Русское студенчество во второй половине 19 века

     В отличие от закрытых учебных заведений, в которых учились в основном дворяне, значительное число учащихся в университетах были людьми незнатными и небогатыми. Чтобы сводить концы  с концами, студенты часто были вынуждены  подрабатывать. Именно в XIX веке формируется  привычный облик российского  студента, снимающего дешевую комнату  и зарабатывающего на жизнь частными уроками или переводами. Правда, социальный статус учащихся был достаточно высоким. Но бедность и бесприютность во все времена были спутниками российского студенчества.

     Московские  студенты в основной своей части  еще с шестидесятых годов XIX столетия состояли из провинциальной бедноты, из разночинцев, не имевших ничего общего с обывателями,

      В пореформенное время продолжался  рост численности студентов университетов, и в 1880 г. их было уже более 8 тысяч. Менялся состав студенчества, стало больше студентов нуждавшихся в стипендиях, зарабатывавших на жизнь. Так, в Казанском университете в начале 70-х гг. всего 28% студентов могли существовать на свои средства, а в Одесском число нуждавшихся доходило до 80%. Для ряда категорий студентов вводились специальные стипендии. Так, в 1863 г. установили 150 стипендий для бывших студентов СПУ, которые учились в других университетах и приготовлялись к учительскому званию. Для студентов, занимавшихся славянской филологией, в 1862 г. были учреждены стипендии Кирилла и Мефодия. Их могли получать по 4 студента в Московском, Санкт - Петербургском, Казанском, Харьковском и Киевском университетах (240 руб. в год).

      Не  имея благородного происхождения, студент  «зарабатывал» своей учебой все  более и более высокое положение  в обществе. Статус студента второй половины XIX в. был переходным. Право (скорее воображаемое или отложенное до окончания университета) на «благородство» подкреплялось фактом соотнесения университетских ученых степеней — студента, кандидата, магистра — с классовыми чинами. Между прочим, «студент» («действительный студент») по законодательству первой половины XIX в. — первая ученая степень, она присваивалась оканчивающим курс, но назывались так и все учащиеся. Окончивший университет кандидатом (с написанием научной работы и ее публичной защитой) мог рассчитывать вступить в службу с чином XII и даже X класса, дающим личное дворянство. Образ «благородства» поддерживался вежливым обращением со студентами, большинство из которых были выходцами из духовного звания, неупотреблением телесных наказаний (зато по указу 1811 г. «буйного» студента можно было отослать в военную службу). И все-таки мыслимые блага ожидали студента не в настоящем, а в будущем, зато исключение из университета делало его маргиналом в российском обществе: ни вернуться в духовное звание, ни дотянуться до «благородного сословия» он не мог.

      Разумеется, особенности социального состава  повлияли на формирование особой идеологической надстройки студенческого мира. Формирование идеологии происходит посредством деятельности организаций студенческого самоуправления. Впервые различные «прообразы» самоуправления в университетах стали появляться в Москве и Санкт-Петербурге. Немного позднее ССУ получило развитие в Дерптском и Казанском университетах. Главным образцом ССУ для активного студенчества того времени были университеты Германии, где объединения студентов для решения различных вопросов жизни стали уже привычным делом.

      Активно издавались студенческие газеты, при  финансовой поддержке, разумеется, Администрации  ВУЗа. Она не только не препятствовала, но и часто помогала в организации  выпусков. Естественно, это относилось только к тем изданиям, которые  не затрагивали в своих выпусках вопросов политической жизни и не носили противосамодержавный характер. Примерами могут служить «Студенческая  газета» Москвы и «Студенческие  годы» СПб.

      Неизменным  оставались, студенческий суд чести, к тому времени просуществовавший  уже более 60 лет, научные студенческие общества, студенческие «сходки», студенческие землячества. 

      Студенческие  «сходки» - общие собрания всех студентов  университета, представлявшие собой  специфический институт, сравниваемый с народным собранием.

      Сходки  за достаточно длительное время их существования приобрели некоторые  ритуальные особенности: отсутствие жесткого регламента, постоянный шум и дискуссия  всех со всеми, открытый характер голосования, принцип «один человек — один голос». Сходка могла быть и курсовой, и общеуниверситетской (общевузовской).

      В это время складывается традиция наставничества. Старшие студенты, входившие в корпорации, землячества, принимали первокурсников, вводили  их в жизнь университета, рассказывали о традициях и обычаях ВУЗа, придумывали и проводили обряды посвящения в студенты, рассказывали о кодексе этики студента того или иного ВУЗа и, таким образом, помогали им приспособиться к условиям университетской жизни.

      Идеологическими надстройками на базе органов студенческого  самоуправления начали заниматься гораздо  позже, чем, нежели возникло само студенческое самоуправление. Но чем далее развивалось  образование в России, тем более  ясной становилась необходимость  введения элементов корпоративной  культуры в студенческие массы. Естественно, ни о какой жесткой идеологии  речи не шло. Но, в то же время, существовала потребность единства, ощущения «единой семьи».

      Именно  поэтому студенты путем объединения традиций и обычаев ВУЗа составляли правила поведения в студенческой среде, которых и придерживались, в том числе апеллируя к этим правилам на студенческих судах чести. Эти правила назывались кодексами чести. Они никогда не были жестко зафиксированы и закреплялись, в основном, конвенционно. В них включался и перечень так называемых «естественных прав студента», к которым относились:

      - Право называться студентом и носить студенческую форму (главный признак корпоративного стиля);

      - Право на неприкосновенность и ненаказуемость иначе как по решению студенческого суда чести;

      - Право на сходку;

      - Право на корпоративную помощь;

      - Право на создание студенческих организаций.

      Этика «чести» не была исключительно российским феноменом — студенты Германии, Франции и Великобритании имели  схожие «кодексы поведения» и обслуживающие их институции.

      Кодексы регламентировали и преступления в  студенческой среде. Органом, имеющим  право назначать наказания, являлся  студенческий суд чести. Наиболее серьезным  преступлением были обман ради материальных выгод и кража: виновного могли  приговорить к исправительным работам, оштрафовать или подвергнуть  остракизму. Среди тяжких проступков фигурировали предательство и штрейкбрехерство во время студенческих «историй», заслуживавшие  бойкота. Могли рассматриваться  в суде и более мелкие проступки, вплоть до подробностей сексуальной  жизни, хотя и весьма редко.

      Редактор  «Журнала Министерства Народного Просвещения» А.И.Георгиевский в 1874 году отмечал такие характерные черты студенчества, как ограниченность знаний, «поверхностная обширность их образования», отчужденность от «христианского смирения и самоотвержения», недовольство своей долей, а вместе с тем и всем общественным строем, порождающие склонность к радикализму⁸.

      Происходило выделение студенчества в качестве отдельной социальной группы. Ощущение принадлежности к обособленному  миру студенчества, имеющему свое мировоззрение  и идеологию, способствовало в будущем  формированию сильной оппозиции самодержавию. Именно студенты Московского, Казанского и Петербургского университетов были в первых рядах борцов за свободу в революции 1905–1907 гг. На сходках 9 сентября 1905 года студентами была принята резолюция, требовавшая свержения самодержавия и превращения России в демократическую республику.  

 
3.2 Быт и развлечения 

      Что касается проживания студентов, например, Санкт – Петербургского университета, то до начала 1820-х гг. казенные студенты, как и большинство профессоров, жили в зданиях университета. Расселение же своекоштных студентов, которые стали стремительно прибывать во второй половине 1820-х – начале 1830-х годов, происходило по всему городу — от Васильевского острова до Песков и Коломны. Выбор квартиры определялся ее дешевизной, а дешевое жилье можно было найти в любом конце города, кроме центральной части. Некоторые студенты селились у родственников. Так или иначе, в Петербурге не сложилось подобия «Латинского квартала», как в Париже или малых университетских городах Германии.

      Живя  по 10-12 человек в комнате, казеннокоштные студенты часто болели. Особенно плачевной  была ситуация в первые годы существования  Педагогического института, когда  из-за большого набора студентов (одновременно учились студенты старшего и младшего выпусков, почти 200 человек) в университетских  покоях создалась перенаселенность. Сырые и душные комнаты, отсутствие физической активности, усиленный режим  занятий, все это объясняет небывалое  количество болезней и даже смертей  среди студентов Педагогического  института. Массовыми болезнями  были чесотка и головная боль (от топки печей, от занятий в душном помещении). Причинами смерти становились  чахотка или брюшной тиф. Обычный  недельный рапорт профессора, назначенного смотрителем студентов: «… Все благополучно, только студент Левицкий занемог  и отправлен в Обуховскую градскую больницу, а студент Новицкий сегодня  в 6 часу пополудни скончался в доме института»⁹. Однако условия в градской больнице были плохими: слишком мало Институт мог перечислять городу денег за лечение студентов, и они не раз просили Конференцию профессоров забрать их, чтобы умереть «в своих покоях». Эта удручающая картина не была чем-то уникальным: в то время, когда в Институте скученно жили и учились казенные студенты, их быт в основных чертах повторял обстановку кадетских корпусов и других закрытых учебных заведений, с той только разницей, что студенты были взрослее — от 18 до 23 лет.

     Московские  студенты в основном ютились в своеобразном «Латинском квартале», между двумя Бронными и Палашевским переулком, где немощеные улицы были заполнены деревянной стройкой с мелкими квартирами. Кроме того, два больших заброшенных барских дома дворян Чебышевых, с флигелями, на Козихе и на Большой Бронной почти сплошь были заняты студентами. В каждой комнатушке студенческих квартир «Латинского квартала» жило обыкновенно четверо. Четыре убогие кровати, они же стулья, столик да полка книг. Нередко на четырех квартирантов было две пары сапог и две пары платья, поэтому устанавливалась очередь: сегодня двое идут на лекции, а двое других дома сидят; завтра они пойдут в университет. Обедали в столовых или питались всухомятку. Вместо чая заваривали цикорий, круглая палочка которого, четверть фунта, стоила три копейки, и ее хватало на четверых дней на десять.

     В семидесятых годах XIX в. формы у студентов не было, но все-таки они соблюдали моду, и студента всегда можно было узнать и по манерам, и по костюму. Большинство, из самых радикальных, были одеты по моде шестидесятых годов: обязательно длинные волосы, нахлобученная таинственно на глаза шляпа с широченными полями и иногда - верх щегольства - плед и очки, что придавало юношам ученый вид и серьезность.

     Труд  и досуг, болезнь и смерть, траур  и праздник — эти структуры  повседневности постепенно приобретали  для университетского человека специфическое  обличье и значение. Для студенческого  быта очень важны (по крайней мере, по воспоминаниям студентов всех времен) формы проведения досуга, то есть времени, свободного от занятий. При  избытке развлечений, существующих сегодня, трудно представить, в чем  студенты лет 150 назад находили свои развлечения.

      Главная радость для казеннокоштного  студента того времени (а их было большинство) — выйти за территорию университета. Сами увольнения в город по особому  «билету» были возможны только в субботние  и воскресные дни при условии  хорошего поведения. Разумеется, это  правило нарушалось на каждом шагу: журналы инспекторов пестрят  описаниями самовольных отлучек. Некоторые  описания весьма красноречивы. Например, известен случай, когда студент Соловьев без спроса отлучился со двора и позже был «найден полицейскими на Выборгской стороне мертвецки пьяный, босой и весь в грязи, и отведен ими в Управу благочиния, где … ночевал вместе с колодниками, не имев образа человеческого»¹⁰. Петербургский полицмейстер Ф.Ф.Эртель распорядился выслать его из города, но по выяснении, что задержанный — студент и пользуется правом неподсудности обычной полиции, он был отдан в руки университетскому начальству. Соловьев, как говорит тот же источник, «от содержания его чрез целую неделю в уединенном покое на хлебе и воде, хотя с начала на несколько времени и исправился было, но после опять настолько ослабел, что редкий стал проходить день, в который бы он не напивался до безобразия». Поскольку для науки от такого студента проку не было, Конференция профессоров, истощив все усилия, обратилась к попечителю с предложением удалить пьяницу, определив его в военную службу, что и было сделано.

      Места обычных студенческих «загулов»  за оградой университета были более  или менее постоянны. Это были самые дешевые трактиры, где студентов  кормили и поили в долг. В Петербурге таких заведений было достаточно в Загибенном переулке. Название переулка исчезло в 1860-х годах и обозначало нынешние Двинский, Кубанский, Тучков и Волховский переулки — кратчайший зигзагообразный маршрут от 1-й линии к зданию университета. Ранее студенты посещали также кондитерскую Кинша на углу Большого проспекта и 1-й линии, где был бильярд. Популярными ресторациями Васильевского острова были кухмистерская «Лондон» и заведение Гейде, а также ресторан Тиханова на набережной напротив Николаевского моста. В этих «точках» студентам наливали в долг. По положению, можно было довести долг до 10 руб. ассигнациями, так как эту сумму университетское Правление готово было погасить по требованию кредиторов в случае финансовой несостоятельности студента. За эти деньги можно было провести примерно десять вечером Гейде, с пивом, но без вина. Вход в ресторации был платным, даже если студенты ничего не собирались заказывать, но в Загибенном переулке эти суммы были символическими.