Библейские образы в поэзии Ахматовой

 

2. 2   Тема ответственности человека перед Родиной в «Лотовой жене»

 

Стихотворение «Лотова жена» было выпущено в сборнике «Аппо Domini» в 1922 году в составе цикла «Библейские стихи». Е.С. Добин  отмечает: «Весь сборник пронизан размышлениями на тему родины и ответственности человека перед ней» [24, с. 72]. Ахматова отделяет себя от эмигрантов, от всех, кто «бросил землю». Поводом для создания этого стихотворения явилась, во-первых, актуальность темы для поэтессы. А «сама идея возникла у Ахматовой как отклик на приведенную в статье Н. В. Недоброво  «Анна Ахматова» цитату из Евангелия от Луки: «Ище аже взыщет душу свою спасти, погубит ю; и иже аще погубит ю, живит ю», за которой в Библии следует строка «Поминайте жену Лотову». Образ содомлянки, заплатившей окаменением за верность былому, явился метафорой в полемике с критикой, требовавшей новизны. В ответ на требование нового недоброжелатели получили одну из самых старинных историй на земле» [14].

Стихотворение «Лотова жена» является вольным пересказом библейского ветхозаветного мотива: ангел вывел праведника Лота с семьей из обреченного Содома (см. приложение 2.2). Жена Лота нарушила строгий наказ не оборачиваться и была превращена в соляной столб. Несмотря на незамысловатость содержания и простоту изложения, по своей сути это стихотворение является одним из сильнейших в лирике Ахматовой. В ее творчестве тема родины всегда занимала особое место.    Согласно библейской легенде, Бог решил разрушить Содом и Гоморру, так как жители этих городов погрязли в страшных грехах – разврате, блуде, чревоугодии, стяжательстве и разбое. С этим известием к праведнику Лоту приходят два Ангела. Они вывели семью Лота из города и «один из них сказал: «спасай душу свою, не оглядывайся назад… спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть» (28, Быт. 19;10,11). А жена Лота, имени мы ее так и не узнали, не смогла не оглянуться. Ей, хранительнице семьи и домашнего очага, трудно было все враз оставить и не бросить прощального взора на то, что ей было так дорого.

Толкование Блаженного Феофилакта Болгарского на текст Библии таково: «Господь представляет в пример жену Лотову. Она, обратившись назад, стала соляным столпом, то есть, не удалившись от злобы, осталась при ее солености, сделавшись совершенно злой, и, погрязнув и оставшись во зле, составляет памятник поражения, которое она потерпела» [цит. по 17]. Таково понимание Феофилакатом Болгарским этого библейского события. Иначе понимает это событие Анна Ахматова. В Библии жену Лота заставляет оглянуться скорее любопытство, у Ахматовой — тоска по родным местам. Не от божественной кары гибнет героиня, причина ее смерти носит в определенной степени физический характер. Она вызвана «смертной болью» в сердце, лишившей ее глаза возможности смотреть на погибель «родного Содома». Ее глаза застыли, ибо они, как и душа героини, «скованы» в прямом и переносном смысле этой болью. Ее «быстрые ноги к земле приросли». Героиня Ахматовой «приросла» к земле в буквальном смысле: не только ее глаза, но и все тело ее застыло, «сделалось… прозрачною солью» (см. приложение 2.3). Соль обычно в нашем понимании ассоциируется со слезами, порожденными страданием. «Прозрачная соль» — это словно множество маленьких, прозрачных, застывших, хотя и непролитых, слезинок.

Можем предположить, что Анна Ахматова трактует ветхозаветное предание по-своему, с позиции современности. Хазан утверждает: «Религиозные начала утрачивают в ее стихотворении первостепенную значимость, и на первый план выдвигаются нравственно-психологические основания событий» [25, с. 28]. Оригинальность осмысления библейской легенды обусловила и специфический финал произведения, где единственный раз на протяжения всего цикла дается резюме и открыто выражается авторская позиция:

«Кто женщину эту  оплакивать будет? 
Не меньшей ли мнится она из утрат? 
Лишь сердце мое никогда не забудет 
Отдавшую жизнь за единственный взгляд» [12, с. 144].

В контексте  всего стихотворения характер Лотовой  жены предстает цельным и последовательным. Поступок ее, в отличие от библейской трактовки, воспринимается не как проступок, заслуживающий столь сурового наказания, а скорее как достоинство, подтвердившее ее способность к сильным человеческим чувствам, как проявление постоянства и верности. 

Путь собственных страданий Ахматовой ложится под ноги ветхозаветной женщины, связанной единой тревогой, единой болью со всеми женщинами грешной земли. Когда собрался Господь уничтожить огнем города Содом и Гоморру, грех которых был велик и тяжел, то Авраам спросил Его, не пощадит ли Он города эти, если найдется там хотя бы десять праведных? Господь сказал: не истреблю и ради десяти. Но и десяти праведных не нашлось в городах сих. А праведного Лота и всю семью его ангелы вывели из города и велели спасаться на горе и не оглядываться, и не останавливаться (28, Быт. 18; 23-33). Следовательно, всякая остановка в делании духовном символизирует гибель. Оглянуться назад – погибнуть духовно. И, чтобы безоглядно идти за Христом, возрастая в духе, нужна и вера безоглядная, ибо каждому дается по вере его.  

«Взглянула  – и, скованы смертною болью,

Глаза ее больше смотреть не могли;

И сделалось  тело прозрачною солью,

И быстрые ноги к земле приросли» [12, с. 145]. 

 

В стихотворении «Лотова  жена» важнейшую роль выполняет  пейзаж. Ахматова создает яркую картину покидаемого героиней города: «красные башни», «площадь», на которой когда-то царило оживление, звучали песни. Особенно конкретизировано описание дома героини. Он виден ей отовсюду, к нему всегда обращены ее взгляд и сердце. Но окна дома теперь «пустые», героини там нет. Любимый дом покинут своими обитателями. Городской пейзаж играет не только роль фона, на котором развиваются события, но и становится как бы еще одним персонажем стихотворения.

Поэтесса создаёт образ женщины, которая ослушалась указания Ангела не потому, что отреклась от веры, а потому, что просто не смогла выдержать этой разлуки с так горячо любимым ей местом. И последние строчки стихотворения

«Кто женщину эту оплакивать будет,

Не меньшей ли мнится она из утрат?

Лишь сердце мое никогда не забудет

Отдавшую жизнь за единственный взгляд» [12, с. 145]

доказывают, как тяжело пришлось женщине сделать этот роковой выбор, и что мы должны ее пожалеть, а не осудить.

Лирическая героиня захотела оглянуться на то, что мило ее душе:

«На площадь, где пела,

на двор, где пряла,

на окна пустые высокого дома,

где милому мужу детей родила» [15, с. 145].

Женщина не хотела отрекаться от Бога, от веры. Просто она не хотела уезжать из родного города, любимого дома, где так много добрых воспоминаний. Таким образом, лирическое, субъективное переживание патриотической темы, с нашей точки зрения, один из важнейших аспектов содержания стихотворения «Лотова жена». Более всего оно заметно при анализе переосмысления поэтом исходного библейского образа. Его значимость специально подчеркивается эпиграфом: «Жена же Лотова оглянулась позади его и стала соляным столпом» (28, Быт.19: 21). Обращение к книге Бытия помогает выявить некоторые характерные особенности образного строя стихотворения Ахматовой. Любопытно, что разлука с Содомом  нелегко далась и праведному Лоту. Как сказано, «Ангелы начали торопить Лота. И как он медлил, то мужи те , взяли за руку его и жену его, и двух дочерей его, и вывели его и поставили его вне города» (28, Быт. 19:15, 16). Зятья Лота, думая, что его предупреждение о гибели города — шутка, со своими семьями вообще идти отказались. С этим связана огромная психологическая правда созданного Ахматовой образа. Библейский образ соляного столпа получает в ее стихотворении несколько значений. Кроме буквального, особенно важным оказывается и подчеркивание сильнейшего внутреннего потрясения героини, расстающейся с родиной навсегда, и к тому же внезапно. Его нарастание является основой лирического сюжета и композиции первых трех строф. Анафорические но, не, на подчеркивают нарастание волнения, тревоги. С другой стороны, они, возможно, предупреждают: смотри, но не на родной город. Иначе — смерть. Лирический персонаж же, Лотова жена, все же смотрит: на башни, на площадь, на окна. Такие приемы звуковой и ритмической выразительности соотносятся с библейскими стилизациями Державина, с его слогом в целом.

Героиня (не вопреки, а в продолжение Библии) сначала  как бы окаменела, исходя из законов своего внутреннего мира. Божие проклятие сделало это зримым и осязательным — буквально соляным столпом. Кстати, и здесь возможна символика: переполнявшие Лотову жену невыплаканные слезы о малой родине, своей прошлой жизни стали действительно, во всех смыслах, ее сущностью и существом.

Важна и следующая деталь. Бегство праведного Лота происходит ранним утром, на заре. Не с этим ли связана и точная, характерная для лирики Ахматовой предметная, живописная деталь: «красные башни родного Содома»? Красные, то есть освященные лучами восходящего солнца и получившие тем самым оттенок красного цвета. Возможно и вероятно и другое, очень злободневное для времени написания стихотворения, прочтение образа «На красные башни родного Содома, / На площадь…» Соседство начинающих строки слов «красные башни» и «площадь» волей-неволей вызывают в памяти уже не древний Содом, а оскверненную первопрестольную Москву с расстрелянными оборонявшими Кремль мальчишками-юнкерами. Лотова жена, таким образом, оглядывается на безвозвратно ушедшую историческую эпоху, любимую, так как именно с ней и ни с какой другой связаны единственные воспоминания детства, юности, молодости, любви.

Отсюда и  отделенное от предыдущей части стихотворения  его заключительное четверостишие:

Кто женщину  эту оплакивать будет?

Не меньшей  ли мнится она из утрат?

Лишь сердце моё никогда не забудет

Отдавшую жизнь  за единственный взгляд [12, с. 145].

Взгляд героини  стихотворения — образ символический, выражающий не только любовь к своему единственному и потому всегда дорогому прошлому, неразрывно связанному с  Родиной. Это образ прощания с эпохой и одновременно вечного пребывания с ней. Образ, совмещающий в себе, что характерно для стиля Ахматовой, черты лирического и эпического, камерного, психологически достоверного и эпохального.

Лотова жена тоскует и любит вовсе не грех (она также, надо полагать, была праведной) и не то, что мы привыкли называть Содомом, а, по слову поэта, «родной Содом». Это еще один образ-символ замечательного ахматовского стихотворения, в котором, вероятно, заключена и часть авторского мировидения, утверждающего любовь, веру и надежду в исполненном греха мире, а потому силу и благодать надмирного.

При воплощении ветхозаветного образа Ахматова в ряде случаев объективно опирается на державинскую стилевую традицию. Это  проявляется не только в соединении высокого библейского образа с острой злободневностью, но и в приметах слога: точной предметной детали, символической роли словесной живописи, средствах ритмической и звуковой изобразительности (анафоры, звуковые  повторы)

Итак, Ахматова создает, опираясь на образ библейской книги Бытия, свой, литературный, индивидуальный, образ лирической героини и ее исторической эпохи. Ее стихотворение уникально и вместе с тем в ряде своих характерных черт необходимо опирается на источник, Священное Писание, вне которого его внутренняя форма вообще бы не состоялась или была бы принципиально иной.

 

2.3  «Мелхола» в структуре «Библейских стихов»

 

Человеческое  имя – миф. Оно уводит нас в  далекие миры праотцов к небесным покровителям нашим. Так имя Анна приводит нас в Первую Книгу Царств и к третьему стихотворению из библейских стихов – «Мелхола».

Было у Саула  две дочери: имя старшей Мерова, а младшей Мелхола. И взял Саул Давида-пастуха себе на службу (28, I Цар.:16). Филистимляне собрали войска свои для  войны против израильтян. И выступил из стана филистимлянского единоборец по имени Голиаф и ужас охватил израильтян. Обещал  Саул одарить того, кто убьет Голиафа, великим богатством и выдать дочь свою за того. И послал Саул на поединок Давида. Именем Бога Саваофа победил Давид Голиафа, убив его камнем из пращи. И все прославляли Давида, а Саул огорчился и вознамерился убить Давида, безумствуя, боримый злым духом. Но Давид увернулся от копья Саулова. И стал бояться Саул Давида и отдалил его от себя, поставил тысяченачальником, в надежде, что он погибнет в битве.В жены Давиду Саул предложил старшую дочь, как обещал. А Давид сказал Саулу: «Кто я, и что жизнь моя и род, чтобы мне быть зятем царя?» (28, I Цар.:18, 7). Но Давида полюбила Мелхола – младшая дочь, и когда возвестили об этом Саулу, ему было приятно (см. приложение 2.4).  Саул думал: отдам ее за него, и она будет ему сетью и рука филистимлян будет на нем.

«А царская  дочка глядит на певца,

Ей песен  не нужно, не нужно венца,

В душе ее скорбь и обида,

Но хочет  Мелхола  – Давида» [12, с. 146].

И выдал Саул за Давида Мелхолу. Брак был для Мелхолы неравный, и это ее смущало, задевало ее гордыню:  

«Наверно, с отравой мне  дали питьё,

И мой помрачается  дух.

Бесстыдство мое! Униженье моё!

Бродяга! Разбойник! Пастух!

Зачем же никто из придворных вельмож,

Увы, на него не похож?» [12, с. 147].

Но любя Давида и узнав, что отец хочет погубить его, Мелхола в минуту опасности  предупредила мужа своего. «И спустила Мелхола Давида из окна, и он пошел, и убежал, и спасся» (28, I Цар. 19; 12).

После гибели Саула, когда Давид входил в город  с ковчегом Господним, Мелхола смотрела в окно и уничижала его в  сердце своем. И упрекала, и осуждала его: «Обнажился сегодня перед глазами  рабов и рабынь своих, как какой-нибудь пустой человек!» (28, 2 Цар. 20). И наказана была Мелхола Господом, ибо не было у нее детей до самой смерти.  

«Бледнее, чем  мертвая; рот ее сжат;

В зеленых глазах исступленье;

Сияют одежды, и  стройно звенят