдывать лесть, бахвальство и хитрость, которую при случае
можно было назвать "военной", а их утончённый эстетизм нередко граничил с
садизмом. Очевидно, именно поэтому в японском языке нет слова "ложь"; слово
"усо" употребляется как отрицание правдивости (макото) или факта (хонто).
Кроме чисто профессиональных особенностей, присущих сословию воинов, самурай
должен был, по бусидо, обладать также благосклонностью, милосердием, чувством
жалости, великодушием, симпатией к людям. Милосердие самурая (бусино
насакэ) не было просто слепым импульсом, оно находилось в определённом
отношении к справедливости, так как означало сохранение или уничтожение жизни.
Основой милосердия считалось сострадание, потому что "милосердный человек самый
внимательный к тем, кто страдает и находится в несчастье". Этикет войны
требовал от самурая не проливать кровь более слабого побеждённого противника.
Облик "истинного" самурая должен был содержать в себе ещё и принципы
"сыновней почтительности",
обусловленные древним
рода, и "братской привязанности". Японского рыцаря уже в детстве учили
презрению к торговцам и деньгам, что должно было сделать его совесть "
неподкупной" в течение всей жизни. Самурай, который не разбирался в покупной
способности монет, считался хорошо воспитанным. Естественно, каждый буси
понимал, что без наличия средств невозможно ведение войны, тем не менее счёт
денег и финансовые операции представлялись самым низшим представителям кланов.
Бусидо развивало в воинах любовь к оружию, которое должно было внушать
самураям чувство "самоуважения" и в то же время ответственности, так как
самурайская этика считала беспорядочное употребление меча бесчестьем и
предписывала его применение только в случае необходимости. Всё это
достигалось путём воспитания, основной целью которого, согласно бусидо, была
выработка характера; развитие же ума, дара слова и благоразумия кодекс чести
считал второстепенными элементами.
Обратная сторона принципов бусидо
На первый взгляд, многие из принципов бусидо могут показаться сами по себе
положительными, однако мораль сословия самураев служила только сословию
данного класса, она была действительна только в среде военно-служилого
дворянства и не распространялась на отношения буси с низшими слоями,
находившимися вне законов самурайской морали. Анализ отношений между
самураями и низшими социальными слоями феодальной общности Японии -
крестьянами, ремесленниками, париями и др. показывает, что моральные принципы
бусидо были не равнозначными для господствующего класса и простонародья. Если
скромность предписывала самураю вести себя с господином подчёркнуто вежливо и
скромно, быть терпеливым, то в отношениях с простолюдином буси, наоборот,
держался надменно и заносчиво. Здесь ни о какой вежливости не могло быть и
речи. Самообладание, предписывавшее
воину необходимость в
владеть собой, также было
неприемлемо в отношении
же можно сказать и о воспитании благосклонности, занимавшей в самурайской
морали одно из важных мест. Воины-профессионалы, привыкшие к жестокости, были
далеки от милосердия, сострадания, чувства жалости и симпатии к людям.
Многочисленные войны, длившиеся несколько веков вплоть до объединения страны
под властью сёгуна Токугава в начале XVII в., велись при непосредственном
участии самураев, которым было чуждо сознание ценности человеческой жизни,
так как они совершали самые жестокие поступки, не останавливаясь перед
убийством, и развивали в себе черты, противные человечности.
Каждое новое убийство на поле брани должно было стимулировать личную
храбрость самурая - таким образом, враг приобретал свойства некоего
пассивного стимула отваги. Отсюда берёт начало и людоедский обычай кимо-тори.
По синтоистским поверьям, источником смелости в теле человека служит печень
(кимо). Считалось, что, съев сырую печень поверженного противника, получаешь
новый заряд смелости. Наиболее кровожадные самураи рассекали врага надвое от
левого плеча до правого бока приёмом кэса-гири ("монашеский плащ") и тут же,
выхватив из живого тела трепещущую печень, пожирали её.
Добродетель, в понимании самурая, была сложным конгломератом моральных
установок.
Роль личности в системе моральных приорий и её философские основы.
Японские исследователи склоняются к тому, что базой всей традиционной этики
японского народа служит идея "он" - "отплаты за благодеяния". Отсюда берут
начало иерархические
связи и отношения между
воззрениях всех племён дальневосточного региона (ареала культурного влияния
древнего Китая) Вселенная предстаёт как гигантский единый организм, продукт
животворной биоэнергии (кит. - ци, или яп. - ки), бесконечно членящийся на
несметное количество частей, которые образуют всевозможные органические и
неорганические соединения. Человек, будучи одним из таких соединений, не
может пребывать вне соединения высшего порядка, каким является коллектив -
семья, род, клан, государство - и далее соответственно Азия, Мир, Вселенная.
Человек является порождением всех соединений высшего порядка и порождающим
для своих потомков для своих потомков и подчинённых. Таковыми являются
постулаты, общие для синтоизма, буддизма и конфуцианства.
Участник подобного
всем "порождающим" и проявлять уважение к ним. Синтоистская доктрина
"государства как единого тела" (кокутай), главой которого является император,
прекрасно дополнялась конфуцианским учением о "мировой семье", где
классическая триада - Небо и Земля, порождающие человека, - соподчиняла по
убывающей все звенья социальной структуры.
Практическим путём к осуществлению "долга благодарности" для самурая было
следование пяти классическим "постоянствам": гуманности,
справедливости, благонравию, мудрости и правдивости. Все эти добродетельные
свойства, как известно, по конфуцианскому канону, призваны были
регламентировать нормы важнейших отношений (го рин): между господином и слугой,
отцом и сыном, мужем и женой, старшим и младшим и между друзьями.
Самурайская мораль предъявляла к буси серьёзные требования для исполнения
"он", развивающие абстрактные этические положения в стройную практическую
систему. Прежде всего воин должен был воспитать в себе отрешённость от
личного блага. Далее следовало претворить эту отрешённость в дух
сознательного самопожертвования ради интересов долга. Личность, проникнутая
духом самопожертвования и усвоившая закон чести, вместе с законом гуманности
должна была направить все силы на достижение всеобщего блага в рамках своего
рода, клана и т.д. Здесь вступал в действие принцип взаимной защиты и
поддержки.
СЭППУКУ
Неразрывно связан и тесно примыкает к бусидо, как часть морали, обряд
харакири, появившийся в среде сословия воинов в период становления и развития
феодализма в Японии. Самураи или другие представители высших слоев японского
общества совершали
чести, совершения недостойного поступка (позорящего в соответствии с нормами
бусидо имя воина), в случае смерти своего сюзерена или же, когда обряд
сформировался окончательно, — по приговору суда как наказание за совершенное
преступление.
Харакири являлось привилегией самураев, гордившихся тем, что они могут
свободно распоряжаться своей жизнью, подчеркивая совершением обряда силу духа
и самообладание, презрение к смерти.
В дословном переводе харакири означает «резать живот». Однако слово харакири
имеет и скрытый смысл. Если рассмотреть составное бинома «харакири» - понятие
«хара», то можно увидеть, что ему в японском языке соответствуют слова
«живот», «душа», «намерения», «тайные мысли» с тем же написанием иероглифа.
Согласно философии буддизма, в частности учению секты «дзэн», в качестве
основного, центрального жизненного пункта человека и тем самым
местопребыванием жизни рассматривается не сердце, а брюшная полость.
Таким образом, живот японцы рассматривают как внутренний источник
эмоционального существования, и вскрытие его путем харакири означает как бы
открытие своих сокровенных и истинных намерений, служит доказательством
чистоты помыслов и устремлений.
Тем не менее, харакири появилось в Японии не вдруг. Говоря о нем как о
явлении, развивавшемся и пришедшем к своему логическому завершению на
японской почве, нельзя не учитывать, что и у некоторых других народов
Восточной Азии и Сибири встречались ранее обрядовые действия, сходные и чем-
то отдаленно напоминающие по сути японское сэппуку. Стадиально их можно
отнести к более раннему времени, чем собственно харакири. Это позволяет
предположить, что обряд разрезания живота ранний период истории народов
Дальнего Востока имел боле широкое распространение и был заимствован древними
японцами, которые имели этнокультурные контакты с представителями этих
народов. Речь идет об обряде вскрытия живота у айнов, аборигенов Японских
островов, заключавшийся во взрезании брюшной полости и близко напоминавший
японское харакири.