Опричнина Ивана Грозного

В Слободском монастыре  должность пономаря приобрела особое значение потому, что царь с сыновьями  были большими любителями колокольного звона и взбирались на колокольню со звонарем вместе.

Вопреки бытующему  мнению в историографии образование  опричного  «ордена» было кратковременным  эпизодом в истории опричнины.

Его создание тесно  связано с  конфликтом с митрополитом:

Обличения митрополита  произвели огромное впечатление  на столичное население. Грозный  задумал учинить суд над Колычевым. Но он боялся, что епископы воспользуются  правом печалования и заступятся за главу церкви. По церковным правилам миряне не могли судить иерархов церкви.

Очень может  быть, что сам Слободской монастырь  возник в период подготовки суда над  митрополитом.

Глава церкви обличил  неправедное житие царя. Наличие  в Слободе иноческого братства воочию показывало всем, что государь ведет  жизнь святого. Опричники выехали  на Соловки для розыска о неправедной  и порочной жизни Филиппа в  бытность его соловецким игуменом. Власть находилась в руках слободского  игумена, и он одержал верх над  игуменом соловецким. 
После розыска десять опричных «братьев» увезли с Соловков в Москву игумена Паисия и десять соловецких братьев. 
Священный собор осудил митрополита. Конфликт получил завершение после того, как слободской пономарь задушил низложенного митрополита. Вскоре же орден стал быстро саморазрушаться. В 1570-1571 гг. одни братья были зарезаны либо повешены на воротах собственного дома, другие утоплены либо брошены в темницу. 
 
 
 
 

«Опричная гроза».

«Заговор» Федорова.

В первые дни  опричнины Москва стала свидетелем кровавых казней. Казнили десятками, сотнями, целыми семьями и даже родами.

    Очевидцы  первых дней опричнины Таубе и  Крузе отметили, что царские опричники  форменным образом терроризировали  обитателей княжеских гнезд. Опальных княжат хватали и увозили в  ссылку, а членов их семей изгоняли из усадеб, и те должны были добираться в места поселения сами. Поскольку  опальным запрещалось брать с  собой что-либо из имущества, некоторые  принуждены были кормиться в пути подаянием.

В соответствии с официальной версией конюший  Федоров-Челяднин готовился произвести переворот с помощью своих  многочисленных слуг и подданных, будто  бы посвященных в планы заговора. Царские телохранители совершили  несколько карательных походов  во владения Челяднина. Ближние вотчины  конюшего разгромил Малюта Скуратов. Заслуги палача были оценены должным  образом, и с этого момента  началось его быстрое возвышение в опричнине. После разгрома ближних  вотчин настала очередь дальних  владений. Челяднин был одним из богатейших людей своего времени. Ему  принадлежали обширные земли в Бежецком Верху, неподалеку от Твери. Туда царь явился собственной персоной со всей опричной силой. При разгроме боярского двора «кромешники» посекли боярских слуг саблями, а прочую челядь и домочадцев согнали в сарай и взорвали на воздух порохом.

Погром не прекращался  в течение нескольких месяцев  — с марта по июль. Летом опричники  подвели своеобразный итог своей  деятельности со времени раскрытия  «заговора». «Отделано 369 человек и  всего отделано июля по 6-е число» (1568), — читаем в Синодике. Примерно 300 человек из указанных в «отчете» были боярскими слугами и холопами. Они погибли при разгроме вотчин. 
Согласно официальной версии, с которой Шлихтинг ознакомился в опричнине, у конюшего Федорова было 30 сообщников.

Как правило, следствие  проводилось в строгой тайне, и смертные приговоры выносились заочно. Осужденных убивали дома или  на улице, на трупе оставляли краткую  записку. Таким способом преступления «заговорщиков» доводились до всеобщего  сведения. 
Репрессии носили в целом беспорядочный характер. Хватали без разбора друзей и знакомых Челяднина, уцелевших сторонников Адашева, родню находившихся в эмиграции дворян и т.д. Побивали всех, кто осмеливался протестовать против опричнины. Недовольных было более чем достаточно, и они вовсе не хотели молчать.

Пытки открыли  перед властями путь к подтверждению  вымышленных обвинений. Арестованных заставляли называть имена «сообщников». Оговоренных людей казнили без  суда. Исключение было сделано только для конюшего Ивана Федорова и  Михаила Колычева. Царь собрал в  парадных покоях Большого Кремлевского дворца членов думы и столичное дворянство и велел привести осужденных. Конюшему он приказал облечься в царские одежды и сесть на трон. Преклонив колена, Грозный напутствовал несчастного  иронической речью: «Ты хотел  занять мое место, и вот ныне ты, великий князь, наслаждайся владычеством, которого жаждал!» 
Шлихтинг, Таубе и Крузе одинаково свидетельствуют, что экзекуцию начал сам царь, ударивший боярина ножом. По приказу самодержца земские и опричники, присутствовавшие в зале, стали наносить новые удары по телу, даже когда он перестал подавать признаки жизни. Впервые царь своей рукой покарал «изменника» и, более того, принудил придворных участвовать в публичной расправе. 
Труп убитого протащили за ноги по всему Кремлю на площадь и бросили на всеобщее поругание в навозную яму на берегу Неглинной.

В связи с  делом о заговоре Федорова погибли  Василий Борисов-Бороздин (двоюродный дядя князя Владимира Старицкого, побывавший в казанской ссылке), Иван Колычев и Федор Образцов, ранее служившие в уделе князя  Владимира. 
Репрессии 1568 г. затронули титулованную знать. Но главный удар опричнина обрушила на старомосковское боярство, которому царь после учреждения опричнины вверил управление земщиной. 
 

Территории  в составе опричнины.

Казнив Федорова-Челяднина, опричники обезглавили земское  правительство. Однако земщина все  еще располагала военными силами, многократно превосходившими опричный корпус. Это обстоятельство было предметом  постоянной тревоги царя.

Стремление укрепить военные силы опричнины и побудило царя расширить личные владения за счет Ростова и Ярославля. Опричные бояре провели в этих городах «перебор людишек», благодаря чему удельное воинство получило значительное подкрепление. 
Другая цель была обусловлена возвратом опричного правительства к антикняжеской политике. Вместе с конюшим Федоровым опричники казнили в 1568 г. самых видных из казанских ссыльных: боярина князя Андрея Катырева— Ростовского и князя Федора Троекурова-Ярославского, князя Василия Волка-Ростовского, трех князей Хохолковых-Ростовских, князя Александра Ярославова-Ярославского, Данилу Сицкого-Ярославского, Данилу Ушатого Ярославского, князя Федора Сисеева-Ярославского, князя Михаила Засекина, Ивана Смелого Засекина и Семена Баташева Засекина. 
Описанные казни и зачисление в опричнину Ростова и Ярославля сводили на нет результаты амнистии 1566 г. Однако преувеличивать значение новых выселений не следует.¹³ 
Опричнина обострила земельный голод. Множество дворян лишились имений и стали добиваться компенсаций. Без земли они не могли нести службу. Уложение 1562 г. предписывало пускать конфискованные княжеские вотчины в поместную раздачу. В соответствии с Уложением власти успели раздать многие конфискованные у ссыльных княжат вотчины новым владельцам. 
Возвратившимся из Казани лицам либо возвращали их родовые земли, либо предоставляли в виде компенсации вотчины в разных уездах государства. Новые выселения коснулись, естественно, только тех, кто вернулся на родовые земли. 
Больше половины ростовских князей и многие ярославские князья перешли на службу в другие уезды задолго до опричнины. Эту категорию новые выселения никак не затрагивали.

На переселенцев распространялось правило, согласно которому они получали право на компенсацию. Так, например, князь Д.И. Засекин-Ярославский  получил деревни в земском  Владимирском уезде «против его  ярославские вотчины, что у него взято с городом с Ярославлем вместе».

У князей был  способ избежать общей участи. Известно, что некоторые из них поступили  на службу в опричнину. Но врата в  опричнину были узкими. В «государеву  светлость» были приняты совсем немногие лица из суздальской знати. 
На пятом году существования опричного режима под контролем опричных властей оказалась территория трех главных центров, на которой располагались самые крупные гнезда наследственных родовых княжеских вотчин. То были Суздаль, Ростов и Ярославль. Вне опричнины оставалось городище Стародуб Ряполовский. Но он был передан князю Владимиру Андреевичу. 
В 1569 г. в опричнину перешел Симонов монастырь, один из самых богатых столичных монастырей. Вследствие ходатайств со стороны англичан царь принял в свой удел Московскую торговую компанию. Еще раньше в опричнину поступили богатейшие купцы-солепромышленники Строгановы, которым царь пожаловал Прикамье. Отныне опричнину финансировал отечественный и иностранный торговый капитал.¹⁴ 
 
 
 
 
 

Конфликт  с церковью.

Начавшиеся казни, связанные с «заговором» Федорова вызвали резкий протест со стороны высшего духовенства. 
Митрополит Филипп посетил царя и долго беседовал с ним наедине. Убедившись в тщетности увещеваний, он выждал момент, когда царь со всей своей свитой явился на богослужение в кремлевский Успенский собор, и при большом стечении народа произнес проповедь о необходимости упразднить опричнину. Кремлевский диспут кратко и точно описан новгородским летописцем: 22 марта 1568 г. «учал митрополит Филипп с государем на Москве враждовати о опришнины». Диспут нарушил благочиние церковной службы и имел неблагоприятный для Грозного исход. Не получив от митрополита благословения, царь в ярости стукнул посохом оземь и пригрозил митрополиту, а заодно и всей земле суровыми карами. «Я был слишком мягок к вам, но теперь вы у меня взвоете!» — будто бы произнес он.¹⁵ На другой день о столкновении царя с митрополитом говорила вся столица. Церковь пользовалась большим авторитетом как среди власть имущих, так и в беспокойных низах. Народ не оставался безучастным свидетелем происходившего.

Он просил прекратить кровопролитие и упразднить опричнину, «твоя бо есть едина держава». Филипп молил государя, но также грозил ему Страшным Судом: «Мы приносим жертву Господеви чисту и безкровну, за тебя, государя, Бога молим, а за олтарем  неповинна кровь лиется християнская и напрасно умирают»; ты, государь, благочестив, но почему «неправедная дела твориши»; «суд сотвори праведен и истин, а оклеветающая сыщи и обличи»; «О царю, свете, сиречь православна вседержавный наш государь, умилися, разори, государь, многолетное свое к миру негодование, призри милостивно, помилуй нас, своих безответных овец»; «Аще, государь, не велиши престати от сея крови и обиды, взыщет сего Господь от руки твоее».¹⁶ 
Протест Филиппа был симптомом окончательного падения престижа царя в земщине. 
Приспешники Грозного настоятельно убеждали его пустить в ход насилие, поскольку в обстановке острого внутреннего кризиса всякое проявление слабости могло иметь катастрофические для властей последствия. 
Филипп нарушил клятву «не вступаться в опричнину» и должен был понести наказание. Опричники схватили митрополичьих бояр и забили их насмерть железными палицами, водя по улицам Москвы.

Кровопролитие, связанное с раскрытием «заговора» Федорова обострило конфликт между  царем и церковью. Следуя примеру  митрополита Афанасия, Филипп в знак протеста против действий царя покинул  свою резиденцию в Кремле и демонстративно переселился в один из столичных  монастырей. Однако в отличие от своего безвольного предшественника Колычев отказался сложить сан митрополита. 
Открытый раздор с главой церкви ставил Грозного в исключительно трудное положение. Он вынужден был удалиться в Слободу и заняться там подготовкой суда над Филиппом. Опричные власти поспешили вызвать из Новгорода преданного царю архиепископа Пимена, а затем направили в Соловки особую следственную комиссию, состоявшую из опричников и духовных лиц. Комиссия произвела розыск о жизни Филиппа в Соловецком монастыре и с помощью угроз и подкупа принудила нескольких монахов выступить с показаниями, порочившими их бывшего игумена. Состряпанное комиссией обвинение оказалось все же столь сомнительным, что самый авторитетный член комиссии епископ Пафнутий отказался подписать его. Противодействие епископа грозило сорвать суд над Филиппом. Исход дела должно было определить теперь обсуждение в Боярской думе, многие члены которой сочувствовали Колычеву. 
Конфликт достиг критической фазы. В такой обстановке Грозный решил нанести думе упреждающий удар. 11 сентября 1568 г. Москва стала свидетелем казней, зафиксированных Синодиком: «Отделано: Ивана Петровича Федорова; на Москве отделаны Михаил Колычев да три сына его; по городам — князя Андрея Катырева, князя Федора Троекурова, Михаила Лыкова с племянником». Отмеченные Синодиком репрессии против членов Боярской думы по своему размаху немногим уступали первым опричным казням. На эшафот разом взошли старший боярин думы И.П. Челяднин-Федоров, окольничие М.И. Колычев и М.М. Лыков, боярин князь А.И. Катырев-Ростовский.¹⁷

Гибель Челяднина  решила судьбу Филиппа. Вернувшаяся  с Соловков следственная комиссия представила  боярам материалы о порочной жизни  митрополита. Оппозиция в думе была обезглавлена, и никто не осмелился  высказать вслух своих сомнений. 
Послушная воле царя, земская Боярская дума вынесла решение о суде над главою церкви. Чтобы запугать Филиппа, царь послал ему в монастырь зашитую в кожаный мешок голову окольничего М.И. Колычева, его троюродного брата. ¹⁸Филиппа судили в присутствии Боярской думы и высшего духовенства. На соборном суде главным свидетелем обвинения выступил соловецкий игумен Паисий, бывший ученик Филиппа, которому за предательство обещали епископский сан. Филипп отверг все обвинения и попытался прекратить судебное разбирательство, объявив о том, что слагает с себя сан по своей воле. Но царь отказался признать отречение Колычева. Он не забыл пережитого унижения и желал скомпрометировать опального главу церкви в глазах народа. 
Филипп принужден был служить службу после того, как соборный суд вынес ему приговор. В середине службы в Успенский собор ворвались опричники. При общем замешательстве Басманов огласил соборный приговор, порочивший митрополита. С Колычева содрали клобук, набросили разодранное монашеское одеяние. Святителя изгнали «из церкви яко злодея и посадиша на дровни, везуще вне града (из Кремля) ругающеся… и метлами биюще». ¹⁹ 
Признанный виновным в «скаредных делах», Колычев по церковным законам подлежал сожжению. Но Грозный заменил казнь вечным заточением в монастырской тюрьме. 
 
 
 
 
 
 

Разгром Новгорода.

 «В это  время какой-то бродяга, родом  волынец, наказанный за что-то  в Новгороде, вздумал разом  и отомстить новгородцам и  угодить Ивану. Он написал письмо, как будто от архиепископа  Пимена и многих новгородцев  к Сигизмунду Августу, спрятал  это письмо в Софийской церкви  за образ Богородицы, а сам  убежал в Москву и донес  государю, что архиепископ со  множеством духовных и мирских  людей отдается литовскому государю. Царь с жадностью ухватился  за этот донос и тотчас отправил  в Новгород искать указанных  грамот. Грамоты, действительно,  отыскались. Чудовищно развитое  воображение Ивана и любовь  к злу не допустили его до  каких-нибудь сомнений в действительности  этой проделки.»²⁰

Донос, вероятно, исходил от близкого к старицкому двору новгородского помещика Петра  Ивановича Волынского.

По мнению же Руслана Скрынникова, это был план литовских секретных служб. Литовцы постарались скомпрометировать в глазах опричных руководителей новгородского архиепископа как главу заговора. По мнению Скрынникова, в иных условиях царь не придал бы значения фальшивке, однако навет пал на подготовленную сдачей Изборска почву.  
«Усилия литовской секретной службы увенчались полным успехом, потому что Грозный получил удобный повод для осуществления своих тайных замыслов. Чтобы окончательно развязать себе руки, царь спешно заключил перемирие и через своих послов самонадеянно заявил полякам, что ему сам Бог открыл их сговор с новгородцами», - пишет Скрынников в своей книге «Иван Грозный». То есть, получается, целью литовцев было заключение перемирия с Русью.