Октябрьская революция

Россия в феврале 1917 года обрела исторический шанс, возможность  вырваться к свободе и демократии, но не сумела воспользоваться им из-за неспособности новой власти. Партия большевиков в этой ситуации сумела увлечь народные массы своими идеями и победить в революции.

По вопросу - была ли Октябрьская революция неизбежной - до сих пор не существует консенсуса среди исследователей. Одна точка  зрения гласит: большевики, представлявшие низы общества, воспользовались критической  ситуацией и сделали для страны социалистический выбор в ущерб  демократическому развитию страны. Другая точка зрения состоит в том, что  фундаментальные изменения в  политической ситуации, сложившейся  в России осенью 1917 года, назрели, поэтому  падение Временного правительства  и победа большевиков, как самой  передовой политической партии на тот  период в России, явилось закономерным итогом исторического процесса.

К осени 1917 года политическое и социально-экономическое обострение ситуации достигло своего пика. Промышленность, финансовый сектор, транспортная система и сельское хозяйство - все это было в развале. Также в стране усиливались национальные противоречия, росли цены на продовольствие, в то время как зарплаты только понижались, а положение на фронте стало просто катастрофическим. И при всем при этом недавно сформированное из буржуазии Временное правительство, не только не выполняло провозглашенные им принципы, но и не имело плана по выводу страны из кризиса.

Все это приводило  только к усилению крайне левых сил в стране. Именно в этот момент партия большевиков начала планировать переворот. Именно большевиками были выдвинуты знаменитые лозунги: "Мир - народам!", "Земля - крестьянам!", "Фабрики - рабочим!", а позже "Вся власть Советам!". В том числе большевики обещали провести аграрную реформу и немедленно прекратить войну. Большевики быстро завоевали поддержку рабочих, солдат и крестьян, а к началу сентября 1917 и большинство в Советах Петрограда и Москвы. Стоит отметить, что некоторые большевики придерживались стратегии мирного прихода к власти, другие, напротив, придерживались стратегии силового захвата власти.

ЭКОНОМИЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ РОССИИ В 1905—1909 гг.так же повлияло на октябрьскую революцию

 
Революция 1905 года и Русско-японская война оказали неблагоприятное  воздействие на экономическую сферу  страны. В борьбе с революцией владельцы  предприятий не редко шли на свёртывание  производства и локауты. Следует  отметить что в ходе войны, с одной  стороны, военные заказы способствовали развитию отраслей промышленности, связанных  с производством боеприпасов, но с другой стороны, постоянные затраты  на ведение войны привели к  ухудшению финансовой системы страны и дефициту государственного бюджета. 
В результате этого, после кратковременного оживления экономической жизни в 1907 г., начался новый экономический кризис. По сути, начиная с кризиса 1900—1903 гг. российская экономика находилась в состоянии застоя. Но уже начинают проявляться новые тенденции в российской промышленности. После кризиса 1900—1903 гг. российская промышленность становится более восприимчива к техническим нововведениям в производстве, для более устойчивого положения на рынке и лучшего обеспечения сбыта продукции предприятия начинают объединяться в монополии. Наиболее распространённым видом монополистического объединения в России были синдикаты – промышленные предприятия, совместно сбывающие продукцию. 

/Таким образом, сделаем вывод, что кризисы и социальные волнения в российском обществе показали промышленникам необходимость интеграции, что приводило к созданию крупных промышленных объединений, как это было в то время в капиталистических странах Западной Европы. Но российские монополии отличались от западноевропейских. Если последние создавались в результате усложнения и удорожания технологий производства после II НТР, то первые, наоборот, отличались использованием большого количества рабочих по причине отсутствия передовых технологий в производстве и дешевизны рабочей силы. Но для выхода на мировой рынок отечественной промышленности требовалось применение новейших технологий производства, т. к. только в этом случае российские товары могли получаться относительно дешёвыми, производиться с нужной скоростью и быть конкурентоспособными на мировом рынке. Поэтому основной задачей в промышленном секторе было внедрение передовых технологий в производство.

Крестьяне перед октябрьской революцией.

Очевидно что революция значительно сказалась на крестьянах. Как писал Троцкий “Цивилизация сделала крестьянство своим вьючным ослом.” Буржуазия в конце концов изменила лишь форму вьюка. Едва терпимое у порога национальной жизни, крестьянство остается, по существу, и за порогом науки. Историк интересуется им обычно так же мало, как театральный критик -- теми серыми фигурами, которые подметают подмостки, носят на спине небо и землю и моют уборную артистов. Участие крестьянства в революции прошлого до сих пор остается едва освещенным

Гражданская армия  не раз подавляла в деревни  восстание крестьян. Городские рабочие, становясь на сторону восстания, встречали буржуазных устремителей камнями и осколками черепицы.

Если Петроград  и Москва играли руководящую роль в движении рабочих и солдат, то первое место в крестьянском движении надо отвести отсталому центру и  среднему Поволжью. Вспыхнув в этой полосе уже в марте ,движение сразу окрашивал террором. Усилия правящих партий вводит вскоре в русло соглашательной политике.

Крестьяне в течении всего лето все ближе подходили к гражданской войне. По сообщению земельных собственников тагапроиского округа крестьяне самовольно

захватывают сенокос ,отбирают землю, препятствуют запашкам, назначают произвольные действия и захватывают земли и лесов в губернии участков.

Изо всех углов текут  жалобы и вопреки: от потерпевших ,от местных власте,от благородных свидетелей. Телеграммы землевладельцев представляют собою самое блистательное опровержение грубых теорий классовой борьбы. Титулованные помещики, владельцы латифундий, духовные и светские крепостники заботятся исключительно об общем благе. Враг -- не крестьянин, а большевики, иногда анархисты. Собственные имения интересуют лендлордов единственно лишь с точки зрения преуспеяния отечества.

В усмирительных методах  правительства наступает перелом. До июля применялось преимущественно  заговаривание зубов. Если воинские отряды и посылались на места, то лишь в качестве прикрытия для правительственного оратора. После победы над петроградскими рабочими и солдатами кавалерийские команды, уже без уговаривателей, поступают непосредственно в распоряжение помещиков. В Казанской губернии, одной из наиболее беспокойных, удалось, по словам молодого историка Югова, только "путем арестов, ввода вооруженных команд в деревни, даже возрождения порки... заставить крестьян на время смириться". И в других местах репрессии не остаются без действия. Число пострадавших помещичьих имений в июле несколько снизилось: с 516 до 503. В августе правительству удалось достигнуть дальнейших успехов: число неблагополучных уездов с 325 упало до 288, на 11%; число захваченных движением имений уменьшилось даже на 33%.

Более дальновидные помещики не могут, однако, не видеть, что имений им не удержать. Они уже и не стремятся  к этому: чем скорее развязаться  с землею, тем лучше. Учредительное  собрание представляется им прежде всего как большая расчетная палата, где государство возместит их не только за землю, но и за треволнения. Крестьяне-собственники примыкали к этой программе слева. Они не прочь были прикончить паразитическое дворянство, но опасались расшатать понятие земельной собственности. Государство достаточно богато, заявляли они на своих съездах, чтобы заплатить помещикам каких-нибудь 12 миллиардов рублей. В качестве "крестьян" они рассчитывали при этом воспользоваться на льготных условиях помещичьей землицей, оплаченной за счет народа.

Собственники понимали, что размер выкупных платежей есть политическая величина, которая будет  определена соотношением сил к моменту  расплаты. До конца августа оставалась надежда на то, что созванное по-корниловски Учредительное собрание проведет линию аграрной реформы между Родзянко и Милюковым. Крушение Корнилова означало, что имущие классы проиграли игру.

В течение сентября и октября помещики ждут развязки, как безнадежно больной ждет смерти. Осень есть время мужицкой политики. Убраны поля, развеяны иллюзии, утрачено терпение. Пора кончать! Движение выходит  из берегов, захватывает все районы, стирает местные особенности, вовлекает  все слои деревни, смывает все  соображения закона и осторожности, становится наступательным, неистовым, свирепым, бешеным, вооружается железом  и огнем, револьвером и гранатой, сокрушает и выжигает усадьбы, изгоняет помещиков, очищает землю, кое-где  поливает ее кровью.

Гибнут дворянские гнезда, воспетые Пушкиным, Тургеневым и Толстым. Дымом исходит старая Россия. Либеральная пресса собирает стенания и вопли о разрушении английских садов, картин крепостной кисти, родовых библиотек, тамбовских партенонов, скаковых лошадей, старинных гравюр, племенных быков. Буржуазные историки пытаются возложить на большевиков ответственность за "вандализм" крестьянской расправы над дворянской "культурой". На самом деле русский мужик завершал дело, начатое за много столетий до появления на свет большевиков. Свою прогрессивную историческую задачу он выполнял теми единственными способами, которые были в его распоряжении, -- революционным варварством он искоренял варварство средневековья. К тому же ни сам он, ни деды его, ни прадеды никогда не видели ни милости, ни снисхождения.

Когда феодалы взяли  верх над жакерией, на четыре с половиной  века опередившей освобождение французских  крестьян, благочестивый монах записал  в своей хронике: "Они причинили  столько зла стране, что не было нужды в приходе англичан для  разрушения королевства; те никогда  не могли бы сделать того, что  сделали дворяне Франции". Только буржуазия -- в мае 1871 года -- превзошла по свирепости французских дворян. Русские крестьяне благодаря руководству рабочих, русские рабочие благодаря поддержке крестьян избежали этого двойного урока защитников культуры и человечности.

Взаимоотношения между  основными классами России нашли  свое воспроизведение в деревне. Как против монархии дрались рабочие  и солдаты наперекор планам буржуазии, так против помещиков смелее всего  поднималась беднота, не слушая предостережений  кулака. Как соглашатели верили, что революция станет прочно на ноги лишь с момента, когда Милюков  признает ее, так озирающемуся направо и налево середняку представлялось, что подпись кулака узаконяет захваты. Подобно тому, наконец, как враждебная революции буржуазия не задумалась присвоить себе власть, так кулаки, противодействовавшие разгрому, не отказались воспользоваться его плодами. Власть в руках буржуа, как и помещичье добро в руках кулака удержались недолго -- в обоих случаях в силу однородных причин.

Могущество аграрно-демократической, по существу буржуазной революции выразилось в том, что она преодолела на время  классовые противоречия села: батрак громил помещика, помогая кулаку. XVII, XVIII и XIX века русской истории поднялись  на плечах XX века и пригнули его к  земле. Слабость запоздалой буржуазной революции выразилась в том, что  крестьянская война не толкнула буржуазных революционеров вперед, а, наоборот, окончательно отбросила их в лагерь реакции: вчерашний  каторжанин Церетели охранял помещичью  землю от анархии! Отброшенная буржуазией крестьянская революция смыкалась  с промышленным пролетариатом. Этим самым XX век не только высвобождался  из-под навалившихся на него прошлых  веков, но на плечах их поднимался на новую  историческую высоту. Чтобы крестьянин мог очистить и разгородить землю, во главе государства должен был  стать рабочий -- такова простейшая формула Октябрьской революции.

национальный вопрос.

Россия сложилась  не как национальное государство, а  как государство национальностей. Это отвечало ее запоздалому характеру. На основе экстенсивного сельского  хозяйства и кустарного ремесла  торговый капитал развивался не вглубь, не преобразуя производство, а вширь, увеличивая радиус своих операций. Торговец, помещик и чиновник продвигались от центра к периферии, вслед за расселявшимися крестьянами, которые в поисках свежей земли и свободы от поборов проникали на новые территории с еще более отсталыми племенами. Экспансия государства была в основе своей экспансией сельского хозяйства, которое, при всей своей первобытности, обнаруживало превосходство над кочевниками Юга и Востока

Жадная требовательность государства и скудость крестьянской базы под господствующими классами порождали самые ожесточенные формы  эксплуатации. Национальный гнет в  России был несравненно грубее, чем  в соседних государствах не только по западную, но и по восточную границу. Многочисленность бесправных наций  и острота бесправия сообщали национальной проблеме в царской  России огромную взрывчатую силу.

Если в национально  однородных государствах буржуазная революция  развивала могучие центробежные тенденции, проходя под знаменем преодоления партикуляризма, как  во Франции, или национальной раздробленности, как в Италии и Германии, то в  национально разнородных государствах, как Турция, Россия, Австро-Венгрия, запоздалая буржуазная революция разнуздывала, наоборот, центростремительные силы. Несмотря на видимую противоположность  этих процессов, выраженных в терминах механики, их историческая функция  одинакова, поскольку в обоих  случаях дело идет о том, чтобы  использовать национальное единство как  основной хозяйственный резервуар: Германию нужно было для этого  объединить. Австро-Венгрию, наоборот, -- расчленить. Неизбежность развития центробежных национальных движений в России Ленин учел заблаговременно и в течение ряда лет упорно боролся, в частности против Розы Люксембург, за знаменитый параграф 9 старой партийной программы, формулировавший право наций на самоопределение, т.е. на полное государственное отделение. Этим большевистская партия вовсе не брала на себя проповедь сепаратизма. Она обязывалась лишь непримиримо сопротивляться всем и всяким видам национального гнета, в том числе и насильственному удержанию той или другой национальности в границах общего государства. Только таким путем русский пролетариат мог постепенно завоевать доверие угнетенных народностей.