Образ Фауста в одноименной трагедии И.В.Гете «Фауст»

>     Знай: чистая душа в своем исканье смутном

     Сознаньем истины полна!

     Таким образом, в прологе не только обнажен  основной конфликт и дана завязка  той борьбы, которая развернется  вокруг вопроса о призвании человека, но и намечено оптимистическое разрешение этого конфликта.

     В первой сцене перед нами кабинет  Фауста. Мрачная комната с готическими  сводами, уходящими высоко вверх, символизирует  тот душный, тесный круг, из которого Фауст стремится вырваться «на волю, в широкий мир». Науки, которые он изучал, не приблизили его к познанию истины. Вместо живой природы его окружают тлен и хлам, «скелеты животных и кости мертвецов».

     Отчаяние  толкает его к магии. Волшебным  заклинанием он вызывает Духа Земли, но тайна его остается недоступной Фаусту. Природа необъятна, путь к ее познанию труден. Недаром Фауст вспоминает о мучениках мысли, сожженных на кострах. Перед мысленным взором поэта, вероятно, вставал образ Джордано Бруно, осужденного на смерть средневековой инквизицией.

     Раздумья  Фауста переданы в ярких лирических монологах. Поэт находит живые краски для передачи сложного философского рассуждения героя. В уста Фауста он вкладывает выразительную характеристику обстановки. Свой кабинет Фауст сравнивает с «глухой каменной норой», в которую солнечный свет едва проникает сквозь тусклые цветные стекла. Книги изглоданы червями и покрыты пылью.

     Живой природы пышный цвет, Творцом на радость данный нам, Ты променял на тлен и хлам, На символ смерти, на скелет!.. - так образно Гёте передает смысл той борьбы, которая происходит в душе Фауста.

     Но  Гёте не ограничивается этим страстным  монологом. Конфликт между подлинной  наукой и мертвым знанием он раскрывает, сталкивая Фауста с его учеником Вагнером. Вагнер - это тип обывателя  в науке. Кропотливо роясь в пыльных пергаментах, замкнувшись в полумраке средневекового кабинета, Вагнер, в отличие от Фауста, вполне удовлетворен своим жребием. Он далек от жизни и не интересуется жизнью:

     …Без  скуки безотрадной

     Копается  в вещах скучнейших и пустых;

     Сокровищ  ищет он рукою жадной -

     И рад, когда червей находит дождевых!.

     Следующая сцена, «У городских ворот», - одна из важнейших в трагедии Гёте.

     Действие  происходит на зеленой лужайке перед  городскими воротами. Надо реально представить себе обстановку средневекового немецкого города, чтобы почувствовать глубокий смысл этой сцены. Старинный город с узкими улицами, окруженный крепостной стеной, валом и рвом, предстает как символ средневековой замкнутости.

     Пасхальный  праздник утрачивает свой религиозный  смысл. Народ празднует воскресение  природы. Из затхлых, тесных домов, из мастерских, где каждый был прикован к своему ремеслу, из мрака церквей,

     Из  душного города в поле, на свет Теснится народ, оживлен, разодет…

     Эту пеструю толпу народа Гёте не изображает одноликой. Городские бюргеры, подмастерья, девушки-служанки, крестьяне, солдаты, студенты - каждая социальная группа охарактеризована немногими, но выразительными словами. С большим мастерством Гёте пользуется разнообразными стихотворными ритмами, которые подчеркивают социальную характеристику.

     Медлительно-тяжеловесна  речь бюргера, который мечтает о  тихом домашнем уюте и любит потолковать  по праздникам:

     Как где-то в Турции, в далекой стороне.

     Народы  режутся и бьются.

     Походным  маршем звучит песня солдат. Они  принадлежат к наемному войску («Славная плата славным трудам!»), и поэтому  в их песне ни слова нет о  том, за что они сражаются. Удаль  их бесцельна, и смерть в бою лишена ореола славы.

     Веселый, задорный ритм народной песни «Пустился в пляску пастушок» вводит нас в атмосферу крестьянского праздника:

     Народ под липами кишел, И танец бешеный  кипел, И скрипка заливалась.

     И здесь, среди танцующих крестьян, появляется Фауст. Весь его замечательный  монолог пронизывает ощущение жизни, радости бытия, живое восприятие природы:

     Умчалися  в море разбитые льдины;

     Живою улыбкой сияет весна…

     …Повсюду  живое стремленье родится,

     Все вырасти хочет, спешит расцветиться,

     И если поляна еще не цветет,

     То  вместо цветов нарядился народ.

     Весенний  праздник Фауст ощущает как воскресение  самого народа, который покидает тесные пределы средневекового города, как  сам он стремится вырваться из мертвых оков средневековой науки.

     Когда крестьяне благодарят Фауста за помощь во время эпидемии, слова благодарности отзываются в его душе насмешкой. Фауст понимает, что его наука пока бессильна помочь народу.

     В этой сцене еще больше раскрывается противоположность между Фаустом  и Вагнером. Вагнер чуждается народа, боится и не понимает его. Так же чужда народу и его книжная мудрость. В конце сцены Вагнер признается, что для него непостижимы стремления Фауста. У него только одно желание и одна радость - переходить от книги к книге, от страницы к странице.

     Следующая сцена - решающая для всего идейного замысла «Фауста».

     Фауст мечтает о том, чтобы просветить свой народ и перевести на родной язык Евангелие - книгу, которая в  те времена заменяла учебники. «Вначале было Слово, и слово было Бог» - так  начиналась эта книга. И первая же строчка поднимает в душе Фауста волну сомнений. «Я слово не могу так высоко ценить», - говорит он.

     Слово не может быть двигателем прогресса, основой развития цивилизации. Он меняет текст перевода и уверенно пишет: «Д е я н и е - начало бытия».

     Не  разделяя революционных взглядов, Гёте вместе с тем утверждал идею прогресса, непрерывного движения вперед. И он понимал, что своей деятельностью, созидательным трудом человек сможет проложить себе дорогу в будущее [14, с.65-78]. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     Выводы ко II разделу 

     В «Фаусте» оказались органически слиты самые разные элементы - начало драмы, лирики и эпоса. Именно поэтому многие исследователи называют это произведение драматической поэмой. Фауст» включает с себя элементы, различные и по своей художественной природе. В нем есть сцены реально - бытовые, например, описание весеннего народного гуляния в выходной день; лирические свидания Фауста и Маргариты; трагические - Гретхен в темнице или момент, когда Фауст едва не прекратил жизнь самоубийством; фантастические. Но фантастика Гете в конечном счете всегда связана с реальностью, а реальные образы за частую носят символический характер. Еще в ранние годы внимание Гёте привлекла народная легенда о Фаусте, возникшая в XVI веке. В XVI веке феодализму в Германии были нанесены первые серьезные удары. Реформация разрушила авторитет католической церкви; мощное восстание крестьян и городской бедноты до основания потрясло всю феодально-крепостническую систему средневековой империи. Не является поэтому случайностью, что именно в XVI веке зародилась идея «Фауста» и в народной фантазии возник образ мыслителя, смело дерзающего проникнуть в тайны природы. Это был бунтарь, и, как всякого бунтаря, подрывавшего основы старого порядка, церковники объявили его вероотступником, продавшимся дьяволу. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

     III.Фауст в системе образов трагедии

          3.1. Образ Фауста в трагедии Гете 

     Самый образ Фауста - не оригинальное изобретение  Гете. Этот образ возник в недрах народного творчества и только позднее  вошел в книжную литературу.

     Герой народной легенды, доктор Иоганн Фауст - лицо историческое. Он скитался по городам протестантской Германии в бурную эпоху Реформации и крестьянских войн. Был ли он только ловким шарлатаном, или вправду ученым врачом и смелым естествоиспытателем, пока не установлено. Достоверно одно: Фауст народной легенды стал героем ряда поколений немецкого народа, его любимцем, которому щедро приписывались всевозможные чудеса, знакомые по более древним сказаниям. Народ сочувствовал удачам и чудесному искусству доктора Фауста, и эти симпатии к "чернокнижнику и еретику", естественно, внушали опасения протестантским богословам.

     И вот во Франкфурте в 1587 году выходит "книга для народа", в которой  автор, некий Иоганн Шписс, осуждает "Фаустово неверие и языческую  жизнь". Ревностный лютеранин, Шписс  хотел показать на примере Фауста, к каким пагубным последствиям приводит людская самонадеянность, предпочитающая пытливую науку смиренной созерцательной вере. Наука бессильна проникнуть в великие тайны мироздания, утверждал автор этой книги, и если доктору Фаусту все же удалось завладеть утраченными античными рукописями или вызвать ко двору Карла V легендарную Елену, прекраснейшую из женщин древней Эллады, то только с помощью черта, с которым он вступил в "греховную и богомерзкую сделку"; за беспримерные удачи здесь, на земле, он заплатит вечными муками ада...[22, c. 55].

     Так учил Иоганн Шписс. Однако его благочестивый  труд не только не лишил доктора  Фауста былой популярности, но даже приумножил ее. В народных массах - при  всем их вековом бесправии и забитости - всегда жила вера в конечное торжество народа и его героев над всеми враждебными силами. Пренебрегая плоскими морально-религиозными разглагольствованиями Шписса, народ восхищался победами Фауста над строптивой природой, страшный же конец героя не слишком пугал его. Читателем, в основном городским ремесленником, молчаливо допускалось, что такой молодец, как этот Легендарный доктор, перехитрит и самого .

     Такова  же, примерно, судьба и второй книги  о докторе Фаусте, вышедшей в 1599 году. Как ни вяло было ученое перо достопочтенного Генриха Видмана, как ни перегружена была его книга осудительными цитатами из библии и отцов церкви, она все же быстро завоевала широкий круг читателей, так как в ней содержался ряд новых, не вошедших в повествование Шписса, преданий о славном чернокнижнике. Именно книга Видмана (сокращенная в 1674 году нюрнбергским врачом Пфицером, а позднее, в 1725 году, еще одним безыменным издателем) и легла в основу тех бесчисленных лубочных книжек о докторе Иоганне Фаусте, которые позднее попали в руки маленькому Вольфгангу Гете еще в родительском доме.

     Но  не только крупные готические литеры на дешевой серой бумаге лубочных изданий рассказывали мальчику об этом странном человеке. История о докторе  Фаусте была ему хорошо знакома и  по театральной ее обработке, никогда не сходившей со сцен ярмарочных балаганов. Этот театрализованный «Фауст» был не чем иным, как грубоватой переделкой драмы знаменитого английского писателя Кристофера Марло (1564-1593), некогда увлекшегося диковинной немецкой легендой. В отличие от лютеранских богословов и моралистов, Марло объясняет поступки своего героя не его стремлением к беззаботному языческому эпикурейству и легкой наживе, а неутолимой жаждой знания. Тем самым Марло первый не столько «облагородил» народную легенду, сколько возвратил этому народному вымыслу его былое идейное значение.

     Позднее, в эпоху немецкого Просвещения, образ Фауста привлек к себе внимание самого революционного писателя того времени, Лессинга, который, обращаясь  к легенде о Фаусте, первый задумал  окончить драму не низвержением героя в ад, а громким ликованием небесного воинства во славу пытливого и ревностного искателя истины.

     Смерть  помешала Лессингу завершить так  задуманную драму, и ее тема перешла  по наследству к младшему поколению  немецких просветителей - поэтам «Бури и натиска». Почти все «бурные гении» написали своего «Фауста». Но общепризнанным его творцом был и остался только Гете.

 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

         3.2.Образ Мефистофеля - воплощение главного замысла Гете 

     Важную  роль в развитии этой основной идеи «Фауста» играет Мефистофель. Он воплощает в себе сомнение, отрицание, разрушение. Становясь спутником Фауста, он стремится сбить его с намеченного пути, вселить в него сомнение, повести его «путем превратным за собою». Чтобы отвлечь Фауста от высоких стремлений, Мефистофель ведет его в кухню ведьмы, опьяняет волшебным зельем, увлекает его за собой в погребок Ауэрбаха, устраивает его встречи с Маргаритой, чтобы волнение страсти заставило ученого забыть о долге перед истиной.

     Вспомним  спор между богом и Мефистофелем в «Прологе на небесах». Речь шла о том, велик человек или ничтожен. И вот в 4_й сцене этот спор продолжается, принимая форму договора или, точнее, пари между Фаустом и Мефистофелем. Удастся ли Мефистофелю соблазнить Фауста, потопить его высокие стремления в потоке низменных удовольствий, так, чтобы ему, наконец захотелось остановить мгновение? Это и будет победа Мефистофеля - он тем самым докажет, что человек мало чем отличается от животного. Но Фауст уверен в себе: