Традиции Пушкина в лирике Ахматовой

Глава 1. А.С. Пушкин и язык поэзии А. Ахматовой. 

            Непосредственное восприятие поэзии А. Ахматовой не раз наталкивало многих исследователей и читателей на мысль о родстве ее Музы с Музой А.С. Пушкина. Однако попытки в определении степени и сущности этого родства не всегда были плодотворными, что вызывало скепсис со стороны другой части исследователей, считающих «резонными возражения по этому поводу. В.В. Виноградова и его тезис: «Надо идти тому, кто хочет, от изучения стиля Ахматовой к ее восприятию. Пушкина и тогда искать в ее поэзии отражение пушкинской тени, а не закрывать индивидуальных отличий ее музы указанием на сходство ее скелета с воображаемым скелетом стиля Пушкина».

            Выяснению истинной роли поэтического наследия Пушкина в становлении «таинственного песенного дара» Ахматовой в некоторых случаях, вероятно, препятствовала и присущая скромность. Как отмечает Л. Озеров в рукописи своей статьи он «сказал о влиянии Пушкина на Ахматову. Анна Андреевна возразила: Что вы не надо так сильно. Погасите! Если уж говорить об этом, то только как в далеком-далеком отсвете…»

            В изучении влияния пушкинской поэзии на творчество Ахматовой сделаны, тем не менее, убедительные наблюдения и интересные открытия, которые в большинстве своем принадлежат одному из первых исследователей ее поэзии В.М. Жирмунскому. И здесь важна не только сама «пушкинская тема» - бросающиеся в глаза мотивы и образы, восходящие к Пушкину: Петербург, Царское село (и позже город Пушкин), образ Музы и т.п., постоянный интерес Ахматовой к личности поэта, его судьбе, произведениям (который проявлялся, как известно, не только в ее поэзии, но и в специальных научных исследованиях). Важна выявленная В.М. Жирмунским и заслуживающая дальнейшей конкретизации преемственность поэзии Ахматовой, которая выражается как в типологическом, так и  в собственно генетическом ее родстве с поэзией Пушкина.

          Типологическое родство языка поэзии Ахматовой с языком пушкинской поэзии определяется сходством некоторых стилевых задач, которые в разное время стояли перед Пушкиным и Ахматовой. В отличие от поэтов предшествовавших им направлениям (соответственно, сентиментализма и романтизма, с одной стороны, и символизма – с другой) огромное значение имеет для Пушкина (как и для Ахматовой) смысловой вес каждого отдельного слова и смысловой принцип в соединении слов. Поэтому, в противоположность «романтическому стилю» поэзии предшественников Пушкина и Ахматовой – с такими его признаками, как понятийная, вещественно-логическая размытость, условность, эмоциональная напевность, - язык их поэзии обладает чертами «классического стиля». Отсюда – отмечаемая вслед за В.М. Жирмунским многими разговорная лексика и фразеология поэзии Ахматовой, «боязнь ничем не оправданных поэтических преувеличений, чрезмерных метафор и истасканных тропов», т.е. господство нейтрального стиля (на фоне которого возможно художественно мотивированное привлечение более «высоких» или более «низких» единиц языка); употребление сложных форм логического подчинения и сочинения, а также использование переноса части синтаксического и смыслового целого из одной строки в другую как средства создания разговорной интонации. Отсюда «словесная четкость и строгость» языка поэзии Ахматовой, «с ее любовью к эпиграмматической формуле и расчлененной логической композиции, с ее отказом от лирических повторений и элементарной напевности песенного типа». Так же как и некоторым творениям Пушкина, отдельным произведениям Ахматовой свойственны «повествовательная интонация стихотворной сказки, ее эпическая манера, элементы народной лексики и фразеологии, подхватывания и параллелизмы, характерные для народного устно-поэтического сказа». Все эти свойства языка поэзии Ахматовой привели исследователя к выводу, что ее поэзия, «преодолев символизм, возвращается к забытому наследию Пушкина».

          К одному из проявлений типологической общности языка поэзии Пушкина и Ахматовой следует отнести и то, что оба поэта охотно используют «грамматическую рифму», т.е. рифмующиеся слова, однородные с очки зрений грамматических категорий. Помимо «грамматических рифм» Ахматова не боится использовать и такие, которые можно отнести, по меньшей мере, к достаточно традиционным: кровь – любовь, очи – ночи, небес – лес, горем – морем и т.п., которые неоднократно встречаются и у Пушкина.

        Установка на разговорную речь, когда стихотворение строится как обращение или письмо к другу, знакомым и т.д., употребление характерных для такой речи слов и словосочетаний, синтаксических конструкций приводит к частому использованию обращений, восклицаний (О! Увы!, Ах!, и т.п.), что является еще одной типологической особенностью языка обоих поэтов.

       Отличительной чертой языка поэзии Пушкина и Ахматовой является также обращение к перифразам и использование риторических вопросов в стихотворениях, представляющих собой какое-либо суждение.

      Что же касается собственно генетического родства языка поэзии Ахматовой с языком пушкинской поэзии, которое выражается в сходстве языковых средств, используемых авторами, и способах этого использования, а также о том, что можно назвать реминисценциями, - то оно во многом возникает кА следствие родства типологического.

       Языку поэзии как Пушкина, так и Ахматовой не свойствен повтор напевного типа (присущий «романтическому стилю» поэзии). Но лексический повтор (одного и того же слова) ил повтор корневой (при употреблении в контексте однокоренных слов) является яркой особенностью их стиля как стиля «классического». Такой повтор выполняет разнообразные эмоционально-смысловые функции. В основном здесь преобладает функция усиления, ср. у Пушкина:

«На печальные поляны льет печально свет она», «Минутной радости минутные друзья…», «летучий пух, Летучим ветром занесенный», «Как эта глупая луна На этом глупом небосклоне», «томных уст и томный  глаз Буду памятью размучен…», «Ненастный день потух; ненастной ночи мгла По небу стелется одеждою свинцовой…», «Чистейшей прелести чистейший образец».

У Ахматовой:

     «Силу тайную тайно лила», «Славно начато славное дело», «Как нестерпимо бела Штора на белом окне», «Напрасных крыл напрасны трепетанья…», «И в дальнем поле дальний огонек…», «И серебряный месяц ярко Над серебряным веком стыл», «Страшный год и страшный город», «Чистый ветер ели колышет, Чистый снег заметает поля», «И стройной башней стала западня, Высокою среди высоких башен».

      В следующем стихотворении Ахматовой показателен намек на персонаж «Пиковой дамы! Пушкина:

От меня, как от той графини,

Шел по лесенке винтовой,

Чтобы увидеть рассветный, синий,

Страшный  час над страшной Невой.

Помимо  усилительной функции повторы у обоих авторов могут выполнять функцию уточнения.

У Пушкина:

Вот он, приют гостеприимный,

Приют любви и вольных муз,

Где с  ними клятвою взаимной

Скрепили вечный мы союз…          («Горишь ли ты, лампада наша…») 

У Ахматовой:

Я знаю: он с болью своей не сладит,

С горькой  болью первой любви.

Сходство  обнаруживается и в построении некоторых  периодов с анафорой.

У Пушкина:

Пускай  судьба определила

Гоненья грозные мне вновь,

Пускай  мне дружба изменила,

Как изменила мне любовь…. ( Ф.И. Глинке»)

У Ахматовой:

Пусть не ты над моими устами

Наклонялся , моля о любви,

Пусть не ты золотыми стихами

Обессмертил томленья мои…

Ср. также  повтор с отрицанием в риторических вопросах у Пушкина (в подражаниях Корану», «Не я ль…») и аналогичный прием у Ахматовой, а также анафорический повтор в том же произведении Пушкина:

Клянусь четой и нечетой,

Клянусь мечом и правой битвой,

Клянуся утренней звездой,

Клянусь вечернею молитвой…

И строки Ахматовой:

Будь проклят. Ни стоном, ни  взглядом

Окаянной души не коснусь,

Но клянусь  тебе ангельским садом,

Чудотворной иконой клянусь…

      Не только отдельные пери оды стихотворений строятся так же, как пушкинские. Есть целые стихотворения, имеющие сходную синтаксическую и образно-смысловую структуру. Например: стихотворение «Любовь», построенное на чередовании контрастных образов с использованием разделительного союза то…то…, сходно по своей структуре с «Зимним вечером».

В следующих  стихотворениях поразительно сходны не только их синтаксические и образно-смысловые структуры, но и стихотворные размеры:

Все в  жертву памяти твоей;

И голос  лиры вдохновенной,

И слезы  девы воспаленной,

И трепет ревности моей,

И славы  блеск,  и мрак изгнанья,

И светлых  мыслей красота,

 И  мщенье, барня мечта

Ожесточенного страданья.

(«Все  в жертву памяти твоей…»)

Все обещало  мне его:

Край  неба, тусклый и червонный,

И милый  сон под Рождество,

И пасхи  ветер многозвонный,

И прутья красные лозы,

И парковые водопады,

И две  большие стрекозы

На ржавом чугуне ограды…

        Можно назвать и другие произведения Ахматовой, по своему языку, размеру, образности напоминающие пушкинские строки, - особенно ее стихотворение «Последнее письмо» созвучное  «Письму Татьяны к Онегину», «Приморский парк победы», «Северные элегии», «Эпические мотивы», идущие от «Вновь я посетил» Пушкина. Приведем здесь только начальные строки одного из произведений Ахматовой, носящие, по наблюдению В.М. Жирмунского, печать поэзии Пушкина, написанные в «торжественном, приподнятом, высоком стиле», в которых используется разделительный союз "не… но" и противопоставление фактически одинакового образа: "отроком - мужем", "мальчика - мужа". 

А! это  снова ты. Не отроком влюбленным,

Но мужем  дерзостным, суровым, непреклонным

Ты в этот дом вошел и на меня гладишь.

Страшна моей душе предгрозовая тишь.

Приведем  пушкинские строки:

Марина:

Постой, царевич. Наконец

Я слышу  речь не мальчика, но мужа.

С тобою, князь, она меня мирит.

Безумный  твой порыв я забываю

И вижу вновь Димитрия…           («Борис Годунов»)

      Выше уже говорилось, что обращение к перифразам можно отнести к одной из типологических особенностей поэтического языка Пушкина и Ахматовой. При этом среди перифраз поэзии Ахматовой есть и «пушкинские»:

А иволга, подруга

Моих  безгрешных дней,

Вчера вернувшись с юга,

Кричит  среди ветвей…

Пушкин:

Подруга дней моих суровых,

Голубка дряхлая моя!

     Известную близость к пушкинской стилистике можно видеть и в использовании Ахматовой вопросительных предложений пр организации внутреннего диалога»:

Что нам  разлука? – лихая забава,

Беда  скучают без нас. 

Что войны? Что чума? – конец им виден  скорый,

Их приговор почти произнесен.

Но кто  нас защитит от ужаса, который

Был бегом  времени когда-то наречен?

Ср. у  Пушкина:

Что слава? Шепот ли чтеца?

Гоненье ль низкого невежды?

Иль восхищение глупца? 

Что дружба? Легкий пыл похмелья,

Обиды вольный разговор, обмен тщеславия, безделья

Иль покровительства позор. 

       От Пушкина воспринят и такой стилистический прием, как синтаксическая и смысловая незавершенность последней строки стихотворения, а также и то, что иногда она не рифмуется. Таким образом создается впечатление незавершенности, недоговоренности и одновременно возникает перспективы произведения, что отражается и в пунктуации (многоточие).

      Кроме структурно-семантических и образных перекличек, наблюдается также тематическая преемственность: это и тема Петербурга, которая будет подробно освещена далее, и тема памятника, хорошо известная в русской литературе по Державину и Пушкину, но приобретающая под пером Ахматовой совершенно необычный - глубоко трагический - облик и смысл. "Можно сказать, что никогда - ни в русской, ни в мировой литературе - не возникало столь необычного образа - Памятника поэту, стоящему по его желанию и завещанию у Тюремной стены":