Становление государственного строя и его роль в средневековом Китае

     Хотя  подданные Срединного государства  желали императору «безграничного долголетия», или «десяти тысяч лет жизни», они понимали, что и он смертен. Об этом в народе говорили так: «Даже император не может купить тысячу лет жизни».

     Китайская нация по традиции рассматривалась как одна большая семья, отцом и матерью которой (одновременно!) был император. В феодальном Китае имела широкое хождение поговорка: «Государь — отец и мать народа». Всем членам этого «семейства» предписывалось проявлять к императору сыновнюю любовь и почтительность.

     Император считался неограниченным властелином  подданных и их собственности, что выражалось, например, так: «Нет земли, которая бы не принадлежала императору; тот, кто ест плоды этой земли,— подданный императора».

     В отличие от обычных смертных император имел три имени: личное (его запрещалось произносить и писать), династийное и храмовое. Последнее давали ему после смерти, под ним он и становился известным в китайской истории (например, Тайцзу — Великий патриарх, Шэнь-цзун — Священный предок и т. п.).

     Какие-либо сведения о частной и официальной  жизни владыки Поднебесной не разглашались и тем более не сообщались в печати. За нарушение этого правила любой человек мог поплатиться жизнью. Вот почему описания жизни Сына Неба в различных источниках не всегда точны, и это следует иметь в виду.

     Престолонаследие  в феодальном Китае возможно было исключительно по мужской линии: царствующий монарх выбирал себе преемника среди собственных  сыновей. Однако имя наследника не всегда объявлялось заранее, и это не обязательно должен был быть старший сын императора. Так, например, Шуньчжи был девятым сыном своего отца,

     Канси — третьим, Юнчжэн — четвертым, Цзяцин — пятнадцатым, Даогуан — вторым сыном. Правило не назначать наследника заранее имело определенный смысл — это помогало избежать дворцовых интриг вокруг вопроса о престолонаследии.¹²

     Император мог передать престол своему сыну и при жизни, если чувствовал физическую слабость. Так, 9 февраля 1796 г. император Цяньлун после 60 лет царствования отрекся от престола в пользу своего пятнадцатого сына, девиз правления которого получил название Цзяцин. Отречение императора и вступление на престол нового правителя было обставлено торжественными церемониями. Главным моментом в них была передача отцом сыну печати — символа императорской власти.

     Вступление  на престол императора знаменовалось  «всемилостивым манифестом», в котором  новый Сын Неба повелевал принести жертвоприношения на кладбищах, где  покоились монархи, его предшественники, и на родине Конфуция. Провинциальным властям предписывалось заняться ремонтом храмов, построенных в честь духов гор и рек. Награждались лица, отличившиеся особой сыновней почтительностью, а также вдовцы, не женившиеся после смерти жены, и вдовы, сохранившие верность памяти мужей. Новый император клялся почитать своего предшественника и поклоняться его духу.

     Почитание подданными Сына Неба составляло важнейший  элемент духовной основы государства. Это почитание порой доходило до самопожертвования. Древнее китайское  изречение гласит: «Когда государь оскорблен, чиновники умирают». Это значило: если государство постигают бедствия и смуты, в них повинны все служилые люди, своим дурным управлением они не сумели предотвратить народных несчастий и, быть может, даже сами навлекли их — поэтому не достойны жизни. Преданные чиновники не могут перенести позора, когда император из-за нашествия варваров вынужден покинуть столицу.¹³

     При обращении к императору его подданные  совершали сложную церемонию, название которой в русском переводе звучит примерно так: «три раза встать на колени и девять раз сделать земной поклон», т. е. при каждом коленопреклонении трижды коснуться лбом земли.

     Мнение  императора считалось непререкаемым, и никто не смел усомниться в его  правильности: если он назовет черное белым, а белое — черным, это не должно ни у кого вызвать сомнений. Не удивительно, что в народе широкое распространение получила поговорка: «указывая на оленя, утверждать, что это лошадь». Происхождение этой поговорки представляет определенный интерес. После смерти основателя первого централизованного китайского государства Цинь императора Цинь Ши-хуана его престол перешел к сыну Ху Хаю. Фактически же страной правил первый советник Чжао Гао. Чтобы проверить преданность чиновников трону, он велел привести во дворец оленя, объявив, что это лошадь. Все приближенные императора в знак преданности к нему должны были говорить, что приведенное во дворец животное действительно не олень, а лошадь. С тех пор выражение «указывая на оленя, утверждать, что это лошадь», стало синонимом открытой лжи, подкрепленной властью и насилием, а поэтому не подлежащей опровержению.

     Личность  императора считалась священной. Это  был единственный в Китае человек, который никому не отдавал отчета в своих поступках. Хотя страной непосредственно управляли министры, наместники и губернаторы, но воля императора и для них была законом — любое их решение могло быть приостановлено его властью.¹⁴

     Символом  власти императора был дракон (лун) — своеобразная эмблема маньчжурской империи. На государственном гербе маньчжурских правителей был изображен дракон с четырьмя лапами и пятью когтями па каждой.

2.2. Китайская деспотия

     Особое  место в китайской социально-экономической  системе играло государство. Не имевшая  аналогов в Европе соответствующего периода масштабность его «включения» в экономическую сферу (взимание и перераспределение ренты-налога, организация крупных общественных работ за счет трудовой повинности, общее регулирование хозяйственной жизни и развития) заставляет отнести китайское государство имперского периода к явлениям не только надстроечного, но и базисного порядка. Иными словами, государство в лице казенного сектора экономики (представлявшего натуральное начало и противопоставлявшегося «частному» сектору, воплощавшему товарно-денежное начало) входило составной частью в дуальную социально-экономическую систему.¹⁵

     Тот же факт, что оно выступало прямым (рента-налог) и косвенным (налоговые  и трудовые повинности) эксплуататором практически всей массы непосредственных производителей, позволяет определить его как особый социально-экономический феномен, с которым Европа на собственном опыте познакомится лишь в сер. XX в. — через опыт фашистского и сталинского государства. Уже это позволяет через аналогии увидеть конкретное историческое значение идеологического аппарата в средневековой китайской властной системе. Власть подгребала под себя все формы общественной инициативы. Глава же ее — император, сын Неба — выступал в качестве надполитического субъекта, на одной доске с которым не могла находиться никакая общественно-властная структура или гражданское объединение. Император a priori вне критики.

     Но  таким идеологическим следствием роль власти в китайской модели не ограничивалась. При переходе от раннеклассовой формации к дуальной социально-экономической системе последняя получила в наследство от первой форму государственности — восточную деспотию. Но содержание ее существенно не изменилось. Она уже не представляла собой только объединительное начало общества. Противоречия, свойственные дуальной системе, давали возможность государству как бы встать над противоборствующими сторонами (причем, во многом являлось одной из них, что, как мы говорили, связано с восточным деспотизмом), выступая «арбитром» и, главное, гарантом сохранения системы. Это придавало китайской государственности ярко выраженный абсолютистский характер (что было подмечено в Европе еще в XVIII в.).

     Кроме сугубо экономического аспекта, не являющимся специфическим для региона по своей природе, необходимо заострить  внимание на отношениях императорской власти с религиозными институтами. В отличие от исламской идеологии, оказавшейся в преимущественном положении в силу самого хода становления государств арабского мира, нерасчлененных с исламом как идейным стержнем человека и общества, в Китае все было совсем по другому. Широко распространено представление, что место того же ислама в Китае занимает конфуцианство. Но такое представление во многом обусловлено самой китайской историографией, многие столетия бывшей в исключительном ведении конфуцианцев. Реальное положение дел показывает, что императоры и сами проявляли приверженность к различным религиозно-философским системам (наряду с конфуцианством в средневековом Китае это даосизм, буддизм и культ предков) и не были склонны ограничивать деятельность других направлений, независимо от собственных симпатий (строили храмы различных религий, организовывали церемонии). Вообще весь образ взаимодействия государства с религией демонстрирует склонность к инструментализму, нежели к подчинению. ¹⁶

     На  утверждение стабильности работали все государственно-общественные институты (и в первую очередь — официальная  конфуцианская идеология), общий  социопсихологический климат в обществе. Пригнанность государственных и  экономических структур, высокая внутренняя устойчивость и зарегулированность традиционного общества вели к затуханию прогрессивных импульсов, что отодвигало на неопределенное время перспективу формационного сдвига. Для китайского мыслителя более характерен эскапизм: образ жизни образованных кругов китайского чиновничества: конфуцианцев «на службе» и отчасти даосов, отчасти буддистов наедине с собой или в кругу друзей.

     В условиях деспотическии Китая со свойственной ему государственной  системой бюрократии и преобладания государственной земельной собственности сложился тип восточного города, не знавшего городских вольностей, свобод, комунн. Китайская централизация, превратив город в цитадель феодализма, привела к утрате остатков внутренней автономии, свойственных многим городам древности. Отличительной чертой китайского города можно считать высокую степень концентрации здесь феодалов и феодальной власти. Это было следствием преобладания в Китае сильных централизованных государственных структур и, как результат, того типа аграрных отношений, когда в деревне отсутствуют крупные и средние феодалы, не имевшие, как правило, личного хозяйства и проживавшие вместе с «двором» и воинским отрядом в городе. Являясь, как и европейский город, многофункциональным образованием, восточный город отличался гипертрофированностью одной из его функций — военно-административной.

     Городские торговые и ремесленные касты  пользовались в средневековом китайском  городе некоторым самоуправлением. Однако государство осуществляло контроль над рядом сторон их деятельности путем всевозможных регламентаций и монополий, нередко утверждало или назначало глав этих корпораций. Безраздельная власть феодалов в городе препятствовала консолидации сословия горожан.

     Все это ослабляло или парализовывало антифеодальные потенции китайских  городов, исключало возможность превращения их в центры антифеодальной оппозиции. Это был одной из причин того, что восточный город не смог повести за собой деревню, и прежде всего втянуть ее в сферу господствовавших в городе товарно-денежных отношений (как это имело место в Европе).

     Важнейшей чертой деспотии в средневековом Китае выступает наличие огромного бюрократического аппарата, в котором условно выделяется три ведомства:

• финансовое ведомство по сбору налогов;
• ведомство военное;
• ведомство общественных работ.¹⁷

     Существование этого ведомства объясняется  тем, что государство в лице деспота  выступало в качестве организатора этого орошаемого земледелия.

     Социальной  основой китайской деспотии выступала замкнутая азиатская община.

     Социально-экономическая причина китайского общества была противоречивой. С одной стороны основная масса населения проживала в пределах общины, которые жили своей внутренней жизнью, а с другой стороны - все эти общины должны были принимать участие в одной совместной работе по ведению единого ирригационного земледелия.

     В Китае переход от первобытности к цивилизации сопровождался развитием ирригационного земледелия. Создание ирригационных систем требовало организации коллективного труда большого числа людей, усилий всей страны в целом. Сложно было и поддерживать в порядке систему каналов. Все эти работы невозможно было осуществить без жесткой организации, без сильной централизованной власти. В результате во всех древних восточных цивилизациях сложилась особая форма государства - деспотия.

     Суть деспотии в Китае состояла в следующем: во главе государства стоял правитель, обладавший всей полнотой власти и считавшийся собственником всей земли. Такой тип власти реализовался за счет разветвленной административной системы, т. е. аппарата чиновников, который охватывал всю страну. Чиновники не только взимали налоги с населения, но и организовывали совместные сельскохозяйственные работы, строительство,следили за состоянием каналов. Набирали рекрутов для военных походов, осуществляли суд.¹⁸

     Такое государственное устройство было очень долговечным и устойчивым: даже когда большие империи распадались на части, каждая из них воспроизводила деспотию в миниатюре.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

     В средневековом Китае получили дальнейшее развитие черты восточной деспотии, которые ярко проявились еще в древнем Китае.

     Традиционные  основы системы высших и местных  органов управления укреплялись  и совершенствовались в это время  главным образом за счет определенного  разделения функций отдельных органов  управления: общеадминистративных, надзорно-кон-рольных, судебных и военно-командных. Те или иные звенья этой системы подвергались перестройке, менялись их полномочия и названия в связи с изменением задач, стоящих перед государством.