Опричнина Ивана Грозного

Весть о сожжении Москвы распространилась по всей Европе. Курбский насмешливо писал о поражении  самодержца: «Бегун пред врагом и храняка (спрятавшийся беглец) царь великий  християнски пред басурманским волком». 
Москва превратилась в огромное пепелище с рядами обгорелых печных труб. 
Расчистка пожарища заняла почти два месяца. Город надолго опустел. Властям пришлось издать указ о переселении посадских людей из разных городов в столицу. 
После сожжения Москвы крымцы, поддержанные турками, выдвинули план полного военного разгрома и подчинения Русского государства. 
 
 
 
 
 
 
 
 

Предпосылки и отмена опричнины.

Новгородский  процесс перерос в репрессии  против московской знати, поводом для которых также были обвинения в измене, в участие в заговоре с Новгородом.

Суд над московской верхушкой завершился в несколько  недель, в тюремных застенках, осужденные подвергались мучительным пыткам и  признавались в любых преступлениях.

25 декабря 1570 года столичное население стало  свидетелем кровавого зрелища  -  наказания «виновных» в заговоре  против «помазанника Божьего». Среди  казненных были уже и опричные  бояре: В. П. Яковлев-Захарьин, И. П. Хирон-Захарьин и ближайшим советник царя Висковатый.

Вскоре был  арестован и сослан по доносу ловчего  Григория Ловчикова ( по обвинению в  том, что «выдал вверенные ему  тайны и открыл принятое решение  о разрушении Новгорода») и царский  любимец, главный опричник – Афанасий Вяземский.

Опричнина изжила себя, что сделало неизбежным падение  старого опричного руководства. Падение было ускорено интригами  новых любимцев царя - Малюты Скуратова-Бельского  и Василия Грязного.

Грозный убедился, что измена проникла в его ближайшее опричное окружение.Воображение рисовало ему картину грандиозного заговора, объединившего против него всех руководителей земщины и опричнины.

Можно утверждать, что Иван IV стал испытывать страх уже перед самим явлением опричнины, это подтверждает и дальнейший царский указ 1572 г. о запрещении употреблять самое название «опричнина». Нарушителям указа грозило строгое наказание: «Виновного (болтавшего об опричнине) обнажали по пояс и били кнутом на торгу».³²

Подтолкнуло царя к решению об отмене опричнины  и осознание губительности опричных порядков для военной системы  страны: так, привыкшее к грабежам и убийствам безоружного населения  опричное войско быстро деморализовалось и не смогло оказать сопротивления  войскам хана Девлет-Гирея на подступах  к Москве, последствием чего стало сожжение столицы; в то время как объединенное земско-опричная армия одержала над татарами блестящую победу (на реке Молоди), ставшую элементом сокрушительного удара по военному могуществу  Крыма, положившего конец турецко-татарской экспансии в Восточной Европе.

После пожара в  Москве в 1571 г. правительство начало исподволь готовиться к упразднению  опричных порядков. Угроза татарского вторжения ускорила слияние военных  сил опричнины и земщины. Опричники  стали получать общие назначения с земцами и нередко поступали  под начальство старших земских  воевод. Так, в уже упомянутом выше сражении на реке Молоди, выиграла объединенная армия. При ее формировании Разрядный  приказ полностью игнорировал деление  дворянского ополчения на два  раздельных войска.

После пожара в  Москве в 1571 г. правительство начало исподволь готовиться к упразднению  опричных порядков. Вскоре же власти приступили к устранению многочисленных перегородок между опричниной и земщиной в сфере административного управления. В начале 1572 г. царь объявил о восстановлении в Новгороде древнего наместнического управления и назначил старшим наместником боярина Ивана Мстиславского. Опричный боярин Петр Пронский, возглавлявший до того администрацию Новгорода, был переведен из опричной половины в земскую в подчинение Мстиславскому. Раздельному управлению Новгорода пришел конец, хотя формально деление Новгородской земли на две половины продолжало существовать. 
В связи с введением наместничества в Новгороде правительство провело объединение финансового управления страны, опричной и земской казны. Опричный печатник был переведен на земский Казенный двор и стал помощником земского казначея.

Множество признаков  указывало на то, что опричные порядки  доживают последние дни. Против обыкновения  власти в начале года не взяли в опричнину новых уездов. Остановилось строительство опричных крепостей.

Грозный долго  не решался отдать приказ о роспуске опричной гвардии. Известие о разгроме татар под Москвой, по-видимому, положило конец его колебаниям. Царь праздновал победу в течение двух недель. В  Новгороде не умолкал колокольный  звон. Во всех церквах служили торжественные  молебны.

Начался пересмотр  служилого землевладения в опричных уездах. В наибольшей мере новая  земельная перетасовка затронула  верхушку опричнины, то есть тех дворян, которые успели выслужить в опричнине  чины и поместья, а также тех  «иногородцев», которых перевели в  опричнину из других уездов. Они  должны были расстаться с землями, конфискованными  ранее у земских дворян. Масса  местных служилых людей, перешедшая в опричнину с уездом, вероятно, сохранила свои земли, но лишилась права  на опричные «прибавки». Так была упразднена главная привилегия опричнины: более  высокие по сравнению с земскими земельные оклады. Поскольку мелкие и средние землевладельцы получали добавочные земли исключительно  на поместном праве, новый земельный  пересмотр в опричнине свелся к повторному перераспределению  поместного фонда. 
До последних дней опричнины сохраняло силу завещание Грозного. Проект раздела государства, изложенный в духовной, в конце опричнины приобрел новую направленность. Царь намеревался передать младшему сыну и царице Анне почти все главные опричные уезды, расположенные в центре государства: Суздаль (с 1565), Кострома (с 1567), Ярославль и Ростов (с 1569).³³ Самодержец изверился в спасительности опричнины и в соответствии с завещанием намеревался перевести дворян названных опричных уездов на удельную службу, то есть отставить их от руководства царством. Опорой наследника Ивана должна была стать земская половина Московской земли.

Последним достойным  завершением опричных деяний явился царский указ 1572 г. о запрещении употреблять  самое название «опричнина». Нарушителям  указа грозило строгое наказание: «Виновного (болтавшего об опричнине) обнажали по пояс и били кнутом на торгу». ³⁴Эта мера, казалось бы, свидетельствовала о полном искоренении опричных порядков и служила своеобразной оценкой опричнины со стороны Грозного и его «нового руководства». Но более верным представляется другое объяснение. 
Власти боялись нежелательных толков и старались предотвратить критику ненавистных опричных порядков, принуждая всех к молчанию. 
 

Татарский хан на московском престоле.

1572 год – дата  отмены опричнины, однако она  не ушла полностью в прошлое.  В 1575 году повеяло новой опричниной, когда Грозный вторично отрекся  от короны и посадил на трон  служилого татарского хана Симеона  Бекбулатовича. Татарин въехал  в царские хоромы, а «великий  государь» переселился на Арбат.  Теперь он ездил по Москве  «просто, что бояре». В Кремлевском  дворце он садился поодаль  от «великого князя», восседавшего  на великолепном троне, и смиренно  выслушивал его указы.³⁵

Распространился слух, будто государь был напуган  предсказанием кудесников. Известие об этом сохранил один из поздних летописцев: «А говорят нецыи, что для того сажал (Симеона), что волхви ему сказали, что в том году будет пременение: московскому царю будет смерть». 
Предупреждения такого рода самодержец получал от колдунов и астрологов не однажды.

Отречение Грозного не было следствием мгновенного решения. Этому шагу предшествовала длинная  цепь событий. Самые драматические  из них разыгрались за кулисами.

Незадолго до этого  произошел раскол в верхушке «двора», в результате которого власть перешла  к крайним элементам, настоявшим на возврате к опричным методам управления. Первые симптомы конфликта внутри «дворового» руководства можно уловить в острых местнических спорах между Колычевыми, с одной стороны, Годуновыми и Сабуровыми — с другой. Боярин Федор Умной безнадежно проиграл тяжбу с боярином Богданом Сабуровым и был выдан ему «головой». Его родной брат боярин Василий Умной, являвшийся преемником Малюты Скуратова, с трудом защищался от местнических претензий постельничего Дмитрия Годунова.³⁶

Итак, царем были отправлены на эшафот руководители первого послеопричного правительства. Казни послужили толчком к расследованию второго новгородского «изменного» дела. Пущенная в ход машина террора не могла остановиться. Многие члены «двора» подверглись аресту. В числе их оказался личный медик Грозного Елисей Бомелей. Он знакомил царя с неблагоприятным положением звезд и предсказывал ему всевозможные беды, а затем «открывал» пути спасения. Грозный полностью доверял своему советнику. В конце концов астролог запутался в сетях собственных интриг и решил бежать из России. Взяв на имя своего слуги подорожную, Бомелей отправился на границу. Но в Пскове подозрительного иноземца схватили и в цепях привезли в Москву. Под пытками Бомелей оговорил новгородского архиепископа Леонида и многих знатных лиц.

Новые кровавые казни на Москве связаны были с  новгородским делом, главными героями которого стали архиепископ Леонид, архимандрит Евфимий, архимандрит Иосиф Симоновский. ³⁷

Весь этот кружок лиц запятнал себя сотрудничеством  с опричниной. Покорное духовенство сквозь пальцы смотрело на многократные браки царя и другие прегрешения против церковных правил. Но сердечному согласию пришел конец, едва Грозный объявил о полном запрещении земельных пожертвований в пользу крупных монастырей. Царь разгневался на своих богомольцев за то, что они «гонялись» за боярами, лукаво оправдываясь тем, что без боярских даяний их обители оскудеют.

Суд осудил Леонида  как еретика и государственного преступника. Архиепископ якобы  поддерживал изменнические связи  с польским и шведским королями. Обвинения были столь нелепы, что  им могли поверить лишь вконец запуганные люди.

Некоторые историки видели в отречении Грозного и  передаче трона хану Симеону игру или причуду, смысл которой был  неясен, а политическое значение ничтожно. 
Приведенные выше факты показывают, что отречение Грозного связано было с серьезным внутренним кризисом. Второе новгородское дело скомпрометировало многих высокопоставленных лиц из числа бояр и князей церкви. Страх перед всеобщей изменой преследовал царя как кошмар. Он жаждал расправы над заговорщиками, но не имел больше надежной военной силы. «Двор» не оправдал возложенных на него надежд. Главные руководители «двора» были обвинены в государственной измене и кончили жизнь на плахе.

Основная трудность, с которой столкнулись Грозный  и его окружение, состояла, однако, в другом. Отмена опричнины аннулировала те неограниченные полномочия, которыми облек царя указ об опричнине. Никто  не мог помешать Грозному казнить  «ближних людей» из состава «двора». Он добился осуждения некоторых  влиятельных церковных иерархов, непопулярных в земщине из-за пособничества  опричнине. Но царь не решился поднять  руку на могущественных земских вассалов, не имея на то санкции Боярской думы и церковного руководства. Опричная гроза не сокрушила боярскую аристократию. Царь Иван по-прежнему должен был сообразовывать свои действия с мнением знати. Полностью  игнорировать Боярскую думу было рискованно, особенно в тот момент, когда обнаружилось, что охранный корпус царя — его  «двор» — недостаточно надежен. Видимо, царь и его окружение долго  ломали голову над тем, как без  согласия думы возродить опричный режим  и в то же время сохранить видимость  законности в Русском государстве, пока склонность к шуткам и мистификациям  не подсказала царю нужное решение. На сцене появилось новое лицо —  великий князь Симеон. Трагедия неожиданно обернулась фарсом.³⁸ 
О личности Саин Булата Бекбулатовича известно немногое. Он сыграл роль, для которой больше всего подходил человек слабый и заурядный. Грозный делал с подручным ханом все, что хотел. Сначала посадил его на «царство» в Касимов, потом свел с мусульманского удельного княжества, крестил, переименовал в Симеона и женил на овдовевшей дочери князя Мстиславского. Служилый татарский хан, вчерашний басурманин, не пользовался влиянием в боярской и церковной среде. Но Грозному импонировали царское происхождение Симеона, а еще больше его полная покорность, и он поставил его во главе земской думы. Однако подручный хан не обладал достаточным авторитетом для того, чтобы единолично решать дела от имени думы. Чтобы преодолеть это затруднение, Грозный объявил о своем отречении от трона в пользу Симеона и провозгласил главу Боярской думы «великим князем всея Руси». Затем без особых хлопот он получил от своего ставленника согласие на введение в стране чрезвычайного положения. С переходом в «удел» князю Иванцу Московскому (так называл теперь себя Грозный) не надо было больше обращаться к думе. Свои указы он облекал в форму челобитных на имя великого князя.

Тотчас после  гибели новгородского архиепископа Леонида Иван IV подал Симеону  свою первую челобитную с просьбой, чтобы тот «милость показал, ослободил  людишок перебрать бояр и дворян и детей боярских и дворовых людишок: иных бы еси ослободил отослать, а иных бы еси ослободил принять». Челобитная ставила «великого князя» в явно неравноправное положение  с «удельным князем». Иванец Московский мог принять в «удел» любого из подданных «великого князя» Симеона.³⁹ 
Симеону же категорически воспрещалось принимать служилых людей из «удела». Вновь организованная «удельная» армия как две капли воды походила на старую опричную гвардию. Взятые в «удел» дворяне теряли свои поместья в земщине и получали взамен земли на территории «удельного» княжества. Новоявленный «удельный» князь обошел молчанием вопрос о размежевании великокняжеских и «удельных» владений, оставив его целиком на свое усмотрение. Иванец Московский нарочно составил свою челобитную в таких выражениях, чтобы убедить подданных, будто речь идет не о новом разделе государства на земщину и опричнину, а всего лишь об очередной реорганизации «двора» и «переборе людишок». 
Накануне первой опричнины царь покинул столицу, прежде чем объявить об отречении от престола. Накануне второй опричнины Грозный не захотел покинуть Москву и забрал в «удельную» казну царскую корону и другие регалии.  
Московскому князю понадобился примерно месяц на то, чтобы выкроить «удельные» владения и сформировать в них новую опричную гвардию. В «удел» попали в основном земли, не числившиеся в опричнине. Управление «уделом» осуществляла «удельная» дума, возглавленная Нагими, Годуновыми и Бельским. Публичные казни, осуществленные через месяц после отречения Грозного, произвели тягостное впечатление на современников.  
Кем же были люди, жертвы второй опричнины? Боярин князь Петр Куракин лишь по чистой случайности уцелел в годы первой опричнины. Его брата, боярина Ивана, заточили тогда в монастырь. Он сам попал в ссылку в Казань и пробыл там десять лет. В Москву его вернули только затем, чтобы возвести на эшафот. 
Боярин Иван Бутурлин, окольничий Дмитрий Бутурлин и окольничий Борисов были людьми другой судьбы. Они вошли в опричную думу, когда опричнина переживала закат. После ее полной ликвидации они сбросили черное опричное одеяние и перешли в земскую думу. Аналогичным был жизненный путь других опальных из Синодика. 
Князь Данила Друцкий, виднейшие дьяки Дружина Володимеров и Осип Ильин сделали карьеру в опричнине, а затем перешли в земщину и возглавили там приказы.⁴⁰

Итак, в августе  Грозный расправился с руководителями «двора», в сентябре — октябре  расследовал новгородскую измену, в  конце октября отрекся от престола, в течение месяца создал новую  опричнину — «удел», наконец, отдал  приказ о казни виднейших земских  бояр. 
Современники глухо сообщают, что причиной новых опал был раздор в царской семье. Наследника, как видно, заподозрили в намерении свергнуть отца и занять трон. Чтобы поставить препону сыну, Грозный нарек на великое княжение Симеона.