Жизнь декабристов и их потомков. Рылеев

       Подивись, мой друг, и в сию самую  минуту, когда я  занят только тобою  и нашею малюткою, я нахожусь в  таком утешительном  спокойствии, что  не могу выразить  тебе. О, милый  друг, как спасительно  быть христианином. Благодарю моего  Создателя, что  Он меня просветил  и что я умираю  во Христе. Это  дивное спокойствие  порукою, что Творец  не оставит ни  тебя, ни нашей  малютки. Ради  Бога не предавайся  отчаянью: ищи утешения  в религии. Я  просил нашего  священника посещать  тебя. Слушай советов  его и поручи  ему молиться о  душе моей...

       Ты не оставайся  здесь долго, а  старайся кончить  скорее дела свои  и отправиться  к почтеннейшей  матушке, проси  ее, чтобы она простила  меня; равно всех  своих родных проси  о том же. Екатерине  Ивановне и детям  кланяйся и скажи,  чтобы они не  роптали на меня  за М.П. (Михаил  Петрович Малютин  — привлекался к следствию, но осужден не был.) не я его вовлек в общую беду: он сам это засвидетельствует. Я хотел было просить свидание с тобою, но раздумал, чтобы не расстроить тебя. Молю за тебя и за Настеньку, и за бедную сестру Бога и буду всю ночь молиться. С рассветом будет у меня священник, мой друг и благодетель, и опять причастит.

       Настиньку благословляю мысленно Нерукотворным образом Спасителя и поручаю тебе более всего заботиться о воспитании ее. Я желал бы, чтобы она была воспитана при тебе. Старайся перелить в нее свои христианские чувства — и она будет щастлива, несмотря ни на какие превратности в жизни, и когда будет иметь мужа, то ощастливит и его, как ты, мой милый, мой добрый и неоцененный друг, ощастливила меня в продолжение восьми лет. Могу ль, мой друг, благодарить тебя словами: они не могут выразить чувств моих. Бог тебя наградит за все. Почтеннейшей Прасковье Васильевне моя душевная искренняя, предсмертная благодарность. Прощай! Велят одеваться. Да будет Его святая воля.

Твой  истинный друг К. Рылеев»

         4.4 Казнь 

     К. Ф. Рылеев был казнён 13 июля 1826 года вместе с Пестелем, Каховским, С. Муравьёвым-Апостолом  и М. Бестужевым-Рюминым.

     Рылеев  был одним из тех трех несчастных, которых вешали дважды (вместе с  Сергеем Муравьевым и Каховским). Веревки порвались во время казни, вероятно, из-за тяжести кандалов. В  связи с этим Рылееву приписывают  разные восклицания (проклятия в  адрес судьбы или в адрес палачей). Но сохранился рассказ человека, присутствовавшего  при казни по службе: «У Рылеева  колпак упал, и видна была окровавленная  бровь и кровь за правым ухом, вероятно от ушиба. Он сидел скорчившись, потому что провалился внутрь эшафота. Я к нему подошел, он сказал: «Какое несчастие!». Генерал-губернатор, видя с гласису (пологая земляная насыпь впереди наружного рва крепости), что трое упали, прислал адъютанта, чтобы взяли другие веревки и повесили их, что и было немедленно исполнено». По рассказу свидетелей казни, генералу предлагали известить о случившемся императора (не помилует ли теперь?), но Государь находился в Царском Селе, и генерал поступил как проще. Известно, что перед казнью священник Петр Мысловский сердечно прощался с осужденными. Когда он подошел к Рылееву, тот приложил его руку к своей груди и сказал: «Слышишь, отец, оно не бьется сильнее прежнего». При этом его последними словами были: «Батюшка, помолитесь за наши грешные души, не забудьте моей жены и благословите дочь». Рылеев был одним из трёх несчастных, под кем верёвка оборвалась. Господь как будто бы противился его казни, но приговор все же был повторно приведен в исполнение. 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

         4.5 Признание матери 

     Сбылось предначертание, о котором Анастасия  Матвеевна Рылеева знала уже давно и которое должно было жечь ей душу. Она умерла в 1824 году. Уверяют, что ее рассказ, столь достойный внимания, был записан ее собственной рукой. Опубликован он был в 1895 году в январском номере «Исторического вестника» под названием «Сон матери Рылеева».

     Надо  сказать, что «Коня» был не первый ребенок неблагополучной четы Рылеевых, но первый выживший. Когда ему было три года, он заболел, не то это был  круп, не то дифтерит — доктора решить не могли, но с уверенностью говорили матери, что мальчик не выживет. Мать молилась, как никогда. Забылась в  изнеможении и услышала тихий  ласковый голос: «Опомнись, не моли Господа  о выздоровлении... Он, Всеведущий, знает, зачем нужна теперь смерть ребенка... Из благости, из милосердия Своего хочет  Он избавить его и тебя от будущих  страданий... Что, если я тебе покажу их... Неужели и тогда будешь ты все-таки молить о выздоровлении!…— Да... да... буду... буду... все... все отдам... приму сама какие угодно страдания, лишь бы он, счастье моей жизни, остался жив!..» — взывала мать, с мольбой обращаясь в ту сторону, откуда слышался голос, тщетно стараясь разглядеть, кому он принадлежит. В некоторых редакциях говорится, что это был ангел, который повел Анастасию Матвеевну по предстоящему жизненному пути ее «Кони». Это были как бы отдельные комнаты. То она видела сына за учебой, то уже взрослого на службе. Но вот уже и предпоследняя комната. В ней сидело много совсем не знакомых матери лиц. Они оживленно совещались, спорили, шумели. Кондратий с видимым возбуждением говорил им о чем-то. Тут Анастасия Матвеевна снова услышала голос, более грозный и даже резкий: «Смотри: одумайся, безумная!.. Когда ты увидишь то, что скрывается за этим занавесом, отделяющим последнюю комнату от других, будет уже поздно!.. Лучше покорись, не проси жизни ребенку, теперь еще такому ангелу, не знающему житейского зла...» Но Анастасия Матвеевна с криком: «Нет, нет, хочу, чтобы жил он»... поспешила к занавесу. Тогда он медленно приподнялся, и она увидела — виселицу! Женщина вскликнула и очнулась. Ее первым движением было наклониться к ребенку, а он… спокойно спал. Ровное, тихое дыхание сменило болезненный свист в горле; щеки порозовели, и вскоре, проснувшись, мальчик протянул к маме руки. 
 
 

            Заключение. 

                                                  Ни казни, ни смерти и я не боюсь:

                                                       Не дрогнув, умру  за царя и за  Русь!

                                                       К.Ф. Рылеев, «Иван  Сусанин», 1822 

       Среди важнейших вопросов человечества  безответным останется, вероятно, главный: о тайном предназначении  данной нам Богом жизни. Две  даты начала и конца, украшающие  кладбищенские кресты, являются  лучшим и очевиднейшим доказательством  того, что судьба неподвластна  нашему представлению о ней,  самым продуманным и выверенным  планам, самоутвердившимся в общественном  сознании мифам о личной свободе.  Величайший русский поэт-вольнодумец  Кондратий Федорович Рылеев, как  никто другой, всей своей жизнью  доказал, что свобода не в выборе пути, а в том - с кем и как по нему пройти...

     Многие  читали рассказ его матери о том, как в младенчестве Коня смертельно заболел, и мать буквально выпросила, вымолила его у Бога, хотя видела зловещий сон, в котором была предупреждена  об уготованной для ее сына виселице. Сам Кондратий Федорович, несомненно, знал итог своего жизненного пути, но нес  свой Крест до конца: «Известно мне: погибель ждет того, кто первый восстает на утеснителей народа, - Судьба меня уж обрекла, но где, скажи, когда была без жертв искуплена свобода?» Даже в разговорах с друзьями и однополчанами Рылеев часто говорил про себя: «Кому быть повешенным, того не возьмет пуля». Действительно, он не погиб на войне под пулями, но стал жертвой иной войны. Войны духовной, войны многовековой и беспощадной против нашей великой самодержавной православной Родины.