Образование древнерусского государства

2. К IX веку формируются предпосылки создания государства Восточных славян: экономические (переход к пашенному земледелию, отделение ремесла от земледелия, появление городов как центра ремесла, торговли, администрации); политические (формирование союзов племен, наличие элементов государственности, достаточный уровень военной организации); социальные (наличие социального неравенства, смена родовой общины – общиной соседской); духовные (схожеязыческая религия, схожие обычаи, обряды, общая психология).

Глава II. Споры и противоречия в вопросе о роли варягов в образовании Древнерусского государства

2.1. Происхождение и исходное значение слова «Русь»

За многие десятилетия изучения этимологии слова «Русь» было сформулировано множество гипотез. Предполагались славянские, древнерусские, готские, шведские, иранские, яфетические и прочие варианты происхождения имени, традиционно связываемого с древнейшими восточнославянскими государствами, и также с этносом (этносами), населявшими их.

Исходной точкой изучения онима «Русь» служит его словообразовательная структура. Она рассматривается лингвистами как показатель этнической и языковой принадлежности его носителей. Легко убедиться, что этноним «Русь» тождествен по структуре собирательным этнонимам, заканчивающимся на смягчённый конечный согласный (графически передаётся конечным «ь»): корсь, либь, чудь, весь, пермь, ямь, сумь и другие. Однако все эти названия связаны с неславянскими (балтскими и финно-угорскими) народами, что как будто доказывает изначально неславянское происхождение Руси. Следовательно, можно сделать вывод, что в основе летописного «Русь» должен лежать финно-угорский корень. Однако сколько-нибудь убедительной финно-угорской этимологии слова «ruotsi» лингвисты предложить так и не смогли.

Не следует перечислять все попытки „славянизации“ названия Русь, их было много,  но они небезупречны и не убеждают многих серьезных учёных, в каждом конкретном случае обнаруживая натяжки и несоответствия.

Неприемлемы, с точки зрения лингвистики, и попытки возводить название Русь к наименованию острова Руяна (Рюген): попытки доказать эту гипотезу наталкиваются на серьёзные фонетические несоответствия обоих названий.

Предпринимались также попытки связать имя Русь с крымскими топонимами, имеющими готское происхождение: Россотар, Рукуста, а также Rogastadrans Иордана и ругими. Однако и здесь мы, видимо, имеем просто совпадающие в произношении и написании имена разного происхождения, так же, впрочем, как в именах роксаланов, росомонов и многих других. Стоит заметить, что даже те исследователи, которые настаивают, что термин «Русь» тесно связан с южными территориями, вынуждены признать, что археологического материала, подтверждающего такие предположения, не существует.

Итак, приходится констатировать, что происхождение имени Русь продолжает оставаться столь же загадочным, как и двести лет назад.

Кроме лингвистических странностей с его употреблением в источниках связан и ряд логических несообразностей. Почему термин «Русь» сплошь и рядом применяется для наименования представителей разных народов? Если это имя славяне получили от варягов, то почему оно не известно скандинавским источникам? Почему восточными славянами было заимствовано именно это имя, а не „варяги“ (кстати, тоже не известные скандинавским источникам)? Если это название действительно скандинавское, почему на восточнославянской почве оно приняло форму «Русь», а не «русы»? Ведь для наименования остальных европейцев восточные славяне использовали исключительно формы множественного числа, а не собирательные существительные?[1]

Многие вопросы можно было бы снять, если слово «Русь» не рассматривать как этноним. Этот весьма сильный аргумент лёг в основу гипотезы, что «Русь» — термин, имеющий у восточных славян социальное значение. Действительно, если он обозначал какую-то социальную группу, то мог относиться к представителям различных этнических групп: датчанам, шведам, норвежцам, финнам, восточным славянам и славянам Восточной Прибалтики. Характерно, что «Русь» последовательно отличается от «людей». Вполне логично предположить, что первые — те, кто собирал дань. А вторые — те, кто вынужден был её платить. На это как будто указывает и термин «полюдье» — сбор дани. Среди сборщиков её было много варягов-дружинников, поэтому социальный термин, видимо, был перенесён и на этническое название скандинавов. Действительно, у финно-угорских народов ещё долгое время названия, восходящие к корню «Русь», применялись для обозначения именно тех народов, которые брали с них дань, а также для местной финской знати; слово же „люди“ стало даже самоназванием одной из финно-угорских народностей (ljudi). Кстати, подобное употребление этнонимов известно у итальянцев и французов.

По словам крупного современного лингвиста Г.А. Хабургаева, «…рассуждения о происхождении слова «Русь», с одной стороны, и «Киевской Руси»  с другой, переплетаются в рудах историков настолько тесно, что их невозможно отделить друг от друга».[1]

Между тем древнейшие отечественные источники, прежде всего «Повесть временных лет», чётко отделяют названия славянских племён, вошедших в состав Древнерусского государства, иногда даже противопоставляют Русь славян, прямо отождествляя её  варягами,

Не менее последовательно различают Русь и славян арабоязычные авторы. Их свидетельства особенно интересны, поскольку всегда отличаются повышенным вниманием к деталям жизни народов, о которых ведётся рассказ. Русы арабских авторов отличаются от славян территорией проживания и окружающими их народами, одеждой и жилищами, родом занятий и вооружением, титулами предводителей и погребальными обрядами. Как было замечено Г.С. Лебедевым, «все детали этих описаний, касающиеся русов, практически полностью совпадают с тем, что известно о варягах по археологическим материалам».[2]

Казалось бы, совершенно обоснованно можно делать вывод о скандинавском происхождении летописной Руси. Но берём другие тексты «Повести временных лет» и читаем: «Реша (сказали) русь, чюдь, словени и кривичи и вси: „Земля наша велика и обилна, а наряда в ней нет. Да поидете княжит и володети нами“».[1] Здесь русь оказывается совсем в ином логическом ряду — с теми, кто призывал варягов: чюдью, словенами, кривичами и весью. И всё опять запутывается. Правда, уже в следующей фразе оказывается, что Рюрик, Трувор и Синеус пришли в новгородскую землю…, «пояша по собе вся Русь».[2]

В других же фрагментах начального русского летописания славяне не противопоставляются, а напротив, отождествляются с русью: Бе един язык словенеск: словени, иже седяху по Дунаеви, их же прияша угри, и морава, и чеси, и ляхове, и поляне, яже ныне зовомая Русь». А вот ещё: «А словеньскый язык и рускый одно есть, от варяг бо прозвашася Русью, а первое беша словене».[3]

Относится это ко времени, когда имя руси было перенесено на восточных славян. А если это так, то, казалось, можно снять наметившееся противоречие. Однако есть в летописи сообщения, в которых речь идёт о некой руси, которая отлична и от славян, и от варягов. Так, под 6452 (944) год среди воинов Игоря, пошедших на Константинополь, упоминаются «вои многи, варяги, русь, и поляны, словени, и кривичи, и теверьце, и печенеги». Разделение находим мы и в рассказе 6390 (882) года о том, как Олег обосновался в Киеве: «И беша у него варязи и словени и прочи прозвашася русью».[4] То есть подчёркивая связь руси с варягами, начальная летопись отличает её не только от славян, но и от самих варягов. Обычно противоречия эти объясняются тем, что пассажи о призвании варягов-руси были добавлены летописцами времён правления в Киеве Владимира Мономаха или его старшего сына Мстислава, которые и внесли всю эту неразбериху в когда-то стройный рассказ о начальной истории нашей страны.

Таким образом, до сих пор проблема происхождения этнонима «Русь» связана с поиском ответов, по крайней мере, на два вопроса: каковы источники этого имени и почему именно оно закрепилось за Киевским княжеством, а затем и за всем обширным восточноевропейским государством со славяноязычным населением.

2.2. Теории происхождения Русского государства

Происхождение русской государственности и самих названий «Русь», «русский» едва ли не самая древняя и наиболее популярная тема в отечественной историографии. В письменном варианте впервые она была сформулирована Нестором в «Повести временных лет». Вокруг этого летописного издания историки сломали немало копий. Особенно жаркими были споры об этническом происхождении русской княжеской династии и руссов разделившие исследователей на два больших лагеря – норманнистов ( признавали их норманнское происхождение) и антинорманнистов (любое другое: славянское, хазарское, финское, жмудское, готское и т. п.).

В середине 9 века Приднепровье в хозяйственном, культурном и политическом отношении оставалось «тихой заводью». А через 150 лет оно стало сердцевиной Киевской Руси, одного из наиболее процветающих государств Европы. Вот что говорится о происхождении Руси в «Повести временных лет», древнейшей восточнославянской летописи: «В лето 6370 (862). Изъгнаша Варяги за море, и не даша имъ дани , и почаша сами в собе володети, и не бе в них правды, и въста родъ на родъ, и почаша воевати сами на ся. И реша сами в себе: "поищем собе князя, иже бы володел нами и судил по праву". И идоша за море к варягам, к Руси; сице бо тии звахуся Варязи Русь, яко се друзии зовутся Свие, друзии же Урмане, Анъгляне, друзии Гъте, тако и си. Реша Русь и Чудь, и Словени, и Кривичи вси: земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет, да поидите княжить и володети нами". И изъбрашася 3 братья со роды своими, и пояша по собе всю Русь, и приидоша к Словеном первое, и срубиша городъ Ладогу, и седе в Ладозе старей Рюрик , а другий, Синеус, на Белеозере, а третий Изборьсте, Труворъ. И от техъ варягъ прозвася Руская земля...»[1]

Основываясь на этом сообщении, ряд немецких ученых, в частности Г. Байер, Г. Миллер и А. Шлецер, служившие в 18 веке в России, развили так называемую норманскую теорию. В ней доказывалось, что Киевскую Русь основали варяги, скандинавы, известные в Европе как викинги. Немецкое происхождение основателей теории и подчеркивание ими важности германо-скандинавских влияний на славян создали впечатление их уверенности в том, что славяне были не способны создать государство самостоятельно.

Это возмутило выдающегося русского ученого 18 века М.В. Ломоносова, который написал гневный ответ немцам, доказывая первоочередную роль славян в создании Древнерусского государства. Утверждения Ломоносова получили название антинорманской концепции и положили начало спорам, которые идут и сегодня. В конце 19 - начале 20 вв. норманскую теорию поддерживали большинство ученых, в том числе русских. Практически безоговорочно принимали ее Н.М. Карамзин, С.М.Соловьев. Впрочем, тогда же у этой теории было достаточно и противников.

Своеобразен подход В.О. Ключевского к «норманнскому» вопросу. В 1876 г. он писал: «Я, собственно, равнодушен к обеим теориям, и норманской и славянской, и это равнодушие выходит из научного интереса. В тумане ранних известий о наших предках я вижу несколько основных фактов, составляющих начало нашей истории, и больше их ничего не вижу. Эти факты, которые приводят меня к колыбели нашего народа, остаются те же, с тем же значением и цветом, признаю ли я теорию норманистов или роксоланистов. Поэтому, когда норманист или роксоланист начнут уверять, что только та или другая теория освещает верным светом начало русской национальности, я перестаю понимать того и другого, то-есть становлюсь совершенно равнодушен к обоим».[1]

Ученик В.О. Ключевского С.Ф. Платонов оценивает летописный рассказ о призвании как «красивый туман народного сказания» и довольно ординарный факт в европейской средневековой истории: «эпический характер этого рассказа ясен из сравнения с другими подобными: известно сказание английского летописца Видукинда Корвейского (Саксонская хроника 967 г.) о таком же точно призвании англосаксов, причем и свою землю бритты хвалили теми же словами,что и новгородцы свою: «terram latam et spatiosam et omnium rerum copia refertam"[1] Из этих высказываний двух крупнейших и наиболее близких к нам по времени историков дооктябрьского периода видно, что проблема в начале 20 века стала утрачивать свою актуальность.

Но в 30-е годы уже советские ученые открыли новое наступление на норманскую теорию, объявив ее политически вредной. Делалось это с подачи властей. Разрабатывается «марксистская концепция» возникновения классового общества и государства в восточнославянских землях. «...Государство никоим образом не представляет из себя силы, извне навязанной обществу, а является только продуктом длительного внутреннего процесса развития общества»[2] - это высказывание Ф. Энгельса совершенно точно отражает точку зрения марксистского учения. Классики марксизма утверждали, что государство – «...это машина для поддержания господства одного класса над другим»[3], создается лишь тогда, когда внутри данной страны в результате разложения первобытнообщинного строя происходит распад общества на классы и формируется экономически сильный класс, стремящийся к подчинения основной массы населения, к установлению своего классового господства. Поэтому речь могла идти лишь о какой-то степени участия норманнов в грандиозных сдвигах, происходивших на Руси в IX - X вв. Положения классиков марксизма явились необходимой основой для разработки советской концепции происхождения Древнерусского государства.

Было установлено, что возникновение Древнерусского государства явилось результатом многовекового процесса социально-экономического развития восточного славянства и следствием глубоких внутренних изменений, происшедших в восточнославянском обществе в IX-X вв. В рамках этой концепции не находилось место для варягов-создателей русской государственности. Как указывал Б.Д. Греков, «на современном уровне науки нельзя уже говорить старыми наивными взглядами о том, что государство могут создать отдельные люди в какой-то определенный год».[1]

При этом отмечалась тенденциозность Нестора - летописца, указывалось на противоречивость его сведений, широко привлекались археологические материалы, подтверждающие решающую роль славян в создании государства на Руси. В частности А.В. Арциховский еще в начале 30-х гг. подверг критике утверждение норманистов о существовании норманнских колоний в Суздальской и Смоленской землях, показав, что и здесь большинство скандинавских вещей найдено в погребальных памятниках, в которых захоронение произведено не по скандинавскому, а по местному обычаю.