М.Н. Катков и его издания

Судьба натолкнула Каткова на публицистическое поприще, к которому он, в сущности, был мало подготовлен. Занимаясь исключительно философией и филологией, он до середины 50-х годов не задумывался над вопросами социально-политического характера, не изучал наук юридических и общественных, не вращался даже в кружках, где вырабатывались воззрения на государственные задачи. Понятно, что у него не были до сих пор формулированы не только ответы на частные запросы внутренней и внешней политики, но даже не выяснились еще и общие принципы. Он ясно сознавал этот пробел в своем образовании и торопился заполнить его. Основы для выработки общественного миросозерцания, собственно говоря, у Каткова уже были и выяснились в самых ранних его произведениях: это — горячий патриотизм, искренняя религиозность и беззаветная преданность престолу. Постоянное развитие внутренних и внешних сил России под верховным руководством ее Державного Вождя — вот цель, которую всегда неуклонно проповедовал Катков, но в выборе средств он не был так постоянен. Не создавая себе стройной, выясненной до мельчайших деталей, государственной системы, Катков охотно признавал всякое средство, которое могло бы содействовать достижению основной его цели, но также быстро и отказывался от него, раз оно не оправдывало ожиданий, возложенных на него. Мало того, он принципиально отказывался примкнуть к какой бы то ни было партии, именно для того, чтобы оставить за собой право пробовать средства, предлагаемые всеми теориями, и бросать их, если они окажутся на практике нецелесообразными. В положительной стороне его проповеди замечается целый ряд противоречий, но иначе и быть не могло, — Катков был практический деятель, не способный в угоду теории, хотя бы и симпатичной, жертвовать насущнейшими интересами. Главная сила его заключалась не в созидании, а в критике, которою руководило недремлющее, не поддающееся никаким обманам трезвое чувство патриотизма. Он чутко улавливал болезненные явления в русском государственном организме и в частях его, разыскивал причины этих болезней и, раз нашедши корень зла, беспощадно нападал на него и, не останавливаясь ни перед чем, обличал и громил до тех пор, пока на зло не обращали внимания и не вступали в серьезную борьбу с ним. Страстный и увлекающийся, он часто заходил в своих нападках слишком далеко, преувеличивал опасность, не стеснялся в выборе средств для борьбы, но за то оставался всегда искренен в своих увлечениях.

На первых же порах при составлении политического обозрения, Каткову пришлось столкнуться с необходимостью уяснить свое общественно-политическое миросозерцание. Стремление к реформам, охватившее тогда все русское общество, нашло горячее сочувствие и в Каткове. Он сознавал, что России необходимо полное обновление всего ее строя. Не сходясь с славянофилами, он искал образца для реформ на Западе, где в то время первое место занимали Франция и Англия. Первая с своими шаткими еще нарождающимися учреждениями, с неостывшим еще революционным жаром и страстью к переворотам, не могла удовлетворить Каткова, искавшего прочных устойчивых форм, явившихся результатом спокойного исторического развития. За то в Англии он находил симпатичную ему преданность монархии, соединенную с широкой свободой, находил общественный строй, выработанный и проверенный вековым опытом. Естественно, что все его симпатии пали на сторону Англии. Он усердно начал изучать ее учреждения по Гнейсту и Блэкстону, даже ездил в Англию, чтобы на месте ознакомиться с самым духом тамошних порядков. Таким образом в первые годы существования «Русского Вестника» все интересы Каткова были сосредоточены за пределами России, и о внутренних делах он говорил мало, тем более, что тогда это было еще весьма трудно; цензура только постепенно ослабляла свои бразды и Каткову неоднократно приходилось выдерживать с ней столкновения. Особенно опасным стало положение Каткова в 1858 г., когда у него вышло два крупных недоразумения. Первое произошло из-за статьи: «Турецкие дела», где автор, болгарин Даскалов, горячо вступился за своих соплеменников, терпящих угнетение со стороны греческого фанариотского духовенства. Статья эта вызвала неудовольствие константинопольского патриарха, и Каткову предложено было напечатать опровержение, но он отказался наотрез и в обширной докладной записке доказывал справедливость обвинений Даскалова и необходимость свободы печатного слова. причиной второго недоразумения была «Современная летопись» в декабрьской книжке, где Катков резко высказался против стеснительных мер, практикуемых в Пруссии касательно печати. Ему сделан был выговор и предложено изменить общий тон журнала. На это он ответил снова объемистою докладной запиской, где горячо отстаивал права гласного обсуждения различных вопросов и заявлял, что скорее закроет журнал, чем откажется от своих убеждений и станет говорить не то, что думает. Обе записки Каткова, благодаря его связям и заступничеству графа Блудова и князя Вяземского, возымели желаемое действие. Такой успех сильно ободрил Каткова, и тон его становился чем дальше, тем свободнее. Он стал говорить о таких вопросах, которые раньше не были доступны для гласного обсуждения, и тем много содействовал расширению гласности в русской печати вообще.

Но, отстаивая реформы и свободу, Катков далек был от всяких крайних увлечений и горячо нападал на нарождавшийся среди молодого поколения нигилизм, а главным образом на писателей, которые увлекали молодежь на этот пагубный путь. В целом ряде полемических статей Катков обрушился сначала на «Современник», а затем восстал против авторитета Герцена и достиг того, что обаяние этого публициста почти совершенно пало. Но агитация далеко не прекратилась, и борьба с ней стала одною из жизненных задач Каткова. Уже один тот факт, что возможно стало открыто полемизировать с Герценом, показывает, как сильно расширилась свобода печатного слова для того, чтобы развернуть все свои силы, почти нестесняемые теперь извне, Каткову мало было одного журнала, он желал получить ежедневную газету, и скоро к тому представился случай. В 1862 г. решено было сдать «Московские Ведомости» в аренду. Катков предложил университету арендную плату в 74000 руб., и, так как условия других конкурентов были не столь выгодны, то газета осталась за ним. Приступая вторично к редактированию этой газеты, он еще раз заявил в предварительной статье, что редакция «не связана ни с каким кружком, ни с какою партиею и в общественном деле дорожить более всего независимостью своих воззрений и своего слова». «Московские Ведомости» под новой редакцией Каткова и Леонтьева начали выходить с 1 января 1863 г. В том же году привелось Каткову сказать России величайшую услугу.

Гуманные и либеральные идеи, овладевшие в то время лучшими русскими умами, значительно затуманили чувство действительности и заслонили первейшие потребности, необходимые для существования государственного организма. Когда вспыхнуло польское восстание, то громадное большинство деятелей остановилось перед ним в недоумении и из побуждений гуманности не отваживалось крутыми мерами бороться со злом, не представляя себе с достаточною отчетливостью всей серьезности положения. Тогда Катков в целом ряде статей, проникнутых горячим патриотизмом, опираясь на свое непосредственное чувство русского человека, разъяснил, что теперь вопрос идет о самом существовании России, как великой национальной державы, что Россия и Польша рядом существовать не могут, что освобождение Польши равносильно уничтожению всего, что создано вековыми усилиями русского народа. Отрезвляющий голос Каткова, поддержанный всеподданнейшими адресами со всех концов России, возымел надлежащее действие, и борьба с восстанием повелась энергически. В этом пробуждении национального духа главная заслуга принадлежит Каткову. Дальнейшие его статьи по польскому вопросу уже далеко не имели такого значения: он не освещал русской политике на западных окраинах новых путей, а только расчищал тот путь, по которому двигалось русское правительство, и энергично поддерживал политику Муравьева в северо-западном крае и политику Милютина и князя Черкасского в Польше. Но нелегко далась Каткову его победа: ему пришлось выдержать жестокую борьбу с представителями либеральной русской и иностранной прессы (особенно резко полемизировал он с бароном Фирксом, писавшим под псевдонимом Шедо-Ферроти), да и цензура неоднократно карала Каткова за резкий тон его статей: за один месяц 1863 г. ему пришлось заплатить штрафов на 950 руб. Но Катков не останавливался ни перед чем, глубоко веруя в справедливость и необходимость своего дела. Тем не менее, несмотря на поддержку влиятельных лиц, канцлера князя Горчакова и военного министра Милютина, положение Каткова становилось со дня на день тяжелее, и в конце 1864 г. он даже хотел бросить публицистическую деятельность. В цензурных преследованиях Катков сам был в значительной степени виноват. Указывая, что польское восстание стало возможно только благодаря поддержке прямой и косвенной русских либералов, он с обычной страстностью обрушился на либеральную партию и на ее приверженцев не только среди частных лиц, но и в высших правительственных сферах. В своих поисках «внутренних воров», по его выражению, он зашел так далеко, что 31 марта 1866 г. получил первое предостережение. В необычайно резких выражениях встретил он эту кару и отказался его перепечатать. Все ждали прекращения публицистической деятельности Каткова, но покушение Каракозова 4 апреля заставило вспомнить, что Катков первый выступил обличителем нигилизма, и он был прощен. Тогда Катков еще более страстно стал обрушиваться на «внутренних воров» и вынудил министра внутренних дел Валуева объявить «Московским Ведомостям» 6 мая второе предостережение, а на следующий день — третье с прекращением издательской деятельности редактора на 2 месяца. 25 мая Москву посетил Государь. Катков добился аудиенции в Петровском дворце, был милостиво принят и получил разрешение продолжать свою публицистическую деятельность, причем Александр II обещал ему свое особое покровительство. Когда после польского вопроса поднялись вопросы остзейский, финляндский, армянский и т. д., Катков с неменьшей энергией стал ратовать против обособления иноплеменных национальностей, вошедших в русский государственный организм. «Не естественно ли, писал он в 1864 г., — русскому желать, чтобы в пределах русского государства не было ни эста, ни лива, ни шведа, ни немца, и чтобы немец в России, не разучиваясь своему языку и не изменяя своей веры, тем не менее звал себя, прежде всего, русским и дорожил этим званием?»

В 1866 г. пост министра народного просвещения занял граф Д. А. Толстой, и на очередь поставлен был вопрос о реформе средне-учебных заведений. Катков явился горячим поборником классической системы и не только защищал ее и объяснял ее смысл печатно, но решил на практике доказать ее превосходство. С этой целью он задумал открыть частное учебное заведение, однако находящееся под покровом правительства, и в июле 1867 г. подал на Высочайшее усмотрение соответствующий проект, а 13 января 1868 г. уже открыл свой лицей, которому даровано было название Лицея Цесаревича Николая и покровительство Наследника, впоследствии Императора Александра III. Осенью 1872 г. при Лицее учреждено было особое отделение для бесплатного обучения и содержания способных мальчиков из народа, преимущественно из народных школ и по возможности из всех частей России, с тем, чтобы они приготовлялись к учительскому званию. Этой учительской семинарии дано было название Ломоносовской. Внутренняя организация лицея была больше делом Леонтьева, чем Каткова, который так определял свою роль в этом деле после смерти своего друга: «Мне, как одному из основателей, принадлежала только мысль создать подобное заведение в интересе общей реформы в нашем отечестве, моим делом была только борьба с внешними затруднениями и заботы обеспечить развитие и самостоятельность заведения законодательным признанием и необходимыми правами; но все, что касается внутреннего устройства заведения, все исполнение предположенного нами плана, было делом моего покойного товарища». Классическая система была одним из убеждений Каткова, которым он не изменял до конца жизни.

Горячий русский патриот, Катков с неизменными симпатиями относился всегда и к славянским национальностям, находящимся под властью немцев и турок. Еще в начале своей литературной деятельности он, как мы уже указывали, пророчил славянству великую будущность; пробуждение народного чувства у австрийских славян в 60-х годах он приветствовал с искренней радостью. На всеславянском съезде в Москве 1867 г. Катков явился одним из самых горячих поборников культурного единения всех славян. Преследование русских подданных австрийского императора вызывало горячие статьи на столбцах «Московских Ведомостей», а поляки, содействовавшие угнетению галицких русских, объявлялись изменниками славянской идее. Движение балканских славян нашло в Каткове также одного из самых энергичных своих защитников, и движение среди русского общества в пользу восставших было в значительной степени вызвано и поддержано воззваниями Каткова. Выгодами России и славянства определялось отношение Каткова к западно-европейским государствам. Против Австрии и Англии он боролся неутомимо, касательно же Франции и Германии изменял свои взгляды неоднократно, пока, наконец, не стал решительно на сторону франко-русского союза с 1886 г.

На радикальные течения среди русского общества Катков смотрел, как на порождение польской интриги и упорно, страстно преследовал и клеймил их. Это не мешало ему в течение шестидесятых и семидесятых годов быть горячим поклонником реформенного движения. С искренним сочувствием встречал он освобождение крестьян, земское и городское самоуправление, в особенности же новые суды. Когда недостатки, обнаружившиеся в реформенных учреждениях, стали вызывать нападки в печати, Катков выступил на защиту их и долго доказывал, что нельзя сразу ожидать вполне успешных результатов от самодеятельности общества, не привыкшего к свободным установлениям. Только мало-помалу тон Каткова стал изменяться. Недостатки крестьянского самоуправления вызвали у него мысль о необходимости предоставить мировым судьям надзор за действиями волостных сходов и волостных судов, в чем можно видеть зарождение идеи о необходимости соединения судебной власти с административной, осуществленного впоследствии в институте земских начальников, Сочувствие Каткова к новым судам охладили все чаще и чаще повторявшиеся факты оправдания очевидно преступных подсудимых. Впрочем сначала, отмечая эти факты, он не относил их к сущности суда присяжных. Лишь после оправдания Веры Засулич и других доказательств мягкого отношения окружных судов к революционному элементу Катков стал страстно нападать на самую идею суда общественной совести, который своею мягкостью только потворствует крамоле. В этом потворстве он видел признак шаткости всей русской интеллигенции, у которой усмотрел «какое-то роковое несогласие с действительностью». А естественным выводом отсюда явилось убеждение, что нельзя полагаться на этот шаткий слой, нельзя вверять в руки интеллигенции ни одной отрасли управления. Тогда начался его поход против нового суда и земств. В Каткове опять громко заговорил горячий патриот, зорко следящий прежде всего за целостью и мощью государственного организма. Каткову казалось, что терроризм революционной шайки — подобно польской интриге, которая им руководила, по его мнению — грозил самому существованию России. Катков стал проповедовать, что необходимо, во чтобы то ни стало, спасти государство, искоренить зло; он забывал все свои прежние симпатии и антипатии и стал требовать мер чрезвычайных. «Еще ли государственный меч будет коснеть в своих ножнах? Еще ли не пора явить святую силу власти во всей грозе ее величия?» восклицает он. Может быть, небезосновательно будет отметить, что такое боевое положение «Московские Ведомости» заняли в конце 70-х годов, после смерти Леонтьева, который, кажется, прежде умерял страстного, увлекающегося Каткова. Катастрофа 1 марта 1881 г. доказала, что Катков был прав, приписывая злу весьма серьезное значение и требуя для борьбы с ним экстраординарных мер. Ввиду этого авторитет его, естественно, поднялся на необыкновенную высоту, и «Московские Ведомости» приобрели значение, какого до них не имела в России ни одна газета. В первые же месяцы нового царствования Катков ясно и определенно формулировал свою новую программу. «Предлагают много планов, писал он, но есть один царский путь... В прежние века имели в виду интересы отдельных сословий. Но это не царский путь. Трон затем возвышен, чтобы пред ним уравнивалось различие сословий... Единая власть и никакой иной власти в стране, и стомиллионный, только ей покорный народ, вот истинное царство... Да положит Господь в сердце Государя нашего шествовать именно этим, воистину царским путем и иметь в виду не прогресс или регресс, не либеральные или реакционные цели, а единственно благо своего стомиллионного народа». Манифест 29 апреля 1881 г. Катков приветствовал восторженно: «Свершилось, теперь мы можем вздохнуть свободно. Конец малодушию, конец всякой смуте мнений! Решительное слово Монарха... возвращает России Русского Царя Самодержавного, от Бога приявшего власть свою и лишь перед Богом ответственного». — «И так, господа, встаньте! писал он по другому поводу: правительство идет; правительство возвращается!.. Не верите?»

После 1863 г. факты личной жизни Каткова немногосложны. Начинается неустанная работа, поглощавшая все существо его, все силы и страсти. До этой эпохи он еще отдавал дань обычному течению жизни: сам бывал у близких знакомых, принимал у себя друзей и сотрудников. Но с лета 1863 г. литературные связи отступили на задний план, а на первый выдвинулись сношения с государственными и общественными деятелями. Самая работа принимает характер подвижничества, забывающего о личных потребностях. Постоянное умственное и нервное напряжение влекло за собой мучительные бессонницы, и правильного сна Катков не знал в течение целого ряда лет, засыпая только иногда от утомления. По ночам у него шла главная работа. Расхаживая по кабинету он диктовал секретарю свои статьи, которые сейчас же посылались в типографию и затем подвергались тщательной переделке в корректурах. Статьи значительного объема диктовались в несколько приемов, а короткие представляли род импровизации и часто производили особенно сильное впечатление своей непосредственностью и горячностью.. Помимо бессонниц, Катков и всю жизнь вел крайне негигиенично, не зная определенных часов ни для завтрака, ни для обеда и не различая дня от ночи. Как ни крепка была его организация, но все-таки не выдержала такой напряженной жизни, и последнее время Каткова сломила тяжкая болезнь. Скончался он в своем имении — селе Знаменском (подольского уезда, московской губернии), а погребен в московском Алексеевском монастыре.

Глава 2. М.Н. Катков-издатель

2.1. «Русский вестник»

«РУССКИЙ ВЕСТНИК» (1856—1906) — художественно-литературный и научно-публицистический журнал. Главный орган крепостнического дворянства; издавался в Москве. Основан был М.Н.Катковым, которым редактировался до самой смерти (1887), в сотрудничестве с К.Н.Леонтьевым. В дальнейшем изд. и ред. С.П.Катковой, Ф.П.Берг, М.М.Катковым, В.Грингмут. До 1861 выходил в свет два раза в месяц, в 1861 сделался ежемесячником.

Первые семь лет «Р.в.» издавался в духе обличительного либерализма. На страницах журнала выступали в эту пору виднейшие писатели либерально-дворянского и буржуазного лагеря: Тургенев (роман «Накануне»), Л.Толстой (роман «Семейное счастие», повесть «Казаки»), Д.Григорович (роман «Два генерала»), Островский (комедия «В чужом пиру похмелье»), Я.Полонский, в нем принимал участие и такой видный в будущем представитель революционно-демократической литературы, как Салтыков-Щедрин (несколько рассказов из цикла «Губернские очерки», комедия «Смерть Пазухина»).

1862—1863 годы произвели в направлении журнала резкие изменения. Студенческие волнения, многочисленные крестьянские восстания и особенно польское восстание испугали Каткова, как испугали они множество до той поры игравших в либерализм представителей имущих классов. Раньше других понявший, какими опасностями грозит дворянскому государству деятельность всех этих «крамольных» сил, Катков ставил свой журнал на защиту идеи русской государственности. Серия его публицистических статей этих лет направлена против Герцена и русских «нигилистов», все более и более насыщаясь воинствующим национализмом и реакционностью. Политическое влияние «Р.в.» возрастает с огромной силой, несмотря на ряд предостережений редактору журнала за излишнюю «ретивость» и независимость суждений. В области внешней политики «Р.в.» боролся за экспансию в Среднюю Азию и на Балканы, а в области внутренней политики — за развернутую борьбу с «крамолой» и якобы потворствовавшими ей представителями власти и за укрепление влияния крупного помещичьего землевладения. Эта программа защищалась помимо Каткова статьями Циона, Цитовича, Леонтьева, де Пуле и др.