Решение северокавказского вопроса. Судьба кавказских республик

 Тогда Раевский стал вводить в эти журналы загадочные предметы, которые в частных письмах он пояснял своим придворным связям, как контролирующий и обвиняющий своих непосредственных начальников: Граббе и Головина, над которыми он едко издевался, выставляя обоих пошлыми дураками. Впрочем, при этом Раевский все-таки, хотя сколько-нибудь, да сохранял призрак осторожности; но когда неприятель стал овладевать нашими прибрежными крепостями, и что по Высочайшему повелению последовал запрос Головину, и Граббе,и Раевскому, и по получению их ответа Военный Министр послал им бумагу, по слогу явно продиктованную Императором, - которого слог совершенно отличался своим повелительным тоном, - начинающаяся словами: «усматривая совершенное разноречие в отзывах трех Главных Начальников Кавказа!»... тогда Граббе и Раевский гласно стали провозглашать, что сам Государь признает их равными Корпусному Командиру! в последствие чего Граббе отстранил от себя власть Корпусного Командира, фактически отделяясь от него, а Раевской с циническою наглостью стал официально поднимать на смех повеления Граббе и Головина, отвечая на их формальные бумаги едкими колкостями и пошлыми насмешками.

Все эти обстоятельства, добавленные к прежним опалам, окончательно сломили природную неприклонную энергию Головина и он письмом Государю просил увольнения от занимаемого им поста, что и получил.

Раевский Николай Николаевич (1801-1843), генерал-лейтенант. Сын известного генерала и героя Отечественной войны 1812 года Н. Н. Раевского. С 1837 г. начальник Черноморской береговой линии. В 1841 г. вышел в отставку.

Сын славного сподвижника деятелей Отечественной войны. Он с четырнадцати лет от роду с братом своим участвовал в этой Эпопеи Русской Армии, и когда корпус отца его отрезывался неприятельскою колонною, доблестный Корпусной командир Раевской, впереди своих двух сынов, держащих по знамени, встал и пошел на пролом вражей колоны.

Само собою, Николай  Николаевич, с столь юных лет состоя в рядах Русских Героев, не мог иметь удовлетворительных воспитания и образования, но, одаренный большим умом и восприимчивостью, он пополнил недостатки своего образования большою начитанностью, в последствие придавшее ему поверхностные энциклопедические познания, которые в нем развели самое искуссное шарлатанство, отличающееся своею наглостью.

Все это в  совокупности сделало из Н.Н. Раевского замечательную умную личность без веры религиозной и общественной, глубоко но не потрясаемому убеждению, презирающего Свет, Людей, их деяния и учреждении над которыми он с глубочайшим цинизмом смеялся.

Большие, придворные связи и воспоминанья о заслугах его отца ему сильно покровительствовали.

...он оказался  вредным и невозможным шутом, не зная Русского языка, он по-французски диктовал военный журнал своему приятелю, безалаберному Льву Пушкину Пушкин Лев Сергеевич (1805--1852), брат А. С. Пушкина. С 1836 по 1841 г. служил на Кавказе. Его сослуживец Филипсон считал, что он имел «замечательную чуткость к красотам литературы», но Раевский «не мог заставить Пушкина заниматься чем-нибудь серьезно, кроме писания под его диктовку» , - брату поэта, - писавшему этот журнал по-русски, беспрестанно повторяя «да это не возможно писать, это выходит из всякого правдоподобия!» На что Раевской постоянно возражал одно и то же: «Любезный Лев Сергеевич, вы глупы и ничего не понимаете, чем больше вранья представлять в Петербург, тем более его восхищаешь и приобретаешь Кредит у него!» Филипсон так характеризовал способности Раевского: «Он говорил и писал очень хорошо, впрочем вернее будет сказать, что он диктовал; если же самому приходилось написать несколько строк, выходила бессмыслица. У него мысль далеко опережала механизм рук». «В служебных делах и отношениях он не напускал на себя важности и все делал как будто шутя. Диктуя самую серьезную бумагу, он не мог удержаться, чтобы не ввернуть какую-нибудь остроту, насмешку или намек».

Как отрядный начальник  Раевский был не возможен: и напр. в переходе, сидя верхом, в какой-то шутовской полуодежде, заставлял на походе целые полки, которых солдаты, взявши друг друга под руки, идти гусем, выплясывая с припевом малороссийского «Журавля» под песнею своею похабностью непечатанная Армейский «Журавель» -- частушки про каждый полк, часто с вкраплениями нецензурных выражений..

Раевский не успел изгнать всякой порядок и дисциплину в войсках порученного ему отряда, единственно потому что они были образованы Веляминовым (Вельяминов Алексей Александрович (1785-1838), генерал-лейтенант. С 1831 года командующий войсками Кавказской линии.) Большинство современников давали схожую характеристику А. А. Вельяминову. Вот как, например, отзывался о нем в 1827 г. И. И. Дибич: «...имеет весьма хорошую репутацию насчет хладнокровия и распорядительности в сражении» и еще имели ближайших начальников, избранных этим, в полном смысле, славным генералом.

К счастью Раевского, он кончил свою карьеру удалением от начальства береговой Линии с оказанным благоволением, потому что в Петербурге сочли не возможным его заслужено карать за все его дела, то и сочли лучше притвориться, что не знают их.

Нахальство и находчивость Николая Раевского были изумительны...

Раевской до того нагло презирал Петербург, что  в первой экспедиции береговой Линии, во время постройки укреплений, он углубился диктовать по-французски проект Пушкину, писавшего его по-русски, Морского военного поселения на восточном берегу Черного моря, имеющего служить Местному флоту, тем же чем военные поселения предполагались служить Сухопутным войскам. Пушкин тщетно клялся, что это не возможный сумбур самого дурацкого пошиба. Раевский же одно твердил: «Вы ничего не понимаете. Мудрецы Петербурга, гиганты в невежестве и дурости, всякому верят, когда умеешь изложить».

Анреп заменил Раевского.

Анреп (фон дер Гез-Генант-Вольфеншильд фон Анреп, в 1853 г. после смерти отца своей жены Цецилии Филипповны унаследовал титул графов фон Эльмпт) Иосиф Романович (1798-1860), генерал от кавалерии, генерал-адъютант. С 1839 г. принимал участие в боевых действиях на Кавказе. В 1841-- 1848 гг. начальник Черноморской береговой линии. В Крымскую войну Анреп неудачно командовал Мало-Валашским отрядом.

Не иносказательно, а истинно был помешанный, корчивший героя, храбрости и честности до иступления; в действительности же совершенно ни к чему не способный, внушаемый какими-то фантастическими идеалами, в особенности в военном отношении. Он в Турецкой войне пятидесятых годов на линии Дуная практически доказал свою совершенную неспособность и ничтожество Есть и другие мнения об Анрепе. Высокую оценку дал ему Д. В. Давыдов: «...он отлично-усердною службой своей оправдал мое о нем мнение, а возвышенностью чувств, воинственною и какою-то рыцарскою осанкою, представил мне ближайшее сходство с тем идеалом истинно военного человека, который столь давно мерещился моему воображению» (Давыдов Д. В. Записки о польской войне 1831 г.; Русская старина. 1872. Т. 6. № 8. С. 368--369). В таких же тонах о нем вспоминал Филипсон: «Анреп был рыцарем, но не плачевного образа. Высокий ростом, прекрасно сложенный, с чертами лица приятными и выразительными, он имел манеры изящные, держал себя благородно и независимо. В его выражении было всегда что-то восторженное... Во всех делах он прежде всего привязывался к мелочам, из-за которых ему не всегда видна была самая важная сторона дела, Он был честен и храбр, опасность для него не существовала... Я сказал бы, что он был и справедлив, если бы он не был пристрастен к Немцам. Вообще он был Остзейский рыцарь до мозга костей».

С Граббе Анреп был заклятый враг, не щадившего первого. На каком-то Царском смотру, по словам Анрепа, Граббе, как Дивизионный начальник, в команде переврал приказание Государя, так что Анреп со своею бригадою исполнил движение не соответствующее Высочайшей Воли, в следствие чего перед всем сбором многочисленного войска Государь Николай повелел послать Анрепа за фрунт Этот эпизод происходил на маневрах 1837 г. в Воскресенске.

В следствие этого Анреп имел объяснение с Граббе, при котором оба распетушились до того, что первый вызвал своего соперника на поединок, но как оба сознавали, что им в России стреляться не благоразумно, то согласились стреляться заграницей, куда Анреп поехал и где несколько месяцев тщетно прождал Граббе, избежавшего поединка. В последствие это послужило Анрепу поводом обращаться и отзываться о Граббе с величайшим презрением, выставляя его трусом и бесчестным актером.

Сам по себе Анреп был добрый человек, не способный сознательно делать зло и бесчестной поступок, но как пустая помешанная личность, окружающие его вводили в самые неблаговидные поступки. Прочие генералы на Кавказской Линии были личности пустейшие безо всякого значения, единственно употребляемые для обязательных инспекторских смотров. Одно исключение составлял «Засс».Курляндец Засс Григорий Христофорович (1797-1883). На Кавказе служил с 1820 по 1842 г., занимал должность начальника правого фланга Кавказской линии. Отзывы современников о нем весьма противоречивы.

, без признака  образования и убеждений, имевший особые способности на вооруженный разбой на широкую ногу, которому, в случаях надобности наказать вероломство какого-либо туземного племя, Вельями новым поручалось набег, остальное же время этот славный генерал держал «Засса», как говорится, на цепи.

Полковые командиры, выдрессированные Вельяминовым, хотя не представляли ничего особенного, но на своих постах были удовлетворительны и достойно поддерживали в своих полках дивный военный Кавказский дух.

Зато за кавказом, из трех старших генералов иноземцов двое Фези.Фези (Фезе) Карл Карлович (1797-1848), генерал-лейтенант. Выходец из Швейцарии. На русской службе с 1816 г.. На Кавказе с 1836 по 1842 г. возглавлял несколько экспедиций против горцев и Клюк-фон-Клюгенау были ничто иное как бестолковые хвастуны с обращением казарменных капралов; третий армянин Князь Моисей Захарович Аргутинской-Долгоруков, - совершенный выродок своей национальности, при грубом воспитание и отсутствия всякого образования, отличался своим строгим бескорыстием и личною храбростью: К тому же хорошо говорящий на туземных наречиях вел все переговоры лично, без переводчиков, и одаренный всей многообразной хитростью и лукавством армян, превосходно ладил с неприязненными нам племенами, чрез своих отличных лазутчиков, заблаговременно зная малейшие замыслы и намерения горцев.

(…)«Зимою Граббе поехал в Петербург под влиянием чара, причиненного в Северном Дагестане летом 1839-го года Ахулговской Кампании, самым витийским образом описанной в вымышленных военных реляциях.

Однажды на вечернем чае у Императрицы, на который был приглашен Граббе, поднесший Ее Величеству, ребенка - девочку пленную из Ахулго, дочь Жухрая, одного из Наибов Шамиля, которая была крещена при восприемниках Ее Величества и Граббе, к чаю пришел Император Николай, обратившийся к Граббе разговором о предполагаемых военных действиях на предстоящее лето. Граббе увлекся своим красноречием и до того очаровал Императора, что получил приказание на утро привести все вышесказанное им, изложенное в записке.

Приехав домой, Граббе, с одной стороны, под влиянием сего гения в которое вовлекло его красноречие, с другой стороны, не видя возможности противоречить словам, очаровавшим Царя, составил записку проекта военных действий за Тереком на предстоящее лето.

Государь, утвердив этот проект, приказал Военному Министру отправить его Корпусному командиру Головину, с повелением предоставить Граббе все нужные военные средства Кавказского Корпуса. По мнению Головина, средства, которые запрашивал Граббе, «не только выходили из пределов умеренности, но и превышали всякую меру основательности в соображениях». «Подобное требование можно объяснить одним только - заблаговременно принятым намерением отказаться от военных предприятий, под предлогом недостатка в способах продовольствия, обратив всю вину на корпусное начальство».

Этот проект был замечателен по пышному красноречию  его изложения, но не выдерживал внимательного обсуждения. В нем были одни хвастливые выражения, как напр. разбив наголову неприятеля в такой-то местности, занять его неприступную твердыню, или, - для обеспечения безопасности такой-то нашей границы, составить летучий отряд - но из каких войск и в какой численности, не поминалось, так что вероятно не достало бы всего Кавказского Корпуса, если всем раздробленным отрядам придали бы надлежащую численную силу; об продовольствие, парков, перевозочных средствах, госпиталях и мест расположения всего этого - не упоминалось ни единого слова. Вообще этот военный проект был еще нелепее и бессмысленнее, чем пресловутый «20» отрядов Паскевича Автор так называет план «одновременного «возможно быстрого покорения Кавказа», составленный И. Ф. Паскевичем в 1829 г. по приказу императора Николая I. Суть предложенного плана заключалась, по существу, в одной фразе: «войти стремительно в горы, пройти оныя во всех направлениях».

, имевший (намерение)  окончательно покорить Кавказ. Он это исполнил, но несколько дней спустя вернулся из Ичкерийских дебрей сохранно, как не бывало на Кавказе, разбитый на голову с огромными потерями. Имеется в виду неудачное наступление Граббе на столицу Шамиля Дарго в мае-июне 1842 г. За три дня отряд Граббе прошел всего 25 верст и затем под натиском горцев отсупил с большими потерями (по разным данным, 1700 или 4000 человек), бросив обоз и орудие.