Английский и французкий материализм

 Беркли признаёт субъективными  наряду с вторичными и первичные  качества, поскольку качества протяжения, формы и т.д. также зависят  от положения воспринимающего  их субъекта. Принадлежность первичных  качеств субъекту Беркли также  считает доводом в пользу отсутствия  материальной субстанции. Вторичные  качества, по Беркли, даже предшествуют  первичным. Он полагал, что  сначала существует некое ощущение, а затем мы воспринимаем его  форму. Критерием истины, считал  Беркли, является яркость чувственных  восприятий и одновременность  существования похожих восприятий  у многих субъектов.

  У достаточно последовательной  субъективно-идеалистической философии  Беркли почти не было приверженцев, поскольку она явственно противоречила  обыденной практике и здравому  смыслу. Её воспринимали не более,  чем философский курьёз. Французские  материалисты развернули критику  субъективного идеализма Беркли, сравнивая всё порождающий субъект  с сошедшей с ума фортепьянной  клавишей, считающей, что она сама  без внешнего воздействия порождает  звуки (Д. Дидро).

 

 

 

 

 

 

 

3 Спор между  сенсуалистами и рационалистами 

 

В XVII в. в европейской философии  сформировалась оппозиция сенсуалистически-эмпирического и рационалистического направлений.

Френсис Бэкон (1561–1626) —  родоначальник традиции эмпиризма  в Англии — главное внимание обращает на изучение природы, на выработку нового взгляда на науку и ее классификацию, цели и методы исследования. Для  этого прежде всего нужно выявить  причины, задерживающие умственный прогресс. К ним Бэкон относит  разного рода «идолов», «призраков», т. е. предрассудки, которым подвержен  человеческий ум. К ним принадлежат: присущая всем людям ограниченность ума и органов чувств («идолы рода»), индивидуальные недостатки людей («идолы пещеры»), влияние особенностей социальной жизни на человека («идолы площади»), склонность к вере в авторитеты («идолы театра»). Бэкон критикует средневековую  схоластику, говоря, что нельзя построить  науку на таких понятиях, как субстанция, скрытое качество и т. п. Реально  существуют лишь отдельные предметы и их отношения. Поэтому в основу научного познания должно быть положено изучение отдельных объективно существующих вещей на основе целенаправленного, организованного опыта, на базе чувственных  данных. Затем нужно использовать правильный метод анализа и обобщения  опытных данных, позволяющий проникнуть в природу исследуемых явлений.

 Таким методом является  индукция. Бэкон свое понимание  индуктивного метода демонстрирует  на примере отыскания природы,  «формы» теплоты. Когда собраны  и анализируются конкретные факты  присутствия и отсутствия теплоты,  ее различные степени у вещей,  то на основе этого делается  обобщающий вывод о том, что  «формой» теплоты является движение.

 

Рене Декарт (1596–1650) в  отличие от Бэкона разрабатывает  так называемую рационалистическую методологию. Декарт возражает против преувеличенных оценок роли чувственного опыта в познании: ведь сущность вещей мы познаем иным путем. Путь к истине начинается с интуитивно ясных, простых понятий и идет ко все более сложным. Интуиция и  дедукция — основные компоненты метода Декарта. При этом у Декарта сближаются интуиция и врожденные идеи, которые  не зависят от чувственности. К врожденным идеям Декарт относит идеи Богa, субстанции, движения, аксиомы типа «две величины, равные третьей, равны между собой» и т. д. В дополнение к этому Декарт вводит принцип радикального сомнения по отношению к человеческому познанию, что должно исключить возможность поспешных суждений. Систематическое изложение философии должно начаться с некоторого интуитивно ясного представления. Таковым является — co-gito («я мыслю»). В этом каждый уверен. Даже если в этом усомниться, то само сомнение — акт мышления. От факта мышления мы приходим к выводу cogito, ergo sum («мыслю, следовательно, существую»). Следующий шаг — у нас есть представления о вещах вне нас. Но достоверны ли они? Может быть, это иллюзия? Здесь Декарт апеллирует к Богу, который не способен на обман, он — гарант истинности нашего познания. Затем Декарт выстраивает дуалистическую систему, в которой разделяет две качественно различные субстанции — природу, с ее каузальностью, и людей, обладающих свободой воли. Для первой субстанции характерна протяженность, для второй — мышление.

Сенсуалистическая линия  была продолжена Гоббсом и Локком. Томас Гоббс (1588–1679) полагал, что  процесс познания начинается с чувственного опыта. Причина ощущений — вне  нас, внешние тела оказывают воздействия  на органы чувств, вследствие чего в  мозгу возникают их образы. Гоббс  говорит, что в человеческом уме  нет ни одного понятия, которое не было бы порождено первоначально  в органах ощущения. На чувственном  опыте основано мышление и язык, теоретические утверждения, наука. Отметим важную социально-политическую концепцию Гоббса. Он говорит о двух состояниях человеческого общества — естественном и государственном. В естественном состоянии человек живет своими чувствами, желаниями, страстями, каждый человек не только хочет сохранить свою свободу, но и склонен приобрести господство над другими. Отсюда возникает война всех против всех («человек человеку волк»). Но затем страх за свою жизнь приводит людей к осознанию необходимости перехода от естественного состояния к гражданскому, государственному. Путем общественного договора создается государственная власть, чтобы положить конец всеобщей войне всех против всех.

Джон Локк (1632–1704) подверг  критике концепцию врожденных идей. Он исходил из трех основных положений:

Нет врожденных идей, все  знания рождаются в опыте и  из опыта.

«Душа» (или разум) человека при рождении есть tabula rasa («чистая дощечка»).

Нет ничего в разуме, чего не было бы раньше в ощущениях, чувствах.

Локк показывал, как идет движение от простых идей к сложным.

Рационалистическую линию  продолжил Барух Спиноза (1632–1677). Он не высоко оценивал чувственный  опыт, в котором много субъективного, неясного. Рациональное познание, образцом которого является математико-геометрическое знание, лишено субъективизма.

Но логический вывод предполагает признание некоторых интуитивных  положений в качестве исходных истин. Они даются нам интуицией. Интуиция дает нам в качестве исходного  понятие субстанции, которая представляет собой causa sui, т. е. причину самой себя. При этом субстанция оказывается своеобразным тождеством природы и Бога. Содержание субстанции выражается в ее атрибутах — существенных и всеобщих свойствах. Нам известны, согласно Спинозе, атрибуты протяжение и мышление. Наконец, к понятиям субстанции и атрибутов присоединяется понятие модуса — как того, что обусловлено чем-то другим. Для атрибута протяженности отдельный модус — конкретная протяженная вещь, для атрибута мышления — отдельная мысль человека. Спиноза полагал, что поскольку все определяется субстанцией, то в мире нет ничего случайного; само понятие случайности следует отнести к несовершенству нашего знания.

Примыкает к рационализму Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646–1716). По Лейбницу, в основе мира лежит  субстанция, которая понимается как  множество монад. Монада — некоторое  духовное образование, духовный атом, созданный Богом. Бог сотворил монады, дал им необходимые силы и предоставил  им самостоятельно действовать. Кроме  монад Бог сотворил и материю  как внешнюю оболочку монад. Между  монадами есть изначальное согласование, предустановленная гармония. Монады развиваются. В человеке есть господствующая монада, то, что называют душой. В  душе осуществляется саморазвитие заложенного  в монаду знания. Лейбниц как рационалист  полагал, что главное в познании не эмпирические, а рациональные истины — всеобщие и необходимые. Их содержание дается интуитивно и опирается на законы логики.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

4 Этика разумного эгоизма

 

Этика разумного эгоизма берет свое начало от философских построений таких выдающихся мыслителей XVII в., как Локк, Гоббс, Пуффендорф, Гроций. Представления об “одиноком Робинзоне”, обладавшем в естественном состоянии неограниченной свободой и сменившем эту естественную свободу на общественные права и обязанности, были вызваны к жизни новым способом деятельности и хозяйствования и соответствовали положению индивида в промышленном обществе, где каждый владел какой-либо собственностью (пусть даже только на свою рабочую силу), т.е. выступал как частный собственник и рассчитывал, следовательно, на себя, свое собственное здравое суждение о мире и свое решение.

Он исходил из собственных  интересов, и их никак нельзя было сбрасывать со счетов, поскольку новый  тип хозяйства, прежде всего промышленное производство, опирается на принцип  материальной заинтересованности. Эта  новая общественная ситуация была отражена в представлениях просветителей  о человеке как естественном, природном  существе, все свойства которого, в  том числе и личный интерес, определены природой. Ведь в соответствии со своей  телесной сущностью каждый стремится  получить удовольствия и избежать страданий, что связано с любовью к  себе, или себялюбием, основанной на самом важном из инстинктов — инстинкте  самосохранения.

Так рассуждают все, в том  числе и Руссо, хотя он несколько  “выбивается” из общей линии рассуждений, признавая наряду с разумным эгоизмом также и альтруизм. Но и он достаточно часто обращается к себялюбию: “Источником  наших страстей, началом и основой  всех прочих, единственной страстью, которая  рождается вместе с человеком  и никогда не покидает его, пока он жив, является любовь к себе; эта  страсть первоначальная, врожденная, предшествующая всякой другой: все  другие являются в некотором смысле лишь ее видоизменениями… Любовь к  самому себе всегда пригодна и всегда в согласии с порядком вещей; так как каждому вверено прежде всего его собственное самосохранение, то первою и самою важною из его забот является — и должна являться — именно эта постоянная забота о самосохранении, а как бы мы могли заботиться о нем, если бы не видели в этом своего главного интереса?”.

Итак, каждый индивид во всех своих действиях исходит из любви  к себе. Но, будучи просвещен светом разума, он начинает понимать, что если будет думать только о себе и добиваться всего только для себя лично, то столкнется с огромным числом трудностей, прежде всего потому, что все желают одного и того же — удовлетворения своих  потребностей, средств для чего еще  очень мало. Поэтому люди постепенно приходят к выводу, что имеет смысл  в какой-то мере ограничить себя; это  делается вовсе не из любви к другим, а из любви к себе; следовательно, речь идет не об альтруизме, а о разумном эгоизме, но такое чувство — гарант спокойной и нормальной совместной жизни. XVIII в. вносит в эти представления  свои коррективы.

Во-первых, они касаются здравого смысла: к соблюдению требований разумного  эгоизма толкает здравый смысл, ибо без учета интересов других членов общества, без компромиссов с ними нельзя построить нормальную повседневную жизнь, нельзя обеспечить бесперебойное функционирование хозяйственной  системы. Опирающийся на самого себя независимый индивид, собственник  приходит к такому выводу самостоятельно как раз потому, что наделен  здравым смыслом.

Другое дополнение касается разработки принципов гражданского общества (о чем далее еще пойдет речь). И последнее касается правил воспитания. На этом пути среди тех, кто разрабатывал теорию воспитания, в первую очередь между Гельвецием и Руссо, возникают некоторые  разногласия. Демократизм и гуманизм в равной степени характеризуют  их концепции воспитания: оба убеждены в том, что надо предоставить всем людям равные возможности для воспитания, в результате чего каждый сможет стать добродетельным и просвещенным членом общества.

 Утверждая природное  равенство, Гельвеций, однако, начинает  доказывать, что все способности  и дарования людей от природы  абсолютно одинаковы, а различия  между ними создает лишь воспитание, причем огромная роль отводится  случаю. Как раз по той причине,  что случай вторгается во все  планы, результаты нередко оказываются  совсем не такими, как человек  первоначально предполагал. 

Наша жизнь, убежден Гельвеций, часто зависит от ничтожнейших случайностей, но поскольку мы их не знаем, нам  кажется, что всеми своими свойствами мы обязаны только природе, однако это  не так.

Руссо в отличие от Гельвеция  не придавал такого значения случайностям, он не настаивал и на абсолютной природной тождественности. Напротив, по его мнению, люди от природы имеют  разные задатки. Однако то, что получится  из человека, в основном также определяется воспитанием.

Руссо впервые выделил  различные возрастные периоды жизни  ребенка; в каждый период наиболее плодотворно  воспринимается какое-то одно особое воспитательное воздействие. Так, в первый период жизни  надо развивать физические задатки, затем чувства, затем умственные способности и наконец нравственные понятия.

Руссо призывал воспитателей прислушиваться к голосу природы, не насиловать натуру ребенка, обращаться с ним, как с полноценной личностью. Благодаря критике прежних схоластических методов воспитания, благодаря установке  на законы природы и детальной  проработке принципов “естественного воспитания” (как видим, у Руссо  “естественна” не только религия  — “естественно” также и воспитание) Руссо смог создать новое направление  науки — педагогику и оказал огромное воздействие на многих мыслителей, приверженных ей (на Л.Н. Толстого, И. В. Гёте, И. Песталоцци, Р. Роллана).

Когда мы рассматриваем воспитание человека под тем углом зрения, который был так важен для  французских просветителей, а именно, разумного эгоизма, нельзя не заметить определенных парадоксов, обнаруживающихся почти у всех, но главным образом  у Гельвеция. Он как будто движется в русле общих представлений  о себялюбии и личном интересе, но доводит свои мысли до парадоксальных выводов.