М.Н. Катков и его издания

Содержание

Введение

Глава 1. Жизнь и деятельность Каткова М.Н

1.1.Биография Каткова

Глава 2. М.Н. Катков - издатель

2.1. «Русский вестник»

2.2 «Московские ведомости»

Заключение

Список литературы

Введение

Целью данной курсовой работы является рассмотрение деятельности Михаила Никифоровича Каткова, публициста и издателя. Главным  его оружием было печатное слово. Ему на четверть века, едва ли не единственный раз в мировой истории, удалось превратить печать в действительную «четвертую власть» в государстве. 

Он основал газету «Русский Вестник»,и тут очень большая роль  Каткова в становлении великой русской литературы. Не будь этого человека её бы попросту в нынешнем виде не было. Михаил Никифорович был не только талантливым издателем и тончайшим литературным критиком.

Также был редактором газеты «Московские ведомости» - газета почти со столетней историей - в период издания ее Катковым, стала органом печати, к которому прислушивалась не только Россия, но и вся Европа. Она была постоянным чтением императоров Александра II и Александра III. Первый номер газеты под его редакцией вышел 2 января 1863 года, последний -20 июля 1887 года. За это время вышло более семи тысяч номеров.

Актуальность этой работы в том, что целью Каткова было укрепить абсолютизм, желание истребить оппозицию, и он нередко судил само правительство и существующие законы.  К 1865 году популярность Каткова достигла небывалого значения. Он заслужил право называться «первым патриотическим журналистом»

Глава 1. Жизнь и деятельность Каткова М.Н

1.1.Биография Каткова

Катков Михаил Никифорович-известный русский публицист и издатель.  Родился 13 февраля 1818 года в Москве в семье мелкого чиновника, происходившего из личных костромских дворян, служившего в московском губернском правлении. Мать его, Варвара Акимовна, урожд. Тулаева, происходила из рода грузинских князей. Когда Мише было 5 лет, умер его отец и семья, включавшая также младшего брата Мефодия, впала в крайнюю бедность. Первые годы сознательной жизни Катков провел в сиротском Преображенском училище. В дни юности вел жизнь типичного пролетария умственного труда, живя за счет репетиторства, перебиваясь с хлеба на квас, упорно работая по ночам над книгами, отказывая себе во всем и отдавая почти все заработанные деньги семье. В 1834 г. поступил в Московский университет на словесное отделение. Первый год он застал еще лекции Надеждина, который так сильно содействовал пробуждению философских интересов среди молодежи. Из других профессоров словесного отделения пользовались тогда славой: Каченовский, Погодин и Шевырев. Кроме того, Катков прослушал еще курс анатомии у Эйнбродта. Но по его собственному свидетельству никого из вышеупомянутых профессоров нельзя назвать его ближайшим учителем. Катков окончил университетский курс кандидатом с отличием.

В университете увлекался философией и примкнул к кружку Станкевича. В то время в кружке принимали участие Белинский, В. Боткин, М. Бакунин и др. Все они увлекались гегельянством, причем извлекали из этой системы примирительную ее сторону, умеряя сухой рационализм Гегеля поэтическим влиянием Шеллинга. К этому направлению примкнул и Катков, и первые его статьи, написанные в 1839—1840 гг., носят на себе сильную печать Станкевичевского кружка. Катков сразу занял в этом кружке почетное положение. Все друзья ценили его солидные познания в области философии и он, будучи хорошо знаком с немецким языком и читая Гегеля в подлиннике, стал, вместе с Боткиным и Бакуниным, руководителем Белинского в занятиях германскою философией, особенно после отъезда Станкевича за границу (1837 г.), когда он особенно сблизился с Белинским. Катков сдал магистерский экзамен и выступил на литературном поприще. Впрочем, еще на студенческой скамье он работал для печати, участвуя в переводе с французского книги Демишеля: «История средних веков»[1] и в записывании и составлении лекции профессора И. И. Давыдова, которые вышли в свет под заглавием: «Чтение о словесности»[2]. Затем в «Сыне Отечества»[3] был напечатан первый акт трагедии Шекспира «Ромео и Юлия» в переводе Каткова, но против желания переводчика. Однако лишь со второй половины 1838 г. он начинает постоянно сотрудничать в периодических изданиях. Тогда Белинский приступил к изданию «Московского Наблюдателя», основною задачей которого было установить здравые, построенные на философских принципах, понятия об искусстве и утвердить на них критику современных явлений русской литературы. С этою целью Катков дал в журнале перевод статьи Ретшера «О философской критике художественного произведения», к которой сделал свое предисловие. Там же был помещен ряд его стихотворных переводов из Гейне и несколько сцен из «Ромео и Юлии». Первые шаги Каткова на литературном поприще вызвали искренний восторг среди участников кружка. Белинский относил его переводы к первоклассным явлениям в сфере русской литературы. И, действительно, они обнаруживали в авторе большой вкус и недюжинное уменье владеть языком. «Московский Наблюдатель» просуществовал недолго и скоро прекратился, поставив в тяжелое материальное положение всех своих участников. Особенно нуждались Белинский и Катков, который должен был содержать своим трудом не только себя, но старушку мать и брата, приготовлявшегося к университету.

Его положение несколько улучшилось, когда он получил предложение участвовать в «Отечественных Записках» Краевского. С этим журналом он вошел в сношения через А. Д. Галахова, который посылал Краевскому отзывы о новых книгах, выходивших в Москве и поделился своей работой с Катковым; несколько позже к ним примкнул и Белинский. В третьем томе «Отечественных Записок появилась первая статья Каткова: «Отзыв иностранца о Пушкине», перевод статьи Варнгагена фон-Энзе, с предисловием переводчика. В следующем томе помещена вторая большая статья Каткова о русских народных песнях, по поводу изданного Сахаровым сборника. Из последующих работ Каткова в «Отечественных Записках» обратили на себя внимание современников следующие: «Разбор книги А. Зиновьева: «Основания русской стилистики по новой и простой системе»[4], «Разбор книги: «Сочинения в стихах и прозе гр. С. Ф. Толстой»[5] и «Разбор книги М. Максимовича: «История древней русской словесности»[6]. Сделавшись постоянным сотрудником «Отечественных Записок», Катков стал помещать там и стихотворные переводы, и мелкие библиографические заметки. Сотрудничал он и в «Литературных прибавлениях к «Русскому Инвалиду», которые издавал также Краевский. И в статьях этого периода сильно сказывается шеллингианско-гегельянская закваска Станкевичевского кружка; на каждом шагу встречаются фразы, которые можно найти и в ранних статьях Белинского: Катков говорит, например, что в песнях русского народа раскрывается таинственная сущность русского духа; литературу вообще он определяет, как живую совокупность произведений, исчерпывающих собою различные направления развивающегося духа и т. п. По внешней форме первые произведения Каткова отличаются необыкновенной отделанностью слога, доходящей иногда до риторики. Риторика впоследствии исчезла, а прекрасный слог остался у Каткова навсегда. Отлично владея языком, как писатель, Катков был плохим оратором: «Когда была необходимость, он говорил с заметным усилием, тоном лишенным простоты и свободы. Вообще он не любил и затруднялся говорить публично». Отметим еще одну черту, проявленную Катковым на первых шагах его литературного поприща и затем сохраненную им на всю жизнь: это глубокий и искренний патриотизм, вера в силы и великую будущность России. Точно так же относится он и к славянам: «Грешно нам, пишет он, не ощущать силы, заключенной в славянстве, и не предчувствовать его благородной будущности. Оно будет велико в духе и человечестве, славянское племя».

В 1840 г. Катков задумал поездку за границу для довершения своего образования. В Россию Катков вернулся лишь в начале 1843 г., успев посетить Германию, Францию и Бельгию. Большую часть времени провел он в Берлине, слушая лекции в тамошнем университете и преимущественно занимаясь у Шеллинга, который читал тогда свою «философию откровения» В этой философии Катков нашел, наконец, давно желанный синтез и сделался горячим поклонником ее. Он близко сошелся с самим Шеллингом, у которого часто бывал на дому. Связи Каткова с Белинским и его друзьями стали ослабевать еще до отъезда его за границу. Пока Катков был за границей, друзья занялись переоценкой его личности и пришли к выводам неблагоприятным для него. Поэтому расположение их к Каткову сильно охладело, а вести о том, что он увлекается Шеллингом, окончательно оттолкнули их от него. Белинский тогда окончательно выработал новое миросозерцание, сблизившее его с Герценом и Грановским, миросозерцание, противоположное философии откровения. Поэтому, вернувшись в Петербург, Катков оказался совершенно оторванным от прежнего своего кружка. Связи с «Отечественными Записками» также прекратились естественным образом, хотя первое время после возвращения из-за границы он и рассчитывал на работу у Краевского. Но главным образом Катков стал теперь хлопотать о поступлении на государственную службу. Ему обещали место в министерстве внутренних дел сначала в качестве помощника столоначальника, а потом — чиновника особых поручений. Такая перспектива улыбалась ему. Таким образом Катков собирался от философии перейти к славянской филологии. В этом сказалось, надо думать, влияние Я. Гримма, с которым он также познакомился за границей.

В ожидании окончательного ответа из министерства внутренних дел, Катков поехал в Москву, где оказался таким же одиноким, таким же отставшим от всех партий, как и в Петербурге, одинаково отворачиваясь от крайностей западничества и славянофильства. Встреча с графом Строгановым скоро вывела Каткова из неопределенного положения: граф убедил его отказаться от чиновничьей карьеры и заняться ученой деятельностью. Катков совершенно отклонился от всяких кружков и углубился в изучение филологии, истории и классической древности. Все общественные течения шли и развивались, не задевая его. Средства к существованию он стал снискивать теперь педагогической деятельностью и давал уроки в семействе князя Голицына, владельца подмосковного сельца Никольского. К 1845 г. у него готова была диссертация на степень магистра: «Об элементарных формах славяно-русского языка». Это исследование написано по историко-сравнительному методу, все состоит из фактов и сличений и чрезвычайно скупо на выводы и обобщения. Успешно защитив диссертацию в том же 1845 г., Катков получил место адъюнкта в Московском университете по кафедре философии и пять лет преподавал преимущественно логику и психологию, до 1850 г., когда преподавание философии в университетах перешло в руки священников — профессоров богословия.

Лекции свои он обрабатывал так же тщательно, как и статьи, и они поражали наиболее развитых студентов глубиной философского изложения, но для большинства не были достаточно доступны. Как профессор, Катков пользовался большим уважением, но им не увлекались, и на его долю не выпало блестящих успехов Грановского и Кудрявцева. В своих лекциях Катков оставался верен шеллингианству и оставался чужд новейшему движению немецкой философии, левому гегелианству, которым так увлекались его прежние друзья. Усиленные занятия вскоре страшно расстроили здоровье Каткова; он стал часто пропускать лекции, а когда приходил в аудиторию, то поражал слушателей худобой, слабостью и бледнотой; опасались, что у него развивается чахотка.

Весной в 1847 г. в Московский университет прибыло несколько новых профессоров, в том числе П. Н. Кудрявцев и П. М. Леонтьев, только что вернувшиеся из Берлина, где слушали Шеллинга и стали горячими его поклонниками. Катков, не сходившийся с сослуживцами в философском миросозерцании, был весьма рад, что, наконец, нашлись люди, с которыми он мог делиться своими мыслями и находить сочувствие. Особенно тесная дружба завязалась вскоре между Катковым и Леонтьевым, сошедшимися в умственных вкусах, занятиях и убеждениях. Они становятся неразлучными вплоть до самой смерти Леонтьева в 1875 г. 1850-й год был тяжел для Каткова. Потеряв кафедру он снова остался без средств к существованию. У него уже была приготовлена докторская диссертация, которую он собирался защитить в ближайший семестр. Факультет ходатайствовал об утверждении Каткова в звании и. д. экстраординарного профессора при ученых трудах по случаю столетия Московского университета; предлагали еще ему место адъюнкта по русской словесности в Петербургском университете, но Катков не хотел покидать Москвы и при том считал неудобным для себя идти в адъюнкты. Кинув мысль о профессуре, он усердно принялся хлопотать, по совету графа Строганова, о месте цензора в Москве, и, кажется, дело уже налаживалось, когда в начале 1851 г. неожиданно очистилась вакансия редактора «Московских Ведомостей», замещавшаяся тогда по назначению. В марте 1851 г. это место было предоставлено Каткову, с оставлением его в звании адъюнкта, а с 18 июля 1854 г. он окончательно вышел из университетской корпорации и был назначен чиновником особых поручений VI-го класса при министре народного просвещения. Новое место дало Каткову 2000 руб. содержания с прибавкой по 25 коп. с подписчика и казенную квартиру. При скромных потребностях своих, он считал себя обеспеченным и в 1851 г. женился на княжне Софье Сергеевне Шаликовой, дочери известного в свое время литератора.

Таким образом, после 10-летнего перерыва Катков снова вернулся к журналистике и сразу оказался умелым редактором. Газета значительно оживилась. В ней приняли участие московские профессора, помещались отчеты о публичных лекциях и диспутах, явился постоянный литературный отдел. Был и политический отдел, но в силу тогдашних условий, никаких самостоятельных взглядов в этой сфере не допускалось, и статьи газета имела право перепечатывать только из петербургских изданий, не прибавляя ничего от себя. Были и другие стеснения: начальство постоянно вмешивалось в ведение газеты и заставляло иногда печатать статьи, несогласные с взглядами редактора, лишая его всякой самостоятельности, типография была не благоустроена, экспедиция газеты также. Но и при таких условиях, несмотря на троекратное возвышение подписной цены, число подписчиков при Каткове поднялось с 7000 на 15000. Крупнейшим самостоятельным трудом Каткова, напечатанным в этот период, являются: «Очерки древнейшего периода греческой философии» (сначала помещались в «Пропилеях», а затем вышли отдельной книжкой, М. 1854). Труд этот, написанный на основании самостоятельного изучения источников, обнимает весь досократовский период и заканчивается системами Гераклита и Демокрита.

Новое царствование и народившиеся вместе с ним новые общественные интересы побудили Каткова искать права на издание самостоятельного органа печати. Сначала он думал возобновить «Сын Отечества», но этот журнал перешел к Кукольнику; затем он хотел купить у Дерикера «Северное Обозрение», а когда и это не удалось, то решил ходатайствовать о разрешении нового журнала, который выходил бы от одного до четырех раз в месяц, под названием «Русского Летописца» и состоял бы из отделов литературного, критического и политического. В качестве приложения к журналу Катков проектировал выпускать ежедневный листок «Текущих известий Русского Летописца». Ходатайство Каткова встретило сильное противодействие со стороны московского университета, который опасался, что новый орган будет служить подрывом «Московским Ведомостям», и что Катков, заботясь о своем издании, будет нерадеть об университетской газете. Ввиду этого решено было отказать Каткову, но, благодаря поддержке со стороны товарища министра народного просвещения, князя П. А. Вяземского, и статс-секретаря графа Блудова, решение было переменено, тем более, что второе возражение университета пало само собой, когда Катков выразил готовность, в случае необходимости, отказаться от редактирования «Московских Ведомостей». Издание ежедневного листка признано было неудобным, и Катков получил разрешение выпускать раз или два в месяц журнал под названием «Русский Вестник» по предложенной им программе, но с тем ограничением, чтобы летопись политических событий и военных действий представляла собою, «без всяких рассуждений со стороны редакции, лишь связный выбор известий сего рода из периодических изданий, в России выходящих». От редактирования «Московских Ведомостей» Каткову пришлось отказаться.

Новый журнал начал выходить с 1856 г.; ближайшими членами редакции были объявлены Е. Ф. Корш, П. Н. Кудрявцев и П. М. Леонтьев. В длинном списке лиц, обещавших свое сотрудничество, встречаются имена самых выдающихся наших писателей и ученых. Из писателей-художников отметим графа Л. Н. Толстого, Тургенева и Гончарова, из деятелей науки — Бестужева-Рюмина, Бодянского, Буслаева, Галахова, Ешевского, Забелина, Кавелина, Соловьева, Сухомлинова, Тихонравова, Чичерина. Если прибавить сюда еще имена людей с резко обозначенной общественной физиономией, как-то: Аксаковых, Анненкова, А.. И. Георгиевского, Д. А. Милютина, А. Н. Пыпина, Н. А. Любимова, то станет ясно, что с одной стороны в «Русском Вестнике» сосредоточились тогда все лучшие силы русской интеллигенции, а с другой стороны, что взгляды редакции отличались необычайной широтой, ибо в этом списке соединились лица, вскоре разошедшиеся в диаметрально противоположные стороны: тут есть корифеи и славянофильства и западничества. Впрочем, с Аксаковыми Катков был близко знаком еще со студенческой скамьи; имен же Погодина и Шевырева в списке нет, так что журнал в начале приобретал скорее, западническую, чем славянофильскую окраску. Сам редактор первое время не занимался общественными и политическими вопросами. В 1856 г. он, кроме общего редакционного труда, дал для журнала статью, чисто эстетического содержания: «Пушкин», да и та осталась незаконченною. Политическое обозрение, связанное цензурными условиями, составлялось некоторыми из сотрудников, и Катков не был им доволен. В 1857 г. он начал принимать участие в этом отделе, а с 1858 г. целиком взял его в свои руки. Журнал сразу пошел очень хорошо: уже в марте 1856 года было 3000 подписчиков, и скоро пришлось закрыть подписку за неимением свободных экземпляров.