Педагогические принципы в теории и практике АС Макаренко

     Антон Семенович Макаренко родился 1 марта (по старому стилю) 1888 г. в семье рабочего. После успешного окончания  Кременчугского железнодорожного училища и годичных педагогических курсов в 1905 г. Антон ступил на учительскую стезю. Шесть лет преподавания в Крюковском да еще три в Явлинском начальных училищах были временами накопления жизненного и профессионального опыта, вызревания огромной, еще смутно представляемой цели. Преподавал он русский язык, черчение и рисование, но, самое примечательное, в школе проводил гораздо больше времени, чем обычный учитель: увлек детей играми, походами, устройством костюмированных вечеров, спектаклей, создал духовой оркестр.

     Обширен круг его чтения: труды К- Д. Ушинского, Н. И. Пирогова, А. Н. Острогорского. Н. А. Добролюбова, Н. Г. Чернышевского; произведения А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, А. П. Чехова, Л. Н. Толстого, В. Г. Короленко и конечно же Максима Горького, ставшего не только любимым писателем, но и духовным наставником Макаренко. Горьковский оптимизм, требовательность и уважение к человеку сыграли огромную роль в формировании педагогического мировоззрения молодого учителя.

     Он выделялся в студенческой среде сокурсников не только возрастом: привлекал особый магнетизм личности Макаренко — сосредоточенность и целеустремленность, стойкость в отстаивании своих убеждений и принципов, общительность и мягкий юмор. Он хорошо пел и рисовал, а его доклады на профессиональные темы становились событием. Институт оканчивает с золотой медалью, а характеристика педагогического совета заслуживает того, чтобы привести ее полностью: «Макаренко А.— выдающийся воспитанник по своим способностям, знаниям, развитию и трудолюбию, особый интерес проявил к педагогике и гуманитарным наукам, по которым много читал и представлял прекрасные сочинения. Будет весьма хорошим преподавателем по всем предметам, в особенности же по истории и русскому языку».

     Летом 1917 г. Осенью Макаренко возвращается в Крюков, в то же начальное железнодорожное училище, где учился и преподавал,— теперь уже в качестве его инспектора (директора). После Октября А. С. Макаренко работает здесь два года. Потом принимает предложение организовать колонию для несовершеннолетних правонарушителей в 6 километрах от Полтавы. С привычной энергией берется за новое дело и начинает, как выясняется позже, уникальный социально-педагогический эксперимент.

     Теперь  все мы знаем, как это было. Нашли  старый монастырь, наложили заплаты  на крышу, чтобы не протекала, и привезли ребят, собранных в течение нескольких дней на вокзалах и улицах. И сказали им:

     — Вы здесь хозяева. Нет кроватей —  сделайте для себя кровати, нет столов — сделайте столы, сделайте стулья, побелите стены, вставьте стекла, почините двери...

     Так начиналась трудовая колония, взявшая  себе имя Максима Горького. Ни нормальных жилых зданий, ни мастерских, ни денег, поэтому уйма сил уходила на добывание самого необходимого. «Вся история колонии есть история борьбы за существование»,— скажет потом А. С. Макаренко. Незаурядность его натуры, постоянная напряженная творческая работа, диалектичность «педагогической веры», всегда выручавшая в сложных ситуациях, и четко определенный вектор приложенных сил — своих и коллектива педагогов-единомышленников — обеспечили успех замысла.

     Тогда, в первые годы жизни колонии, А. С. Макаренко совершил свое главное  открытие: сердцевиной системы воспитания общества строящегося социализма должен быть детский коллектив как органичное целое, как «трудовая община».

     Фактическое равенство прав и обязанностей воспитанников, ясная, четкая организация их труда утверждали спокойный и бодрый общий тон жизни, вызывали чувство гордости своей колонией. Тем, кто впоследствии знакомился с опытом колонии им. М. Горького, бросалась в глаза одна особенность: общественное мнение в лице совета командиров и общего собрания самыми серьезными (тем паче если они повторялись) проступками считало лень, упорное уклонение от тяжелой работы, оскорбление товарища и вообще любые нарушения интересов коллектива.

     В трудных условиях разрухи колония  выстояла и к 1924 г. экономически окрепла. В ее распоряжении — 4 мастерских, 40 десятин земли, паровая мельница. Уже ушли в большую жизнь перевоспитанные  коллективом бывшие правонарушители  — ушли в рабочие, рабфаковцы, студенты.

     Их  детище должно постоянно расти —  к этому зовет Макаренко своих  воспитанников. «Мы всегда должны строить, сооружать, ни минуты застоя. Это настоящая  жизнь, и это должно быть главным...»

     Сам он работал почти круглосуточно: были месяцы, когда спал через ночь. Он творил колонию...

     Но  и колония по-своему творила его: закаляла характер, волю, настойчивость, смелость, уверенность. Без этого никогда бы не выдержать ему ожесточенной борьбы за самостоятельность, инициативу, поиск. А ведь иногда доходил до изнеможения, особенно от почти ежедневных изматывающих схваток с чиновниками и бюрократами — из-за каждого рубля и каждого гвоздя, из-за самого главного — из-за права быть на своем месте заведующего колонией творцом, высококвалифицированным специалистом, хозяином/

     Однако  в жизни все было гораздо ближе  к драме.

     Тьму  бумаг пришлось сочинить Макаренко  в борьбе за существование и развитие колонии, и далеко не всегда побеждала  логика дела, здравый смысл, справедливость. Порой Макаренко утешал себя мечтой о том, что пройдет совсем немного, времени и в стране не останется ни одного бюрократам. 

     I К. счастью, когда грозовые  тучи нависли лично над А.  С. Макаренко, он смог продолжить  свое дело в трудовой коммуне  им. Ф. Э. Дзержинского, которую  организовали чекисты Украины.

     Поразительно  быстро был создан новый, единственный в своем роде детский коллектив, который отразил дальнейшее развитие педагогических идей Макаренко. Однако и здесь ему работать не дали. Людей, враждебных новаторству, всячески раздражали поиски путей утверждения демократических начал, развития товарищеских отношений между воспитанниками и воспитателями, самостоятельности и чувства собственного достоинства всего коллектива и каждого его члена в отдельности. Великий педагог-гуманист призывал в каждом ребенке — каким бы он «трудным» ни был — видеть человека, а реальная практика тридцатых годов, увы, расходилась с этой воспитательной концепцией.

     Коммуна постепенно превращалась в обычный  завод, и Макаренко вынужден был  уйти. Незадолго до смерти он писал: «...сейчас очень плохо чувствую себя без ребят, но мало ли приходится по разным причинам себя плохо чувствовать. Приходится делать то, что целесообразнее. В течение 16 лет я создал 2 колонии, и каждая из них хороша в своем роде и каждую развалили в момент наибольшей высоты...»

     К счастью, оказалось, что кроме педагогического  у него еще и незаурядный литературный талант. Он, правда, сам был не очень  в этом уверен: «Моя литературная работа — только форма педагогической работы». И это в какой-то мере так и было. Конечно, «Педагогическая поэма» — художественное произведение, но одновременно это и подлинное извержение вулкана педагогических идей, переполнявших его автора.

     А. С. Макаренко непосредственно выра рактики: на протяжении 16 лет он талантли ю и подвижнически бесстрашно осуществлял беспримерный педагогический эксперимент. Опираясь на тра-1,иции прогрессивной отечественной и зарубежной педа-огики, на идеи классиков марксизма-ленинизма, Мака-юнко четко, полемически заостренно заявил о решающем ишянии социальной среды, условий труда и отдыха, 5ыта на формирование мировоззрения и нравственности шчности. Все воспитывает: обстоятельства, вещи, дейст-(ия, поступки людей, иногда и совсем незнакомых. Соб-:твенно воспитательный процесс (объект — субъект вос-штания) является лишь одним из факторов, формирую-цих человека. Воспитывает не только или не столько сам воспитатель, сколько среда, которая организуется наиболее выгодным образом вокруг центрального пункта — процесса хозяйствования.

     Своей деятельностью А. С. Макаренко отстаивал  идею 1инамического единства жизни  и воспитания. Занимать воспитанием подрастающего поколения, он боролся, прежде всего, за гармоническое развитие личности ребенка. Дети, считал он, не «готовятся к труду и жизни», как утверждали иные ученые-педагоги, а живут и трудятся, мыслят и переживают. Он говорил: «Нет, дети — это живые жизни» — и учил относиться к ним как к товарищам и гражданам, видеть и уважать их права и обязанности, включая право на радость и обязанность ответственности. Макаренко сделал важнейший новаторский вывод: педагогически целесооб-1азная организация всей жизни и деятельности детей : коллективе — это общий и единый метод, обеспечивающий эффективность воспитания коллектива и социалистической личности.

     А. С. Макаренко глубоко осознавал, чувствовал вое призвание: «Мой мир  — мир организованного сознания человека. Мир точной ленинской логики, но, здесь только своего, что это мой мир» (июль 1927 г.)!

     Устав (конституция) школы или детского дома, по мысли Макаренко, создаются самим коллективом и призваны быть своеобразным зеркалом, которое отражает ге живые пути данного учреждения. Конечно, любой став утверждается высшими инстанциями, но это не олжно мешать живому делу, не должно губить инициалу. Только такая, подлинно демократическая система азработки, утверждения и исполнения устава «сделает аше воспитание реально социалистическим и полностью вободным от ненужного бюрократизма». И в этом случае 1кола, детский дом выиграют в процессе творчества, органы управления — в усилении педагогической на-равленности их деятельности.

     Каковы  же цели воспитания? На этот вопрос молодая  оветская педагогическая наука давала ответ лишь в са-ом общем виде. При этом нередко допускались  и край-ости, когда, затрагивая этот вопрос, иные теоретики обирались  до заоблачных высей, ставили несбыточные,

     потому  и бесполезные задачи — «романтические», ак называл их А. С. Макаренко. Дело же заключалось

     том, чтобы связать высокие цели с  конкретной сизнью. Дисциплинированность, работоспособность, естность, политическая сознательность — вот тот ми-имум, достижение которого открывало широкие росторы для осуществления поставленных обществом елей.

     Еще в начале своей работы в колонии  им. М. Горь-ого педагог-новатор полемизировал  с теми учеными, оторые пытались разложить  личность воспитанника «на шожество составных частей, все эти части  назвать и за-умеровать, построить  их в определенную систему и... е  знать, что делать дальше». Это —  формальное, по-ерхностное отношение  и к науке, и к воспитанию. >уть  же подлинно научного подхода в другом: воспи-ание надо было организовать так, чтобы личность че-ювека совершенствовалась в целом.

     Нравственный  максимализм А. С. Макаренко не по-волял  ему делить недостатки людей на категорически  «допустимые и, напротив, терпимые. Хулиганить — нель-я, воровать —  нельзя, обманывать — нельзя... А  грубить [о причине вспыльчивого характера можно? Именно в со-:етской этике, считал Макаренко, «должна быть серьезная система требований к человеку, и только это и сможет привести к тому, что у нас будет развиваться в первую очередь требование к себе. Это самая трудная вещь — требование к себе». Но именно с этого и начинается процесс совершенствования и самосовершенствования человека, перестройка самого себя.

     Требовательность  как нравственно-педагогический принцип  внутренне присуща воспитательной концепции Макаренко, и совсем не случайно, говоря о сути своего опыта, он дал краткую, емкую, ставшую крылатым выражением формулу: как можно больше требования к человеку и как можно  больше уважения к нему.

     В макаренковском принципе взаимного  уважения (не только воспитателей и  воспитанников, но и детей друг к  другу) и требовательности главную  роль играет уважение. И в своих  трудах, и в практической работе

     A. С. Макаренко не один раз  подчеркивал: не вина, а беда  «трудного» ребенка в том, что  он — вор, хулиган, дебошир, что он плохо воспитан. Причина — социальные условия, окружающие его взрослые, среда. «Я был свидетелем,— писал Антон Семенович,— многочисленных случаев, когда тяжелейшие мальчишки, которых выгоняли из всех школ, считали дезорганизаторами, поставленные в условия нормального педагогического общества    (читай — воспитательного    коллектива.—

     B. X.), буквально на другой день  становились хорошими, очень талантливыми, способными идти быстро вперед».

     Вера  в лучшее в человеке — ведущее  начало педагогики А. С. Макаренко. К этому призывал он своих коллег-воспитателей: «Когда вы видите перед собой воспитанника — мальчика или девочку,— вы должны уметь проектировать больше, чем кажется для глаза. И это всегда правильно. Как хороший охотник, давая выстрел но движущейся цели, берет далеко вперед, так и педагог в своем воспитательном деле должен брать далеко нперед, много требовать от человека и страшно уважать сто, хотя по внешним признакам, может быть, этот человек и не заслуживает уважения».

     Без такого подхода к детям невозможен истинный гуманизм, уважение к достоинству  человека, его творческим возможностям и перспективам. В жестокие времена «проработок», ярлыков, морального и физического уничтожения людей (нередко и с согласия общественного мнения)  явным диссонансом звучал голос Мака-