Рождение русского театра

Что же то были за роли?

Прямодушного, честного, горячо влюбленного в пленную  царевну княжича Хорева, исполнившего бранный долг и погибшего из-за жестокости и легковерия брата своего - российского князя Кия.

Одного из первых русских Гамлетов, Гамлета Сумарокова, лишенного философских раздумий шекспировского героя, но сохранившего неприятие зла и тирании. Гамлета-мстителя, выполнившего свой долг перед убитым отцом.

Правдолюбивого, исполненного благородства Трувора, покончившего самоубийством во имя долга, будучи не в силах вынести разлуку  со своей возлюбленной Ильменой. А  на иных спектаклях - его брата, коварного  властителя Новгорода Синава, обрекшего  на разлуку любящих из-за неистовой  страсти к той же Ильмене.

Гордого и нежного  любовника боярской дочери Димизы Ярополка, бесстрашно борющегося за свое чувство. Ярополка, восставшего против отца - могущественного и жестокого  российского князя.

И наконец, киевского  князя Оскольда в трагедии Сумарокова «Семира». Непокорного, мятежного, плененного завоевавшим киевские земли правителем российского престола Олегом, но до конца оставшегося верным своим  убеждениям.

О том, что Федор  Волков играл Оскольда, известно из восхищенных упоминаний Сумарокова. Как известно и то, что с не меньшим успехом он играл еще  две роли, предназначенные ему  Сумароковым, в пышных придворных зрелищных  спектаклях «Новые лавры» и «Прибежище добродетели». В первом из них он исполнял декламаторскую роль Марса, вещавшего  о победе соотечественников в  одном из сражений во время Семилетней войны с Пруссией, которая тогда  была в самом разгаре. Во втором - роль вождя индейцев («Американца»). Роль небольшую, во вставной сцене драматического балета, осуществленного известным  балетмейстером Гильфердингом, но исполненную  драматизма. Вождь индейцев вынужден покончить самоубийством, ибо европейский  тиран завоевал землю, на которой  жил «Американец», и посягнул на его возлюбленную.

Мучительница  ты, Европа, всей природы,

Бесчеловечные в тебе живут народы...

И здесь - борьба с тиранией. И здесь герой - жертва несправедливости. И здесь - гибель человека, не захотевшего потерять достоинство и честь.

***

К сожалению, очень  мало знаем мы о личной жизни Федора Григорьевича. До нас не дошли даже адреса, где он жил в Петербурге в конце 50-х - начале 60-х годов. До нас дошло лишь свидетельство  младшего его современника, Н. И. Новикова, что Федор Григорьевич был  «жития трезвого» и «строгой добродетели», что «с первого взгляда казался  он несколько суров и угрюм, но сие исчезало, когда находился  он с хорошими своими приятелями, с  которыми умел он обходиться и услаждать  беседу разумными и острыми шутками... Друзей имел немногих, но наилучших, и  сам был друг совершенный, великодушный, бескорыстный и любящий вспомоществовать». До нас дошло и несколько имен его близких друзей. Все это  были люди просвещенные, любящие искусство  и литературу: писатель Н. Мотонис, будущий  статс-секретарь Екатерины II Г. Козицкий, ставшие позже сочинителями прославленных  комических опер А. Аблесимов и М. Попов, художник-гравер Е. Чемесов.

Дошли до нас  и приписываемые Федору Волкову  сочинения. Одно из них - довольно острая эпиграмма – может свидетельствовать  о сатирическом даре ее автора:

Всадника хвалят: хорош молодец!

Хвалят другие: хорош жеребецl

Полно, не спорьте: и конь и детина,

Оба красивы, да оба скотина!

Другое - написанное в виде песни, прославляющей вымышленный  «золотой век» в противовес раззолоченному и гнилому веку Елизаветы,- характеризует  ее создателя как человека талантливого, критически мыслящего, не принимавшего существующий порядок:

Станем, братцы, петь старую песню,

Как живали в  первом веке люди.

О златые золотые  веки!

В вас счастливо  жили человеки,

Землю в части  тогда не делили,

Ни раздоров, ни войны не знали.

Так, как ныне солнцем все довольны,

Так довольны были все землею.

Злата, меди, серебра  с железом

Не ковали ни в ружье, ни в деньги.

Не гордились  и не унижались,

Были равны  все и благородны.

Все свободны, все  были богаты,

Все служили, все  повелевали.

Их языком сердце говорило,

И в устах  их правда обитала...

Так прямые жили человеки...

Те минули золотые  веки!

На то, что  автором этих сочинений является Федор Григорьевич Волков, прямо  указывает Новиков в своем  «Опыте исторического словаря о  Российских писателях». «Сей муж,- обобщает он,- был великого, обымчивого и проницательного  разума, основательного и здравого рассуждения и редких дарований, украшенных многим учением и прилежным  чтением наилучших книг»

***

Сумароков по-прежнему высоко ценил Федора Волкова как  человека и актера. В то же время, мнительный, обидчивый, он ревниво следил за успехами своего помощника.

Популярность  Первого комедианта Российского  театра росла с каждым днем. «Волков  показал свои дарования в полном уже сиянии,- констатировал Новиков,- и тогда-то увидели в нем великого актера; и слава его подтверждена была и иностранцами...» Положение  же директора театра с каждым днем ухудшалось.

В январе 1759 года Сумарокову удалось добиться указа  Елизаветы: «русского театра комедиантам  и прочим... отныне быть в ведомстве  Придворной конторы и именоваться  им придворными». На содержание труппы прибавлялось 3000 рублей. Актерам увеличили  жалованье, положение их стало более  прочным. Но характер Российского театра резко изменился. Он начисто потерял  самостоятельность и даже в выборе репертуара теперь полностью зависел  от Придворной конторы и возглавлявшего ее невежественного гофмаршала Карла  Сиверса.

Сумароков без  устали ссорился с ним, жаловался  на него столько сделавшему для русской  культуры и, казалось бы, по-прежнему влиятельному И. И. Шувалову, вымещая обиды на ни в чем не повинных актерах.

«Я прошу только о том,- досадуя и обижаясь, писал  он в одном из писем Шувалову,- что ежели я заслужил быть отброшен от театра, то по крайней мере, чтобы  без продолжения это сделано  было... За мои по театру труды, которые  кажется мне больше, нежели то, что  Волков шишаки сделал, и у Волкова  в команде быти мне нельзя, а  просити, чтобы я отрешен был  от театра, я не буду прежде, пока мест не сойду с ума».

В письмах Шувалову Сумароков то просил отставки, то угрожал, что, если его отставят, он сочинителем, во всяком случае драматическим, быть перестанет. Он клялся в том своей  честью, своей фамилией, надеясь, что  его угроза испугает Елизавету и  он сумеет отстоять себя как директора  театра.

Но Елизавете  Петровне давно уже надоели его  жалобы. Далеко не все нравилось  ей и в его трагедиях, в которых  постоянно подчеркивал ась мысль  о том, что потворство монарха  собственным страстям ведет к  несчастью его подданных. И хотя в трагедиях этих всегда велся  разговор об идеальном монархе, под  которым якобы подразумевалась  Елизавета, она не могла не понимать истинного смысла назиданий их создателя.

После очередного письма Сумарокова Шувалову летом 1761 года отставка его была санкционирована. Сумароков метал громы и молнии. Но он был отходчив. И страстно любил  театр. К тому же Российский театр  продолжал играть его сочинения,- нерасторжимую связь Сумарокова с русской сценой не смогли разорвать  никакие указы. Как, в общем-то, не смогли разорвать они и дружеских  уз его с Федором Григорьевичем  Волковым, теперь уже официально возглавившим русскую труппу.

***

Очень скоро  мы найдем доказательства этому. А пока остановимся на том, что в 1761 году Федор Григорьевич Волков получил  широкие полномочия. Труппа под его  руководством была уже значительно  расширена. Она пополнилась московскими  комедиантами, за которыми он ездил  в старую столицу, по-видимому, еще  в 1759 году. В труппе уже играла первая выдающаяся русская актриса, постоянная партнерша Федора Григорьевича Волкова, Татьяна Михайловна Троепольская. «Имевшие удовольствие ее видеть» сообщали потом  летописцу театра П. Арапову, что  «она соединяла красоту и благородство с приятнейшим голосом и редкою чувствительностью».

Все говорило о  том, что возглавленная Волковым российская труппа идет по плодотворному  пути. Но Федор Григорьевич не успел  реализовать представившиеся ему  возможности.

О том, что Елизавета  Петровна тяжелобольна, знали уже  давно. И все же кончина императрицы  оказалась неожиданной даже для  столь близкого ей И. И. Шувалова, ведавшего  всеми делами, касающимися наук и  искусств. Со смертью своей августейшей  возлюбленной 25 декабря 1761 года он потерял  всякую власть, в том числе и  над театрами.

...Готовый стать  вассалом обожаемого им прусского  короля Фридриха II, Петр III праздновал  свое восшествие на престол.  А кругом кипели страсти, возникали  заговоры. Братья Орловы вербовали  сторонников возведения на престол  супруги еще не успевшего короноваться  императора.

В числе заговорщиков оказались и Федор Григорьевич  Волков с братом Григорием. Какова была их роль в перевороте? Сохранилось  несколько воспоминаний иностранных  дипломатов и русских мемуаристов, проливающих на это свет.

Опираясь на них, А. М. Тургенев утверждал, что Федор  Григорьевич Волков был «первый  секретный, немногим известный деловой  человек», «может быть, первый основатель всего величия императрицы», что  во время переворота он «действовал  умом».

Широко бытует легенда, что именно он оказал будущей  императрице огромную услугу в день, который возвел ее на престол. Согласно этой легенде, 27 июни 1762 года, когда  Екатерина Алексеевна прибыла из Петергофа в Измайловскую церковь, обнаружилось, что вершители переворота впопыхах забыли взять с собой  манифест. Заговорщиков охватила растерянность. Тут подоспел какой-то человек, одетый в скромную синюю одежду, и неожиданно для всех предложил прочесть манифест. Получив на это согласие, он, гляди  на девственно-белый лист бумаги, откуда-то взявшийся у него в руках, прочел заранее заготовленный текст  манифеста так точно и бойко, что императрица и ее приближенные вздохнули с облегчением. По-видимому, текст этот был ему знаком. Взор императрицы остановился с благодарностью на находчивом смельчаке, оказавшемся  Федором Волковым.

В донесениях одного из иностранных дипломатов упоминается  также о том, что в смерти Петра III Федор Григорьевич также сыграл какую-то роль. Среди лиц, способствовавших смерти в Ропшинском дворце свергнутого  императора, называлось и его имя.

По утверждению  того же А. М. Тургенева, вскоре после  переворота Екатерина II якобы предложила ему пост кабинет-министра со вручением  ордена Андрея Первозванного. Но Федор  Григорьевич от высокого поста отказался, пожелав остаться вольным актером  и попросив лишь об одном: чтобы избавили его от забот об одежде, пище, квартире и чтобы изредка, в случае нужды, давали ему из придворной конюшни экипаж...

Точно так все  это было или не совсем так - не существует прямых доказательств. Но о том, что  актеры Федор и его брат Григорий Волковы имели самое непосредственное отношение к перевороту, прямо  свидетельствует обнаруженная исследователями  собственноручная роспись Екатерины II наград лицам, принимавшим участие  в ее возведении на престол, где братья Волковы стоят одними из первых. Это подтверждает и изданный императрицей указ от 3 августа 1762 года: «Е. и. в. нимало не сомневалось об истинном верных своих подданных при всех бывших прежде обстоятельствах сокровенном  к себе усердии, однако же к тем  особливо, которые по ревности для  поспешения благополучия народного  побудили самым делом е. в. сердце милосердное к скорейшему принятию престола российского и к спасению таким образом нашего отечества  от угрожавших оному бедствий...»

Указом этим, «воздающим» и братьям Орловым, и будущему фавориту императрицы  Григорию Потемкину, Федор и Григорий Волковы, в числе четырех из сорока награжденных, не принадлежавших к  дворянству, возводились в него и  получали во владение семьсот душ  крепостных.

В Государственном  центральном театральном музее  им. А. А. Бахрушина хранится «Грамота на дворянское достоинство братьев  Волковых», в которой прямо указывается, что «дворянское достоинство» они, особливо Федор и «при нем Григорий», получили за «веренорадетельные услуги, усердие и верность» при «благополучном... на всероссийский императорский  престол вступлении» Екатерины II.

По сообщению  сотрудников музея, дворянский герб Волковых, не так давно расшифрованный автором ряда статей о Ф. Г. Bолкове - Л. Стариковой, выглядит так: «В верхней  части щита на золотом фоне, который  символизирует в геральдике богатство, силу, верность, постоянство, находится  голубая лента, положенная крестом. Крест на язьке геральдики - символ высокой цели, упоминание о большой  услуге в делах гocyдapственной важности. Но венчает герб кинжал, продетый сквозь золотую диадему - символ богини Мельпомены».

Став императрицей, Екатерина II, будучи человеком образованным и умным, отлично поняла, каким  оружием в руках правителя  является театр.

Вскоре после  переворота, 10 июля 1762 года, Карл Сиверс объявил Федору Григорьевичу Волкову  повеление новой императрицы: «Е. н. в. изволила указать... придворного  российского театра комедиантам  к представлению на придворном театре в Москве во время высочайшего  присутствия е. и. в. изготовить лучшие комедии и тражедии и ко оным принадлежащие  речи твердить заблаговременно, ибо  оные комедианты для того взяты быть имеют в Москву, и о том соизволила указать российского театра Первому  актеру Федору Волкову объявить, чтоб он в том приложил свое старание...»