Традиции и верования аборигенов в книгах Арсеньева

Изящные меховые изделия их (кухлянки, торбаса, малахаи, рукавицы, коврики и оленьи кожи, выделанные под замшу) мы часто  видим в городах.

Тунгус-оленевод обитает в тех местах, где есть олений корм, следовательно, в местах непригодных для колонизации. Он обитает тихонько в стороне от земледельца. Приходится с ним сталкиваться только великороссам, которые в поисках  золота углубляются в тайгу, и  в этих случаях всегда пользуются услугами туземцев.

Это вторжение постороннего элемента в  места кочевок оленеводов всегда гибельно отзывалось на последних.

При встрече с великороссом тунгус прежде всего старался откочевать в горы, но с выжиганием лесов и с потерей  родовых угодий он беднел, разорялся  и нередко погибал. Под натиском враждебных культур с юга и  запада жизнеспособный тунгус вырождался и, если ему удавалось «от греха уйти подальше», он вновь вставал на ноги; в нем опять начинала говорить кровь предков. Чины администрации, торговцы и вообще лица, случайно побывавшие у тунгусов, видя туземцев в состоянии психического и хозяйственного упадка, ошибочно делали выводы об их нежизнеспособности и, обобщая случайные явления, говорили о вымирании оленеводов, которое будто бы никак нельзя отвратить.

Дело, конечно, не в вымирании, а в оскудении  самых источников существования. Не говоря о внешних причинах гибели этого замечательного народа (эксплоатация, лесные пожары и т. д.), главную долю вины приходится положить на самого тунгуса, который упорно не желает поступаться  трудовым укладом быта отцов. 

Живя  на берегу реки, которая кишит рыбой, тунгус часто голодает и даже умирает  с голоду. Он может вооружиться  удочкой или острогой, поймать 10 — 15 налимов или во время икромета руками наловить пуд-два омулей, которые  вылазят на берег под напором  идущего стеной гурта. Но приняться  за рыбу организованно, вооружившись промышленными  орудиями лова — тунгус не в силах. Это означало бы измену старинным  хозяйственным навыкам, целую революцию  в привычной атмосфере установившихся производственных форм. 

Вот почему в самый разгар осенних  рыбалок, когда предприимчивый великоросс обеспечивает себя на целый год, тунгус, забравши авансы, где только можно, идет со своей берданкой ломать гольцы, оставив дома жену и детей с  кирпичом чая и кулем ржаной муки. Может быть, он добудет соболя, а  может быть вернется с 20-ю белками.

Промыслы  сокращаются, зверь исчезает; охотников  много, потому что русские поспевают  всюду. Правда, меха подорожали; ненадежна  и рыбалка, рыба тоже исчезает. Человек  попал в узкий промежуток между  гибелью и риском. Но судьба мечет  кости с пристрастием. В таких  случаях побеждает смерть.

Маньчжурскую  группу тунгусов мы в свою очередь-должны разделить на две части: рыболовов  по преимуществу, осевших по берегам  рек, и охотников звероловов, обитателей тайги. К первой относятся гольды и ольчи. Сюда же надо причислить и  собственно тунгусов: килей самагирцев и негидальцев [По мнению И.И. Гапановича, негидальцы — отунгусившиеся палеазиаты.]. Ко второй группе относятся орочи, удэхейцы и ороки на острове Сахалине. 

Маньчжуры-рыболовы обитают частью по реке Уссури, по всему нижнему Амуру до реки Тугура включительно и в бассейне притоков того же низового Амура, а также по реке Амгуни. Их нельзя назвать бродячими кочевниками, потому что они живут постоянно на одних и тех же местах, и многие селения их имеют весьма почтенную давность.

Те  же экономические условия быта и  окружающей обстановик как бы заранее  предначертали схему жизни для  рыболовов. «Счастье — сама жизнь! Иного  на земле не ищите. Живите около рек, в которых найдите себе пищу, а  леса доставят вам приправу и усладу. Лодки ваши — олени, для зимних перекочевок держите собак и  ни к чему более совершенному напрасно не стремитесь» [Из письма Е. И. Розенфельда]. 

Как только вскроются реки, прибрежный амурский туземец, если голодовка и  цынга не свалили его с ног, принимается за ловлю рыбы, которой  он должен поймать столько, чтобы  можно было прокормить себя, свою семью  и всех своих собак. Но вот прошла пора рыболовства, тогда он принимается  ковать стрелы для лучков и исправлять свое охотничье снаряжение, а когда  замерзнут реки и глубоким снегом в лесу завалит колодник, рыболов  превращается в зверолова. В ту пору все население, исключая стариков и  больных, женщин и детей, на добрые пять месяцев уходит в горы. Здесь в  глухой тайге, в маленьких юрточках, они проводят долгие зимние месяцы и занимаются соболеванием.

Гольдов обычно относят к южной ветви  тунгусского племени, но С. М. Широкогоров, разобравшись в фактах этнографического комплекса гольдов, пришел к следующему выводу. 

Миграционная  волна тунгусов еще в эпоху  неолита задолго до P. X. ушла из бассейна реки Желтой на север в Прибайкалье. И уже с севера, обратным движением, отдельные орды оленеводов-овонкi пришли на Амур. Здесь они встретились  с палеазиатами, китайцами и со своими далекими родственниками маньчжурами. В результате перекрестного влияния  этих народов образовалась гольдская  этническая группа. Собаководство они  позаимствовали у гиляков. В настоящее  время, окруженные кольцом китайцев и русских, гольды быстро теряют свой племенной облик.

Никто лучше гольдов не приспособился  совершать длительные путешествия  с грузовыми нартами по тайге, заваленной буреломом. Для этого  необходима хорошо продуманная организация. На зимнюю охоту гольды уходят артелями под руководством старшего, наиболее опытного зверолова; самый младший  исполняет обязанности артельщика по продовольствию. Китайские купцы  всегда пользовались услугами туземцев, чтобы с помощью их проникнуть в самые глухие таежные районы.

За  последние годы амурские туземцы  понемногу стали усваивать новые  формы жизни. Многие из них завели лошадей, занялись извозом и поставкой  дров на пароходы, позаимствовали у  русских язык, одежду, завели школы. Но, утратив свой старый жизненный  уклад, они не усвоили в достаточной  степени всего того, что принесли к ним русские и китайцы и потому в борьбе за существование стали быстро от них отставать. 

Тайга с каждым годом стала давать меньше пушного зверя, начались недоходы рыбы, а потребности к жизни увеличились. Приход стал не уравновешиваться с  расходом. Только те инородцы, которые  живут в стороне от главных  путей сообщения, предоставленные  самим себе, сохранили первоначальный уклад жизни — и, помня прадедовские советы, — «никуда не спешат и  ни к чему более совершенному не стремятся». 

Ольчи проявляют жизнедеятельность только во время хода лососевых рыб. В  остальное время года производят впечатление неподвижных ленивых  людей, наиболее находящихся в нужде.

Влияние цивилизации проявилось на них весьма худо. Они опустились, забросили  соболевание и утратили охоту  на морского зверя, за которым в прежнее  время с Амура ходили в бухту  Таба и в залив Де-Кастри. Вот  почему у них появились рассказы о непроходимых лесах, недосягаемых вершинах и т. д. Теперь они не всегда успевают заготовить достаточно рыбы для себя и для своих собак  и кредитуются на соседних рыбалках в счет будущих благ и в расчете  на вспомоществование от правительства. 

Русские и китайцы занесли к аборигенам низового Амура разные болезни, что  отразилось на здоровьи племени. Уклад  жизни туземцев начал претерпевать ряд изменений, а психика оказалась  подавленной. У них нет выдержки, столь необходимой в борьбе за существование при столкновении с пришельцами.

Русские позаимствовали у амурских туземцев тип лодки, называемой гиляцкой —  легкой, достаточно грузоподъемной, хорошо держащейся на воде, но она приспособлена  только для плавания по сравнительно тихим и спокойным протокам Амура. 

Несмотря  на то, что амурские туземцы живут  на воде, они боятся быстрых горных рек и не рискуют по ним далеко подыматься против течения, предоставляя дальнейшее продвижение грузов и  пассажиров удэхейцам.

В настоящее  время туземное население Амура, которое русская колонизация  застала на пути своего следования к морю, переживает период ассимиляции.  Идет коренная ломка их общественного строя и всего уклада жизни. Кто из них уцелеет от этой ломки и кто совсем уйдет со сцены жизни — покажет ближайшее будущее.

Охотники-звероловы, жители лесов — орочи и удэхейцы —  обитают по бассейнам рек, текущих  к западу и к востоку от водораздельного хребта Сихотэ-Алиня.

Орочи издавна расселились  по долинам рек: Тумнина, Чжуанка, Уй, Ма, Хади и Копи. С тех пор, как  в лесах, окружающих Советскую Гавань, застучали топоры на лесных концессиях, орочи оставили веками насиженные места  и ушли за водораздел в верховья реки Хунгари, куда к ним не легко проникнуть. Эти последние больше всего сохранили в чистоте свой физический тип, а вместе с тем и тот образ жизни, который так же безыскусственен и прост, как просты они сами.

Их соседи удэхейцы когда-то занимали почти весь Уссурийский  край до рек Судзухе и Сучана включительно. Те, которые обитали в южных  частях бывшей Приморской губернии, большею  частью вымерли, а остальные подверглись  двойной ассимиляции, сначала со стороны китайцев, а потом со стороны  русских. Потесненные к северу теми и другими, они стали удаляться в места мало доступные.

Это оттеснение туземного  населения в Уссурийском крае продолжается и теперь. В настоящее  время удэхейцев можно найти  по верховьям рек Имана, Бикина и  Хора, по среднему течению Хунгари  и к востоку от Сихотэ-Алиня  по рекам: Холлонку, Едину, Самарге, Ботчи и частью на реке Копи.

Летний период эти лесные люди употребляют на рыбную ловлю, а  все остальные восемь месяцев  занимаются охотой и звероловством. Способы передвижения их зимой —  с нартами и собаками, а в  другое время года — на особых долбленых  лодках, которые устроены так, что  они не разрезают воду, а взбираются на нее.

Удэхейцы — удивительные мастера плавать на своих легоньких  лодочках по быстринам горных рек  в области каскадов и порогов. К этому они привыкают с  детства. Тут нужны ловкость, сообразительность  и глазомер. Малейшая оплошность грозит гибелью всем находящимся в лодке.

Когда требуется быстро и  в сохранности доставить ценный груз какой-нибудь экспедиции или на прииски, для этого всегда нанимают удэхейцев. Они прекрасные носильщики. Русский человек пронесет большой  груз, но на короткое расстояние, удэхэйцы меньше, но будут нести его две, три недели под ряд. Тут сказывается  не сила туземцев, а их сноровка и  выносливость. Удэхейцы, как и все  обитатели лесов, молчаливы, ко всему  относятся с опаской, подозрительно. Завидя другого человека, они прежде всего стараются скрыться так, чтобы  не оставить после себя следов. Они  обладают природным чутьем масштаба и ориентировки. Так как им постоянно  приходится видеть земную поверхность  с высоты гор в проекции, они  быстро осваиваются с топографическими картами и легко в них разбираются.

Уссурийские туземцы —  лучшие звероловы Восточной Сибири, наиболее добычливые охотники и следопыты. Они могли бы быть использованы и  в качестве лесных сторожей. Об этом много писалось и много говорилось, но хорошим намерениям так и не суждено было сбыться.

Сахалинские ороки тоже представляют ветвь маньчжурской группы. По этнографическим признакам и на основании лингвистических данных, они являются родными братьями ольчей на Амуре. Заимствовав оленеводство у тунгусов, они сохранили свой охотничий уклад жизни. Ороки кочуют на острове Сахалине в таких местах, куда европейцам трудно проникнуть.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

2. Традиции и верования аборигенов в исследовательской литературе

Коренное население Приморского края представлено удэгейцами (907 чел.), нанайцами (115 чел.), орочами (16 чел.) и тазами ( 204 чел.). В основном аборигены проживают в четырех районах Приморского края: Тернейском 112 удэгейцев, 1 ороч: Терней, Перетычиха, Агзу; Пожарском: Лучегорск (76 удэгейцев), Красный Яр (399 удэгейцев, 115 нанайцев, 15 орочей), Верхний Перевал (128 удэгейцев), Ясеневый (34 удэгейца), Соболиный (21 удэгеец), Олон (13 удэгейцев, 3 нанайца), Охотничий (2 удэгейца); Красноармейском 122 удэгейца: Дальнереченск, Дальний Кут, Санчихеза, Новопокровка, Вострецово, Рощино, Тимохово, Мельничное, Богуславец, Таборово; Ольгинском: Михайловка - 204 тазов [3].

В языковом отношении удэгейцы, нанайцы и  орочи Приморского края относятся  к тунгусо-маньчжурской группе алтайской  языковой семьи. Удэгейский язык принадлежит  к амурской группе тунгусских языков. Он наиболее близок к орочскому языку  и верхнеамурским говорам нанайского языка.

Согласно  антропологической классификации  нанайцы, удэгейцы и орочи относятся  к байкальскому типу североазиатской  расы большой монголоидной расы. У  тазов большая примесь китайских  и маньчжурских антропологических  компонентов. 
Наиболее многочисленный из указанных этносов - удэгейцы. В этнографической литературе XIX-XX столетий они известны под рядом названий: кякла, орочи, орочоны, удэге, удэхейцы. Соседние народы называли удэгейцев кьякала, кяка, олчан, ламка, ламунка, намунка, тозунг. В конце концов установился и бытует этноним удэгейцы.

Коренное население Приморья очень немногочисленно, по итогам Всероссийской переписи населения 2002 г. - их численность составляет 1591 человек. Все аборигены края относятся к тунгусо-маньчжурской группе народностей. По мнению ряда ученых, они произошли от древних предков, населявших Приморье еще в каменном веке, и от мохэских племен, спасшихся от монгольского нашествия. Это удэгейцы, нанайцы, орочи. Каждая народность занимала свои районы. Удэгейцы – верховья Бикина и Имана, нанайцы – устья этих рек, орочи – северное побережье.