Нравственное и эстетическое в сказках Оскара Уайльда

гвоздика, и левкой, и пастушья сумка, и садовые лютики. Были тут розы – алые и желтые, крокусы - сиреневые  и  золотистые,  фиалки  -  лиловые  и  белые”).

     Многочисленные  примеры такого рода описаний могут  восприниматься как воплощение эстетизма. На наш взгляд они таковыми являются, но также служат для того, чтобы подчеркнуть контрастность сказки и жизни. Метод контраста нужен для того, чтобы обозначить неизбежность страдания, которое ведет к духовному очищению, и таким образом, «духовно» побеждает зло.

     Сказки  Оскара Уайльда – это сказки-символы, в которых переплетая фантастические детали с конкретными реалиями(парк Сан-Суси, упоминание о Марии Тюдор  и т. д.), он выражает свое представление  о жизни и искусстве. Даже нравственные понятия приобретают фантастическую форму. В сказке «The Happy Prince»   статуя принца оживает, и начинает помогать людям. Людские страдания как будто пробуждают его ото сна. Сказки Уайльда учат гуманизму, добру, самоотверженности. Мы считаем,что это попытка автора отстоять свою веру в прекрасное, несмотря на то, что у всех сказок плохой конец - жизнь побеждает, не оценив тех жертв, которые совершили положительные герои сказок.

     «The Happy Prince» и «The Nightingale and the Rose”- две самые романтические сказки. В них больше всего повествуется о самопожертвовании и самосовершенствовании. Для Уайльда эти два понятия совпадают, страдание – лишь еще одна сторона свободы, и эстетического наслаждения, сочетание страдания и наслаждения ведет к совершенству. Герои Уайльда страдают «эстетически», они прекрасны в своем самоотверженном безграничном страдании. Страдание и Прекрасное –две части одного целого, и это целое есть жизнь. К такому выводу приходит он сам и стремится подвести читателя.

     Но, с другой стороны, Уайльд показывает, что как бы ни было прекрасно страдание и самопожертвование в своем стремлении помогать другим в ущерб себе, в итоге оно приводит к убожесту  и к смерти.

     “As he is no longer beautiful he is no longer useful,»¹² («Раз  он  более  не прекрасен, то он более и не нужен”) - говорит университетский профессор об  изуродованной статуе Счастливого Принца. Точно так же рассуждает городской советник, восхищаясь ей в начале сказки: «He is as beautiful as a weathercock,…only not quite so useful»¹³ («Он  прекрасен,  как  мой  флюгер,... Но не так полезен”). Автор как бы напоминает читателям, что категории пользы и красоты находятся в разных плоскостях и не пересекаются, посмеиваясь при этом над плоским мышлением, склонным утилитарно оценивать все прекрасное. «Но непростой вопрос об отношениях красоты и нравственности ставится и решается Уайльдом-сказочником, можно сказать, в полном противоречии с Уайльдом-теоретиком»¹⁴.

     Счастливый  Принц, раздаривая свои ценности, теряет вместе с ними и былую красоту. Ласточка, которая не улетела в теплые края и осталась помогать Принцу, замерзает у ног статуи, отнюдь  не являясь эстетически прекрасным зрелищем. Тем не меннее весь ход рассказа и финал не оставляют сомнений по поводу авторской позиции: в городе не было ничего более ценного, чем мертвая птица и оловянное сердце. Доброта и самопожертвование занимают верхнюю ступень в иерархии ценностей Оскара Уайльда. Невозможно не заметить разительный контраст между « теоретическими декларациями Уайльда-эссеиста и его волшебными сказками»¹⁵.

     Вспомним  известнейшие положения эстетики Уайльда-нет  книг нравственных или безнравственных; у художника нет этических  симпатий и т. д. Но  сказки как  будто бы написаны человеком, стоящим  на противоположных позициях - их нравственная нагруженность бесспорна. «Доброта, сострадание, самопожертвование обеспечивают персонажам авторские (и, конечно же, читательские) симпатии».¹⁶

     В сказке «The Nightingale and The Rose» Соловей, как истинный художник, оказывается выше не только примитивно мыслящей девушки, но и Студента, для которого наука важнее любви. И, как истинный художник, Соловей возносит любовь выше жизни и ради влюбленных ( увы, мнимых) жертвует собой. Соловей был прекрасен, пока не решился на самопожертвование, и несмотря на то, что даже страдания его были «прекрасны» (сцену страданий Соловья Уайльд описывает очень пафосно и манерно) в конце концов он умер, и его смерть была  абсолютно неоправдана. Но была ли она напрасна? Здесь, на наш взгляд, рушатся эстетические догмы Уайльда. Нравственная нагрузка превалирует над эстетическим мировоззрением. Почему-то после прочтения сказки хочется последовать примеру отверженного Соловья, принимая мир таким, какой он есть - неблагодарным, бесчувственным и равнодушным.

     Принятие  действительности характерно для многих героев сказок, что идет вразрез с понятиями Уайльда, как эстета. Соловью, по большому счету все равно, чем закончится история девушки и студента – его, так сказать, цель – самопожертвование ради любви, и он не задумывается, будет ли его смерть полезна.

     Еще один герой, принимающий мир, как  он есть - Ганс из сказки «The Devoted Friend». Ганс не анализирует Мельника как друга, не проводит параллели между его словами и его действиями, он просто готов на все ради настоящей (оказавшейся мнимой в сказке) дружбы.

       С особой остротой  поставлены  в этой сказке нравственные  проблемы. Проблематика сказки «The Devoted Friend» основывается на контрасте между истинной и мнимой дружбой. Нравоучительный характер сказки не маскируется Оскаром Уайльдом, и «этические симпатии» автора акцентированы очень четко.

     Такое ощущение, что Уайльд неосознанно  «забредает в дебри» нравственных понятий, и его этические проповеди  видны совершенно четко.

     Он  сталкивает реальное с нереальным для  того, чтобы показать преимущество мечты, которая для него выше действительности. Видя торжество жизни, Уайльд делает шаг в сторону религии ( а соответственно, и нравственности), чтобы спати эту самую мечту. Он создает новый, «благородный» эстетизм.

     Религиозные мотивы пронизывают все сказки Уайльда; в семи из девяти прослеживаются христианские мотивы. Даже в тех сказках, в которых нет упоминания о Христе, чувствуется та или иная его заповедь: В «The Devoted Friend» - возлюби ближнего своего, «The Remarkable Rocket» -  умерь свою гордыню. В противопоставлении Христа жестокой действительности заложен глубокий смысл сказок. Как пишет Акимова в своей книге «Этика и Эстетика Оскара Уайльда» «Для Уайльда только Иисус может воплотить в своем образе сочетание эстетики и этики; в реальной жизни оно неосуществимо»¹⁷. Уайльд говорит об учении Христа как об откровении, которому нельзя обучить; его можно лишь почувствовать. Иисус открыл глаза Великану-эгоисту на его эгоизм.Увидев маленького мальчика, который пробрался к нему в сад и был бессилен дотянуться до ветки Великан «оттаял»: «And the Giants heart melted. – How selfish I have been!»¹⁸ («И сердце Великана оттаяло. – Каким же я был эгоистом!»). Маленький мальчик – образ Христа, а его бессилие - человеческие страдания. «Бог указал путь, как можно прийти к совершенству через сострадание, благодаря новому пониманию жизни, основанному на способности жертвовать и отдавать...»¹⁹

     В сказке «The Happy Prince» Ласточка, подобно Великану,из сострадания начинает совершать хорошие поступки, постепенно забывая о себе. Она становится исполнителем воли Счастливого Принца и его альтруистических намерений. Она, подобно аппостолам Христа, начинает раздавать милостыню по указанию Принца (Всевышнего).

     И несмотря на то, что Ласточка умирает, а Принц превращается в безликий кусок металла,  любовь побеждает страх смерти, потому что духовное выше материального. Уайльд торжественно заявляет, что уничтожить можно только тело, но не душу. Физическая смерть, как это ни парадоксально, означает победу жизни  и любви. Автор  проводит параллель между Христом и Сказочным Принцем. Принц, как Христос, пожертвовав собой ради людей, стал духовно богаче.

     Однако  сама жизнь в образе персонажей, ради которых совершались благородные  поступки – бедного студента или  девочки торговки – не в состоянии  оценить шедрость Принца: юноша подумал, что сапфир от богатого поклонника: ( «This is from some great admirer»²⁰ («Это от какого-то большого поклонника» ); девочка решила, что драгоценный камень лишь кусочек стекла: ( «...a lovely bit of glass»²¹ («Милый кусочек стекла» ). Уайльд пытается показать, что альтруизм и жертвенность бесполезны. И даже несмотря на то, что «...the children‘s faces grew rosier»²² ( «...лица детей порозовели») от этого жизнь не станет лучше; бедные останутся бедными, богатые -  богатыми.

     Точно также в сказке «The Nightingale and the Rose» ни студент , ни его возлюбленная не способны оценить ни величия жертвы Соловья-художника, ни истинной ценности цветка любви. Соловей умирает совершенно бесцельно, не совершив доброго дела; Студент навсегда останется реалистом и практиком, понимающим только Логику и Философию .

     Образ Соловья, при всем внешнем различии, близок образу Ганса из сказки «The Devoted Friend». Ганс  всегда поступает правильно и не знает неверного пути, он идеальный герой, живущий в реальной действительности. Маленький Ганс умирает, но его смерть, как и смерть Соловья, Счастливого  Принца или Ласточки, ничего не меняет в существующем положении вещей: Мельник по-прежнему будет слыть преданным другом, люди в городе - страдать и жить в бедности, Студент и Девушка не оценят любовь. И все же жертвы героев Оскара Уайльда не напрасны: они призваны показать красоту и величие страдания, нравственную силу и эстетическую красоту того, кто способен на самопожертвование.

2. 4. Нравственное и эстетическое в сборнике «A House of Pomegranate»

     Второй  сборник «A House of Pomegranates” вышел в 1891 году. Он состоит из следующих сказок: “The Young King», « The Birthday of the Infanta», «The Fisherman and His Soul», «The  
Star-Child».

     Этот  сборник, по сравнению с первым содерит, множество вычурных описаний, за что и был встречен публикой почти враждебно. Но тем не меннее, нельзя отрицать, что он пронизан «глубочайшим моральным пафосом»²³.

     Во  втором сборнике также доминирует нравственная проблематика. Христианская мораль представлена в сказках на уровне обыденных проблем. Такого рода проблемы предсталяют особый интерес, так как не совпадают с декларациями писателя о разрыве между нравственным и эстетическим началом: например, в « The Young King» и «The Star-Child» явно выраженно то сочувтсвие к бедным , о котором писатель с иронией говорил прежде. В «The Birthday of the Infanta» уродливый Карлик обладает возвышенной и светлой душой, тогда как красавица Инфанта настолько жестока, что это заставляет читателей забыть о ее красоте. Душа Инфанты уродлива, уродливая душа творит зло. Таким образом, в сборнике утверждается решающее значение красоты души.

     Парадокс  состоит в том, что не смотря на сильный моральный аспект второго  сборника, именно он отразил эстетическое крэдо Уайльда: жизнь подражает искусству; искусство совместимо с преступлением; грех – повод для раскаяния.

     Уайльд  оправдывает грех, точнее, раскаяние, которое последует, по его мнению, за совершенным преступлением. Звездный мальчик из сказки «The Star-Child» был жесток ко всем, даже к своей матери; тем ярче звучит его трогательная речь, обращенная к матери, она передает сам момент раскаяния героя: «Mother, I denied thee in the hour of my pride. Accept me in the hour of my humility. Mother I gave thee hatred. Do thou give me love. Mother, I rejected thee. Receive thy child now»²⁴ ( «О мать моя! Я отрёкся от тебя в дни моей гордыни. Не отринь же меня в час моего смирения. Мать моя, я дал тебе ненависть. Одари же меня любовью. Мать моя, я отверг тебя. Прими же своё дитя») К раскаянию приходит и молодой Король. И все же не все персонажи Уайльда сознают свою вину: Инфанта (как Мельник и Замечательная ракета в первом сборнике сказок) так и осталась жестокой и бездушной.

Тема греха  и раскаяния тесно переплетается  с темой великой любви, которая выше смерти. В сказке « The  
Fisherman and His Soul» Рыбак отдают свою душу за любовь. Странно то, что душа становится злой и бесчувственной, в то время как считается, что это должно произойти с человеком, потерявшим ее. И все же жизнь без души невозможна, потому что без души невозжно раскаяние. И Рыбак возвращает себе душу и ужасается тому, что с ней стало («...thou art evil, and hast made me forgot my love, and hast tempted me with temptations, and hast set my feet in the ways of sin»²⁵ (Ты злая, ты злая, ты заставила меня забыть мою милую, ты соблазнила меня искушениями и направила мои стопы на путь греха”). В этом лишь его вина, к нему приходит раскаяние и его сердце разрывается, давая таким образом душе возможность проникнуть в разбитое сердце. Как пишет Акимова О. В., «...эта сказка навеяна библейским сюжетом о нерасторжимости души и тела»²⁶.

В сборнике «A House of Pomegranates» естественное и искусственное настолько переплетаются, что создается утрированная «эстетичность» сказок с их декоративным стилем и экзотическими описаниями. Эстетика внедряется во все сферы жизненного бытия, а декоративный стиль подчеркивает значимость красоты, которая откровленно противопоставленна уродливой действительности. Для Молодого Короля красота и искусство являютсяего единственной страстью: «he had shown sigs of that strange passion for beauty…the cry of pleasure broke from his lips when he saw the delicate raiment and rich jewels…All rare and costly materials had certainly a great fascination for him»²⁷ ( «он выказал знаки  той  странной страсти к прекрасному…с уст его сорвался крик  радости,  когда  он  увидал приготовленные для него изящные одежды и драгоценные камни...Редкие и дорогие материалы были воистину великой радостью для него».)