Мюнхенский сговор

внутренних дел непросто  было  решиться  поднять  шум  и  создать  ситуацию,

которая грозила если не войной, то  серьезным  обострением  положения,  даже

ради  создания  благоприятных  условий  для  государственного  переворота  в

Германии.

      Следующим секретным эмиссаром, которого  Бек  и  Канарис  выбрали  для

поездки в Британию, стал майор Эвальд фон Клейст-Шменцин. В Лондоне  Клейст-

Шменцин, как до него и Герделер, прежде всего встретился с  Ванситтартом.  В

своем докладе Чемберлену  Ванситтарт  признался,  что  чувствует  тревогу  в

связи  с  ситуацией,  складывающейся  вокруг  Чехословакии,   но   продолжал

придерживаться мнения, что  участники  Сопротивления  сами  будут  не  прочь

установить контроль над Судетской областью в случае отстранения  Гитлера  от

власти. Он  также  думал,  что,  учитывая  мнения  эмиссаров  Сопротивления,

необходимо  сделать  скидку  на  их  антигитлеровские  настроения,  которые,

очевидно, он считал слишком сильными.

      Уинстон Черчилль, чье влияние как члена парламента  было  в  то  время

ограничено,  также  имел  секретную  встречу  с  Клейст-Шмунцином.  Черчилль

держался очень доброжелательно, хотя  Клейст  -  Шменцин,  как  и  Герделер,

заранее  заявил,  что   германское   Сопротивление   выступает   за   мирное

возвращение Германии Судетской  области  и  создание  на  территории  Польши

коридора, контролируемого Германией  и  ведущего  к  Балтийскому  морю  (так

называемый  «польский  коридор»).  Будущий  премьер-министр  ответил  в  том

смысле, что  германское  Сопротивление  имеет  право  на  собственную  точку

зрения по этому вопросу. Участникам Сопротивления Черчилль  отослал  письмо,

согласованное с  главой  министерства  иностранных  дел  лордом  Галифаксом.

Ключевой фразой письма было: «Я уверен, что  нарушение  границ  Чехословакии

германскими сухопутными войсками или авиацией поставят нас  на  грань  новой

мировой войны».

       Руководители  Сопротивления  разработали  план  своих  действий,  так

называемый план Гальдера-Вицлебена-Остера. Имея на своей  стороне  генералов

Гальдера и Вацлебена, участники Сопротивления были уверены, что  располагают

достаточными военными силами  в  районе  Берлина  для  проведения  успешного

переворота. Остер сформировал маленькую ударную группу во главе  с  офицером

абвера   подполковником   Фридрихом    Вильгельмом    Гейнцем,    убежденным

монархистом;  перед  группой  поставили  задачу  арестовать  Гитлера.   План

предусматривал организацию суда над фюрером, что придало  бы  делу  законный

вид; тем не менее, Гейнц вполне допускал, что при аресте Гитлер  может  быть

убит, и, таким образом, нацисты, а в особенности СС, лишатся  того  символа,

вокруг которого они могли бы сплотиться для контрудара.

      Составной частью  плана  являлось  и  предположение,  что  Британия  и

Франция заявят о своей решимости не допустить реализации идей  Гитлера  и  о

том,  что  вторжение  в  Чехословакию  неминуемо  вызовет  ответную  реакцию

союзников. Таким образом, путч мог быть  представлен  как  шаг,  необходимый

для спасения Германии от  безумных  планов  Гитлера,  от  войны,  к  которой

Третий рейх не был готов.

       3.2 Чемберлен в Берхтесгадене: 15 сентября 1938 года.

      Самолет Чемберлена  приземлился  в  аэропорту  Мюнхена  в  полдень  15

сентября.  Оттуда  премьер-министра  доставило  в  Берхтесгаден.  Гитлер  не

встретил высокого гостя на вокзале в Берхтесгадене,  но  приветствовал  его,

стоя на верхних ступеньках лестницы дома в Бергхофе.

      Фюрер и премьер-министр поднялись на второй этаж, в  кабинет  Гитлера.

Гитлер начал свою речь как обычно. Он пустился в разговоры о том, как  много

сделал он для Германии, для  дела  мира,  для  англо-германского  сближения.

Теперь на повестке дня стояла одна проблема, которую он намерен решить  «так

или  иначе».  Три  миллиона  немцев,  проживающих  в  Чехословакии,   должны

«вернуться» в лоно рейха.

      «... Он сказал, что ему сорок девять лет и что он хочет, если Германии

суждено быть  вовлеченной  в  мировую  воину  из-за  Чехословакии,  провести

страну через кризис, будучи еще в расцвете сил... Конечно, ему  будет  жаль,

если из-за этой проблемы вспыхнет мировая война. Но даже такая опасность  не

поколеблет его решимости... Он готов  к  любой  войне,  даже  мировой,  ради

достижения своей цели. Остальной мир пусть  делает,  что  хочет.  Он  же  не

отступит назад ни на шаг».

      Чемберлен не имел возможности вставить хотя бы  слово.   Но  он  решил

вмешаться: «Если фюрер намерен решить этот вопрос с позиции  силы,  даже  не

дожидаясь его обсуждения,  то  зачем  он  позволил  мне  приехать?  Я  даром

потеряю время».

      Немецкий диктатор заявил, что они могли бы  обсудить  этот  вопрос:  а

вдруг есть мирный способ его решения?  И  сразу  выпалил  свое  предложение:

«Согласится Англия на отделение Судетской области или  не  согласится...  на

отделение на основе права на самоопределение?..»

      Чемберлен не возмутился. Он  выразил  лишь  удовлетворение  по  поводу

того, «что  они  перешли  наконец,  к  делу».  Согласно  отчету  Чемберлена,

сделанному  по  памяти,  он   ответил,   что   не   может   сказать   ничего

определенного, пока  не  проконсультируется  с  кабинетом  и  правительством

Франции. Согласно версии  Шмидта,  который  вел  стенограмму  параллельно  с

переводом, Чемберлен действительно так сказал,  но  добавил,  что  лично  он

признает  принцип  отделения  Судетской  области,  но  «должен  вернуться  в

Англию, доложить об этом  правительству  и  заручиться  его  поддержкой».  К

концу встречи Чемберлен вынудил  Гитлера  пообещать,  что  до  следующей  их

встречи он не предпримет никаких  военных  действий,  —  Чемберлен  все  еще

верил обещаниям фюрера.

      Пока британский лидер  пребывал  в  плену  иллюзий,  Гитлер  продолжал

военные и политические приготовления для нападения  на  Чехословакию.  Война

виделась грубой и жестокой, по крайней мере, со стороны Германии, и  задачей

доктора Геббельса было оправдать  излишнюю  жестокость.  Ложь  планировалась

очень тщательно. 17 сентября Гитлер откомандировал офицера ОКБ Генлейну  для

оказания помощи в создании «судетского добровольческого корпуса».  Вооружить

корпус предстояло австрийским  оружием.  В  основную  его  задачу,  согласно

приказу Гитлера, входило создавать  «напряженную  обстановку  и  вступать  в

стычки» с чехами.

      День 18 сентября, когда Чемберлен был  занят  тем,  что  склонял  свой

кабинет и французов принять предлагаемую им тактику уступок, для  Гитлера  и

его генералов тоже выдался крайне напряженным. Был  издан  приказ  о  боевой

готовности для пяти армий, которые имели в своем составе 36  дивизий.  Кроме

того, Гитлер утвердил список офицеров на командные посты  в  десяти  армиях.

Продолжались также и политические приготовления нападения  на  Чехословакию.

Трофейные  документы  министерства  иностранных   дел   Германии   изобилуют

сообщениями  об  усилившемся  нажиме  на  правительства  Венгрии  и   Польши

присоединиться   к   грабежу   Чехословакии.   Подвергалось   нажиму    даже

правительство Словакии. 20 сентября Генлейн убеждал словаков «более  жестко»

сформулировать свое требование о предоставлении автономии.  В  тот  же  день

Гитлер принял премьер-министра Венгрии Имреди  и  министра  иностранных  дел

Каню, которых отчитал за нерешительную позицию, занимаемую Будапештом.

      Гитлер дал понять венграм: что  бы  ни  решил  Чемберлен,  сам  он  не

намерен долго  мириться  с  существованием  Чехословакии.  Что  же  касается

британского премьер-министра: «Фюрер сказал, что предъявит  Чемберлену  свои

требования совершенно откровенно.  По  его  мнению,  только  действия  армии

могут дать удовлетворительный результат. Однако  существует  опасность,  что

Чехословакия все требования примет».

      Последнее соображение не давало покоя  фюреру  во  время  его  встрече

ничего не подозревающим британским премьером.

      22 сентября  всю  Европу  охватило  напряжение.  Именно  в  этот  день

Чемберлен  снова  собрался  на  встречу  с   Гитлером.   Теперь   необходимо

рассказать,  чем  же  занимался  британский  премьер  в   промежутке   между

встречами с ним.

      Вернувшись в  Лондон  вечером  16  сентября,  Чемберлен  собрал  своих

министров, чтобы ознакомить их с требованиями Гитлера. Из Праги  был  вызван

лорд Ренсимен, рекомендации которого хотел  услышать  кабинет.  Рекомендации

эти были удивительными. Он выступал за передачу Судетской  области  Германии

без плебисцита. Он горячо рекомендовал пресекать легальными  методами  любые

антигерманские выступления в Чехословакии «со стороны партий  или  отдельных

лиц». Он настаивал, что  Чехословакия,  даже  оказавшись  беззащитной  перед

Германией, тем не менее должна «дать гарантии соседям, что она ни при  каких

обстоятельствах не  нападет  на  них  и  не  предпримет  других  агрессивных

действий и соответствии с  условиями  договоров  с  другими  государствами».

Несмотря на то что мысль Ренсимена о  возможном  нападении  Чехословакии  на

нацистскую Германию была в сложившейся ситуации  до  смешного  нелепой,  она

произвела  впечатление  на  британский  кабинет  и  способствовала  принятию

предложения Чемберлена согласиться с требованиями Гитлера[3].

      Премьер Даладье и его министр иностранных дел Жорж  Бонне  прибыли  18

сентября в Лондон для  консультаций  с  британским  кабинетом.  Никому  и  в

голову не пришло пригласить  представителей  Чехословакии.  И  англичане,  и

французы  хотел  и  любой  ценой  избежать  войны,  поэтому   очень   быстро

договорились  о   совместных   требованиях,   которые   предстояло   принять

Чехословакии. Все территории отходили к Германии  «для  поддержания  мира  и

охраны жизненных интересов Чехословакии». В свою очередь  Англия  и  Франция

выражали согласие объединиться для «международной гарантии новых границ…  на

случай неспровоцированной агрессии». Этой гарантии предназначалось  заменить

договоры о взаимопомощи, которые Чехословакия имела с  Францией  и  Россией.

Для  французов  это  был  чудесный  выход  из  создавшегося  положения.  Под

руководством Бонне они ухватились за такое решение.

      Итак, в полдень 19 сентября английский и  французский  послы  в  Праге

вручили англо-французские предложения  чешскому  правительству.  Предложения

эти были отвергнуты на следующий день. При этом пророчески объяснялось,  что

принятие таких условий поставит  Чехословакию  «рано  или  поздно  в  полную

зависимость  от  Германии».  После  напоминания  Франции  о  ее   договорных

обязательствах и о последствиях, с которыми она столкнется  в  случае,  если

Чехословакия примет требования,  следовало  предложение  передать  судетский

вопрос в  арбитраж  в  соответствии  с  германско-чешским  договором  от  16

октября 1925 года.

      В  Лондоне  и  Париже  при  получении  чешских  нот  протеста  особого

удовольствия не испытали.  Чемберлен  созвал  заседание  своего  кабинета  и

установил постоянную телефонную связь с Парижем для консультаций  с  Даладье

и Бонне в течение всего вечера. Договорились, что оба  правительства  усилят

нажим на правительство Чехословакии.  Чехам  нужно  сказать,  что  если  они

будут упорствовать, то на помощь  со  стороны  Англии  и  Франции  могут  не

рассчитывать.

      К этому времени президент Бенеш понял, что его  предают  те,  кого  он

считал своими друзьями. Он предпринял последнюю попытку  выяснить  отношения

хотя бы с  Францией.  Чуть  позднее,  он  потребовал,  чтобы  доктор  Крофта

поставил перед Лакруа жизненно важный  вопрос:  намерена  Франция  выполнить

свои союзнические обязательства перед Чехословакией в  случае  нападения  на

нее Германии или нет? В 2 часа 15 минут  21  сентября  Ньютон  и  де  Лакруа

подняли президента Бенеша с постели. Они  убедили  его  отозвать  свою  ноту

протеста, заявляя при этом, что если англо-французские предложения не  будут

приняты Чехословакией, то в случае  нападения  на  нее  Германии  она  будет

противостоять ей в одиночку.

      Весь следующий день Бенеш ходил  разбитый.  Он  созвал  свой  кабинет,

лидеров политических партий и командование  армии.  Они  проявили  стойкость

перед лицом опасности,  но  пали  духом,  узнав  о  предательстве  друзей  и

союзников. А что  же  Россия?  Именно  в  этот  день  советский  наркоминдел

Литвинов выступал в Женеве с речью, в которой заявил,  что  Россия  намерена

соблюдать  свои  обязательства  в  отношении  Чехословакии.   Бенеш   вызвал

русского посла в Праге, и тот подтвердил все сказанное  народным  комиссаром

по иностранным  делам.  В  Чехословакии  с  сожалением  констатировали,  что

Россия сможет прийти на помощь только в том случае, если так же  поступит  и

Франция. А Франция их предала[4].

      Поздно вечером 21 сентября правительство Чехословакии капитулировало и

приняло англо-французские условия. «У нас не было иного выхода, так  как  мы

остались одни», — с горечью  отмечалось  в  правительственном  коммюнике  по

этому поводу. Бенеш  в  частном  порядке  объяснял  это  проще:  «Нас  подло

предали». На следующий день кабинет подал в  отставку.  Генерал  Ян  Сыровы,

генеральный   инспектор   армии,   стал   главой    нового    «правительства