Подавление индивидуальности обществом в романе «Пролетая над гнездом кукушки»

Старшая Сестра своим поведением будто перечеркивает веру в непредсказуемость человеческого поведения. Для нее поведение любого кажется предсказуемым, жестко мотивированным, причинно-последовательным. Такое механистическое представление о личности, о человеке, дает ей возможность представлять, что людьми таким образом можно легко манипулировать, т.е. скрытно управлять. Именно чтобы лучше выявить сущность Старшей Сестры, автор изображает ее через восприятие рассказчика в образе механического паука: «Опыт закалил и укрепил ее, и теперь она прочно держит власть, распространяющуюся во все стороны по волосковым проводам, невидимым для посторонних глаз, только не моих: я вижу, как она посреди этой паутины проводов, словно осторожный робот, нянчит свою сеть со сноровкой механического насекомого, зная, куда тянется каждый проводок, в какую секунду и какой ток надо послать по нему, чтобы добиться нужного результата». [13, с. 25]. Вообще в романе при характеристике мисс Гнусен каждый раз подчеркивается ее механичность: «И она дает себе волю: накрашенная улыбка искривилась, превратилась в оскал, а сама она раздувается все больше, больше, она уже размером с трактор, такая большая, что слышу запах механизма в внутри нее – вроде того как пахнет мотор при перезагрузках». [13, с. 7].

Медсестра Гнусен лишена каких либо признаков женского начала. По словам Бромдена, даже ее женская плетеная сумка скорее «похожа на ящик для инструментов, с пеньковой ручкой. Сколько лет я здесь, столько у нее эта сумка. Плетение редкое, я вижу, что внутри: ни помады, ни пудреницы, никакого женского барахла, только колесики, шестерни, зубчатки, отполированные до блеска, крохотные пилюли белеют, будто фарфоровые, иголки, пинцеты, часовые щипчики, мотки медной проволоки». [13, с.6]. Единственное, что как то напоминает о ее принадлежности к женскому полу – это ее большие груди. Медсестра описывается как механизм, которому чужды, какие либо эмоции, говоря об ее улыбке, рассказчик отмечает, что ее спокойная улыбка, словно отштампована из красной пластмассы. В глазах вождя она непобедима: «Такую большую не победишь. Заслоняет полкомнаты, как японская статуя. Ее не тронешь и управы на нее нет». [13, с.30].

Такая механистическая портретная характеристика, с одной стороны, четко мотивируется шизофренией рассказчика Бромдена, а с другой – показывает суть самой Старшей Сестры, которая фактически потеряла человеческие черты характера и  в результате превратилась в механическую куклу, автомат.

В романе образ мисс Гнусен подразумевает собой саму систему или законы. «Под ее руководством внутренний мир – отделение – почти всегда находится в полном соответствии. Но беда в том, что она не может быть в отделении постоянно. Часть ее жизни проходит во внешнем мире. Так что она не прочь и внешний мир привести в соответствие». [13, с.18].

Она управляет жизнью пациентов: «Простым поворотом регулятора на стальной двери старшая сестра может пускать стенные часы с такой скоростью, как ей надо: захотелось ей ускорить жизнь, она пускает их быстрее, и стрелки вертятся на циферблате, как спицы в колесе». [13, с.36]. Речь здесь идет о невозможности больных поступать по-своему в любых мелочах. Нельзя встать после сна на несколько минут раньше срока и пойти умываться. Нельзя после того, как съел обед, встать и выйти из комнаты. Она также запрещает больным все, что могло бы напомнить им об их принадлежности к мужскому полу: карточные игры, просмотр спортивных соревнований по телевизору.

Правила для пациентов в большинстве своем придумала сама мисс Гнусен, и они чрезвычайно мелочны. Вспомнить хотя бы отказ Старшей Сестры умерить музыку, которая всем надоела и всем мешает, запрет смотреть по телевизору чемпионат Америки по бейсболу и т.д. Сестра придумывает правила и запрещает их нарушать с единственной целью: лишить пациентов свободы выбора. Она создает правила ради правил, и это доходит до абсурда. Все выполняют правила, не задумываясь, имеет ли это смысл. Тех, кто не слушается, кто бунтует против ее правил и авторитета, Старшая Сестра наказывает определенными ограничениями и направлением на электрошокотерапию. Удивляет то, каким образом она смогла настолько подчинить себе людей. Действительно она делает это очень умело. Кроме общих запретов и наказаний, почти к каждому Старшая Сестра находит свой ключ. Она играет на страхе больных, на их комплексах неполноценности: «Она гений намека. Вы слышали на сегодняшнем обсуждении, чтобы она хоть раз меня в чем-нибудь обвинила? А впечатление такое, будто меня обвинили во множестве грехов, в ревности и паранойе, в том, что я не могу удовлетворить жену». [13, с.55].

Ее любимое занятие - это проведение с пациентами групповой терапии, на которой кто-то из больных становится объектом всеобщего интервью, в котором сестра и другие пациенты задают ему провокационные вопросы. Эти собрания превращаются в настоящие психологические пытки выбранной жертвы. И, что самое страшное, сами больные вовлекаются в пытку своего же сожителя, а потом тайком стесняются сделанного: «Опять их науськали на товарища, заставили допрашивать, будто он преступник, а они прокуроры, судьи и присяжные. Сорок пять минут они кромсали его на части и как бы даже с удовольствием бросали ему вопросы: как он думает, почему не может удовлетворить свою женушку?» [13, с.48].

Сестра выводит целую философию для оправдания наказаний: «Когда-то, возможно, в детстве, вам позволяли пренебрегать правилами общества. Нарушая правила, вы сознавали свою вину, вы хотели заплатить, нуждались в этом, но наказания не было. Неразумная снисходительность ваших родителей, возможно, и была тем микробом, который породил вашу болезнь. Я объясняю вам это, чтобы вы поняли: мы поддерживаем дисциплину и порядок исключительно ради вашего блага». [13, с. 161].

Но ярче всего Старшая Сестра проявляет свою нечеловеческую сущность в конфликте с новоприбывшим непокорным Макмерфи. Всеми средствами пытается она обуздать его бунт, заставить приспособиться к правилам палаты, подчиниться, стать подобным другим пациентам. В этой борьбе мисс Гнусен делает различные нечестные шаги, лицемерно оговаривает его, а в конце романа и вовсе отправляет его на лоботомию, то есть уничтожает как личность. Она пользуется правилом выжидания, которому учит санитаров: «Не показывай ненависти, будь спокойным и жди, жди маленькой форы, маленькой слабины, а уж тогда накидывай веревку и тяни, не отпускай». [13, с.29]. Удачную характеристику дает ей Макмерфи: «Нет, браток, сестра наша никакая не кура – чудище, яйцерезка она. Я их тысячу видел, старых и молодых, мужиков и баб. И на улицах видел, и в домах - Эти люди хотят сделать тебя слабым». [13, с.52].

Стекло, отделяющее рабочее место Гнусен от пациентов, в данном контексте приобретает символическое значение невидимости, неразличимости контроля медсестры, т.е. получается что насилия и контроля, вроде как бы и нет, и с первого взгляда все благополучно и идеально, так же как и в потребительском обществе США. Но главный герой романа дает читателям понять, что не все так замечательно как кажется, когда ломает это стекло. Вместе с ним автор ломает и иллюзию духовного благополучия, которая была создана в США в 60е годы.

Однако невозможно точно определить, какую сторону принимает Кен Кизи. Возможно, он являлся противником женской власти, потому главный отрицательный герой – мисс Гнусен – единственная женщина во всей поликлинике, олицетворяющая собой систему. Но уместно и другое мнение, что автор был наоборот сторонником развития нового течения, так как вероятно проблема мисс Гнусен была в том, что сама она была жертвой той же системы, которая отказывалась принимать ее только из-за половой принадлежности. Она не личность, она – всего лишь «винтик» в слаженной системе, основные функции которой – приспосабливать к системе других людей. Сестра настолько потеряла человеческий облик, что стесняется своего тела, которое подчеркивает, что она все-таки женщина, а не робот: «Где то ошиблись при сборке, поставили такие большие женские груди на совершенное во всем остальном устройство и видно, как она этим огорчена». [13, с.7]. Мисс Гнусен, таким образом, ненавидит все естественное. Но именно в приведенной цитате показано, что при всех своих стараниях она не может полностью победить природу, поскольку, являясь олицетворением механизации – ходячим роботом, не может избавиться от знаков природы.

Создавая в своем романе образ комбината – бесчувственного механизма, подавляющего личность, Кен Кизи тем не менее не утверждает абсолютную его непобедимость. Комбинат в романе характеризуется такими определениями как страх, отсутствие смеха, тишина и безмолвие, слабость, а новичок палаты Макмерфи  – абсолютно противоположными словами, как смелость, смех, голосистость, сила. Следовательно, напрашивается вывод, что такие противоположные явления вместе сосуществовать не могут, и рано или поздно между ними начнется борьба. Один из главных героев его романа Рэндэл Патрик Макмерфи не согласен подчиняться системе. Макмерфи становится символом индивидуальности в романе. Бездельник, балагур, скорей всего порицаемый и презираемый добропорядочными членами общества. От него не было никакой пользы, один вред. И вот, сам того не ведая, он совершает единственный верный поступок в своей непутевой жизни – приходит туда, где в нем нуждаются, где он может поделиться тем, чего у него в избытке – заряжает энергией, свободой, жизнью обитателей лечебницы, и помогает им ощутить себя личностями, хотя бы ненадолго. Именно  Макмерфи олицетворяет собой силу и движение к свободе. Он возбуждает в других пациентах желание вырваться из больницы и прокладывать свой путь. Однако это дается ему не так просто, потому, что система настолько приучила их нуждаться в своей опеке, что те не представляют жизни на свободе, жизнь за стенами поликлиники кажется им недоброжелательной и даже опасной. Их вполне устраивает распорядок этой лечебницы. Распорядок — это и есть та ненормальная норма и все, что вне этой нормы, то есть всё, что делает Макмерфи соответственно вне правил.   О том, что правила воспринимаются героем враждебно, свидетельствует его ответ на одну из реплик Старшей Сестры: «Знаете…так вот мне всегда кто-нибудь объясняет насчет правил ... когда понимает, что я поступлю как раз наоборот». [ 13, с.23].

Макмерфи все время смешит товарищей, забавляется – чего никто здесь, кроме него, не делает, нарушает привычную тишину, переигрывает в карты других пациентов. Узнав, что нельзя прямо выступать против Старшей Сестры и медперсонала, а тем более проявлять против них открытую агрессию, потому что за это следует наказание электро-шокотерапией, Макмерфи старается не лезть на рожон, не ввязываться в споры, не сердиться, а дразнит мисс Гнусен, чтобы вывести ее из себя. Дразнит ее своим смехом, своей выдержкой, своей независимостью.

Макмерфи выделяется тем, что воспринимает пациентов не как больных, а как обыкновенных людей, у которых есть свой особый внутренний мир. Он пытается вернуть пациентов к нормальной жизни. Естественно, что конфликт между Макмерфи и медсестрой Гнусен неизбежен, потому как Макмерфи, — это системный, в лице Гнусен, антагонист. Он бросает вызов черствой системе, обездушенной социальной норме. Этот конфликт между Макмерфи и  Системой, в лице старшей сестры, начинается с мелочей: поиграть в баскетбол — нельзя, сделать тише музыку — категорически запрещается; карты — запрещено; свидание с подружкой — нельзя. Порой все эти запреты доходят до абсурдности: достаточно вспомнить эпизоды, когда Мак Мёрфи не позволяют чистить зубы, так как эта процедура должна проводиться в назначенное время, или когда его не выпускают раньше других из столовой, потому что больные должны выходить все вместе, колоннами. У власти в лице сестры Гнусен на все его недоуменные вопросы есть разумные ответы: нельзя — потому что все решения в клинике принимаются всеобщим голосованием. Причем по установленным в больнице законам проголосовать должны все пациенты, включая так называемых овощей. И никто фактически и не пытался противостоять этой системе лжедемократии. Большинство предпочитало терпеть. В этом моменте, сразу вспоминается американское общество, образ которого и рисует нам автор, где большинство людей гнет власти над собой тоже принимают добровольно.

Однако есть люди несогласные с властью, такие как, Макмерфи, который не сдавался в своей борьбе против Старшей Сестры, так как был очень целеустремленным человеком. Макмерфи делал все возможное, чтобы привлечь всех пациентов на свою сторону.

Обманным в своей основе стал потрясающий сюжетный ход с безуспешной, но все же попыткой Макмерфи сдвинуть с места тяжеленный пульт, попыткой, из-за заразительности которой и не струсили впоследствии все-таки поддержать его на голосовании за просмотр соревнований по телевизору, острые и хроник индеец. Речь же шла о том, чем Маку высадить забранное сеткой окно, чтоб выйти из больницы и посмотреть бейсбольные финалы по телевизору где-нибудь в баре.

Именно в момент всеобщего голосования проясняется затуманенное сознание Вождя, и он поднимает руку.  И если раньше для него туман был единственным спасением от насилия, то теперь ему открылся еще один путь. Туман, в данном случае, является метафорическим образом самообмана, которому человек подвергается во избежание реального видения своих недостатков, своего конформизма, своего страха. И Макмерфи действует так, что заставляет каждого сопоставлять себя с ним и ясно видеть все свои поступки, т.е. открывать для себя правду о себе. Метафорически это изображено как попытка Макмерфи вытянуть пациентов из тумана: «Никто не жалуется на туман. Теперь я сообразил почему: худо, конечно, но можно нырнуть в него и спрятаться от опасности. Вот чего не понимает Макмерфи: что мы хотим спрятаться от опасности. Он все пытается вытащить нас из тумана на открытое место…». [13, с.107].

Таким образом, Макмерфи вернул Бромдену возможность видеть все в истинном свете, а не прятаться за порожденным личным страхом самообманом, т.е. вернул ему возможность быть самим собой. Кроме того, благодаря Макмерфи Бромден избавился от страха внешнего мира и почувствовал к нему интерес. Рассказчик сам признается, что после многих лет в институте впервые увидел, что находится за его окнами: «Я вдруг понял, что еще не открыл глаза. Я зажмурился, когда прижали лоб к сетке, будто боялся посмотреть в окно. Теперь пришлось их открыть. Я посмотрел в окно и первый раз увидел, что больница за городом. Луна светит над пастбищем; лицо у нее было ободрано и поцарапано – она только что вырвалась из чаши мелкорослых дубов и земляничных деревьев на горизонте». [13, c. 133].

С Макмерфи пациенты «становятся больше», обретают смелость, начинают чувствовать и любить, начинают самостоятельно думать, решать и выбирать. Макмерфи, естественно близок к пациентам и видит в них классных парней, людей способных развиваться и думать иначе, чем им навязывают.  И они его слышат и слушают. Он возвращает им умение радоваться жизни, организуя рыбалку, устраивая карточные игры, устраивая им свидания с проститутками. Это все то, что восстанавливает человеческие эмоции. Эмоции как раз являются тем важным фактором, который придает индивидуальность каждому человеку.

              Сила Макмерфи в том, что его свободе мешает несправедливость, которая творится не с ним. Он не зациклен только на личной свободе, своеволии, хотя постоянно их демонстрирует. Его идеал глубже – свобода для всех. Он помогает каждому пациенту обрести свое маленькое счастье: для Билли Биббета это познание женщины, для низкорослого Мартини это баскетбол, для Хардинга море и рыбалка, для Вождя осознание себя «большим» человеком. Макмерфи помогает всем этим людям восстановить эмоционально-чувственную сферу жизни, которая была подавлена комбинатом. По мнению автора, романа именно этот метод, является наиболее эффективным в борьбе с системой.