Куликовская битва

Неудивительно, что к этому  периоду русской истории относится  и наиболее интенсивная работа над рукописным наследием, отображавшим осмысление Куликовской битвы ее современниками: повествования о ней компилируются и расширяются введением дополнений из продолжавших бытовать устных преданий, создаются всё новые редакции основанной на фольклоре Повести о Мамаевом побоище, за счет нее обогащаются даже почти документальная Летописная повесть и даже созданный на Украине Синопсис. Интенсивность этого процесса не затухает вплоть до конца XVII века. Только ослабление традиций древнерусской культуры в период петровских преобразований обусловило постепенное оттеснение на периферию народного сознания памяти о Куликовской победе. Но посвященные ей лубочные листы еще двести лет оставались повсеместным элементом простонародного быта дореволюционной России.

Летописные повествования  о Куликовской битве в их отношении  к устным первоисточникам требовали  специального рассмотрения. Как уже  сказано выше, подробный устный рассказ  участника Куликовской битвы  был записан и литературно  обработан в 1386 году в Полоцке приближенным полоцкого князя Андрея Ольгердовича. Этот князь, сыгравший значительную роль в сражении, принадлежал к ближайшему окружению героя битвы князя Владимира Андреевича Серпуховского – двоюродного брата великого князя Дмитрия Ивановича. Возникшая тогда на устной основе Летописная повесть о Куликовской битве дошла до нас полностью только составе Новгородской летописи по списку Дубровского. Она передает текст летописного свода, созданного в 40-х годах XVI века по инициативе митрополита Макария, бывшего до того новгородским архиепископом. Работа над этим сводом велась в Новгороде при участии служивших там у архиепископа потомков одного из московских воевод, возглавивших русские полки в 1380 году. В распоряжении составителей свода были, очевидно, материалы московского государственного архива, среди которых и находился экземпляр подробной Летописной повести о Куликовской битве, составленной некогда по свежим следам знаменательного события. Сохранившиеся летописные своды XV столетия использовали эту Повесть с сокращениями. Главные из них были обусловлены тогдашней политической обстановкой. Забота прямых наследников Дмитрия Донского об удержании великокняжеского престола требовала устранения из Повести всего, что хоть в какой-то мере могло быть истолковано в ущерб прославлению личных заслуг победителя на Куликовом поле. Ближайшие потомки князей и бояр, руководивших тогда русскими войсками, спустя полвека оказывались в противостоящих политических группировках, что, вероятно, обусловило и исключение из Летописной повести перечня воевод, возглавлявших русское войско. Результатом этих изъятий явился тот извод основной редакции Повести, который читается в наиболее известных летописях, восходивших к Новгородско-Софийскому своду 30-х годов XV века.⁴

Еще более радикальные  сокращения в предшествовавших ему  сводах вызваны были, очевидно, стремлением  привести общий объем Повести  в приблизительное соответствие с описаниями других военных столкновений, о которых сообщалось гораздо  короче, чем была описана в этой Повести Куликовская битва. Ее значение после трагических событий 1408 г. представлялось тогда гораздо меньшим, чем оно было в действительности и начало осознаваться впоследствии (неуместными представлялись в тот период и резкие выпады Повести против Олега Рязанского). Но уже в XIV веке эта Повесть была включена вЛетописец Великий Русский 1389 года, который не сохранился. Дошли до нас восходящие к нему сокращенные тексты. Такова очень краткая передача Повести о Куликовской битве, попавшая в Новгородскую первую летопись младшего извода. Другое сокращение находилось в составе несохранившейся Троицкой летописи, текст которой передают дошедшие Симеоновская летопись и Рогожский летописец. По справедливому выводу А.А. Шахматова, в них находится лишь извлечение из подробной редакции. В гораздо меньшей степени сократил Летописную повесть составитель недошедшего Новгородско-Софийского свода 1430-х годов.⁵ К нему восходят, как доказал А.А. Шахматов, Новгородская четвертая и Софийская первая летописи, а через их посредство – ряд позднейших памятников общерусского летописания.

Сопоставление названных  летописей с Летописью Дубровского  показало, что именно в ней сохранился первоначальный вид подробной редакции Повести. В этом новгородском памятнике XVI века до нас дошло наиболее богатое фактами летописное повествование о ходе сражения на Куликовом поле. Только в этой летописи сохранилось не попавшее в другие летописные тексты подробное описание распределения воевод и расстановки русских полков перед боем; только в ней есть рассказ о решающем эпизоде сражения – ударе русского засадного полка; именно эта летопись сообщает о поисках после битвы потерявшего в ней сознание великого князя, а затем – об объезде им поля боя вместе с князем Владимиром Андреевичем Серпуховским. Достоверность сообщаемых здесь сведений следует, прежде всего, из того, что это описание было основано на непосредственных впечатлениях участника битвы. Однако устные повествования о ней продолжали, конечно, пересказываться, обогащаясь сведениями, исходившими от других участников событий 1380 года и поэтическими их прославлениями. Таким путем и возникло устное Сказание о Мамаевом побоище, которое затем подверглось литературной обработке, составив основу Повести о Мамаевом побоище.⁶

В этом памятнике, в отличие от Летописной повести о Куликовской битве, есть конкретные сведения о новгородских ее участниках. Синодик одного из храмов Великого Новгорода содержал упоминание о новгородцах, убитых на Дону при великом князе Дмитрии Ивановиче. Это прямое свидетельство вполне надежного источника не оставляет сомнений, что участие новгородцев в Куликовской битве – исторический факт. Молчание о данном факте новгородских и московских летописцев XIV-XVI вв. имело веские причины. Они объясняются достаточно известной тогдашней общей исторической обстановкой, приведшей к резкому обострению отношений между Новгородом и Москвой вскоре после сражения на Куликовом поле, а также – малоизвестными конкретными обстоятельствами событий 1380 года, отразившимися в западных источниках того времени. Летописная повесть о Куликовской битве, ориентированная на Москву и вошедшая в сохранившиеся памятники летописания XV-XVI столетий, главное внимание уделила, естественно, самому Дмитрию Донскому и его подручным князьям. Эта повесть только суммарно говорит о сборе войск из русских земель под знамена великого князя. Здесь не упомянуто ни одного княжества и ни одной области, хотя из текста явствует, что в помощь Москве другие земли Руси прислали крупные по тому времени силы – от сорока, до девяноста тысяч воинов. Неудивительно, что повесть, написанная в период военного противостояния Москвы и Новгорода, об участии новгородцев в освободительной войне на стороне Москвы не упомянула.

Немалую ценность представляют в данной связи показания немецких хроник, почти не привлекавшихся историками войны 1380 года. Эти сведения помогают объяснить странное лишь на первый взгляд молчание старших летописей самого Новгорода об участии в войне новгородцев. Она окончилась победоносно для всех участвовавших в ней на стороне Москвы русских войск – за исключением новгородского, которое на обратном пути подверглось нападению литовских сил, шедших на помощь татарам, но не принявших участия в Куликовской битве. Так как это новгородское войско было сравнительно небольшим, эпизод сочли недостаточно существенным для закрепления в летописи. Тем более, что в 1382 году произошел разгром Москвы Тохтамышем, а затем резко ухудшились ее отношения с Новгородом.

Особый интерес  представляет описание событий 1380 года в Новгородской Забелинской летописи. Этот текст рассматривался специально М.Н. Тихомировым и Л.А. Дмитриевым. Оба автора пришли к выводу, что, несмотря на позднее происхождение самой летописи, в ее тексте были использованы и источники, отразившие первоначальные записи рассказов о Куликовской битве. В Забелинской летописи не только рассказывается о прибытии новгородского войска на помощь великому князю Дмитрию Ивановичу, но сообщено также (в отличие от других источников), что он отправил перед этим гонцов в Новгород с призывом принять участие в отражении нашествия Мамая. Новгородская Погодинская летопись, совершенно не привлекавшаяся прежними исследователями сведений о Куликовской битве, включила особую редакцию Повести о Мамаевом побоище, которую можно назвать сводной редакцией. Повествование о присылке новгородцами своего контингента на помощь великому князю эта редакция передала со значительными сокращениями в частностях, но без изменений в существе. При описании начала боя здесь сообщено, что новгородский отряд был на левом крыле русского войска. Главным источником внесенных дополнений явилась разновидность текстов основной редакции Повести о Мамаевом побоище, которая дошла в списке Михайловского и сходных с ним. Составитель пользовался, очевидно, и непосредственно фольклорным материалом. Дошедший в новгородской летописи текст отличается, вместе с тем, ясно выраженным стремлением к критической проверке и исправлению передаваемых сведений.

Существенный  интерес представляет известие той  же летописи под 1381 годом – о событии, тесно связанном и с Куликовской битвой, и с участием в ней новгородцев. Здесь сказано, что по завету о победе над Мамаем новгородцы возвели церковь святого Дмитрия на Славкове улице. В одном из списков, среди внесенных туда добавлений читается гораздо более подробное сообщение о том же, где говорится, что этот храм был построен по обещанию великого князя Дмитрия Донского, данному им во время войны с Мамаем. Это известие представляет собой выписку из краткой летописи самой церкви Дмитрия Солунского. Один из списков этой летописи был некогда известен историку новгородских древностей архимандриту Макарию, другой находится сейчас в Новгородском музее (и был опубликован автором этого проекта). Там читается аналогичное сообщение. Подробности подобного рода, довольно часто добавляемые младшими летописями Новгорода в более лаконичные известия старших летописей, во многих случаях удалось проверить и отыскать их источники. Такими источниками являлись записи в церковных синодиках, копии древних надписей и т.п. Составители новгородских летописей XVII века проводили серьезную по тому времени источниковедческую работу и были далеки от того, чтобы «примысливать» факты относительно постройки древних церквей.

Причастность  Новгорода к историографии Куликовской  битвы трудно переоценить. Мы не имели бы теперь вполне достоверных летописных свидетельств о важнейших эпизодах сражения, если бы не дошла Новгородская летопись по списку Дубровского. Близка ей по степени полноты сведений о сражении 1380 года Никоновская летопись, но в нее была включена не Летописная повесть, созданная на основе записи рассказа его участника еще в 1386 году, а компилятивная Киприановская редакция Повести о Мамаевом побоище, возникшая литературным путем в XVI столетии.

 

 

 

 

 

 

 

Предыстория битвы

 

В 1380 году Мамай, претендовавший на власть хана, решил произвести опустошительный, набег на Русь, чтобы упрочить свое положение в Орде. Мамай не был потомком Чингисхана и поэтому не имел прав на престол, однако могущество его достигло такой степени, что он сажал ханов на престол по своему выбору и правил от их имени. Успешный поход дал бы ему небывалую славу и позволил покончить с соперниками. Он договорился о союзе с великим князем литовским Ягайло и великим князем рязанским Олегом. Узнав о планах Мамая, Дмитрий Иванович объединил все войска - своих союзников. Сами события оставляют двойственное впечатление: с одной стороны - обыденности этой кампании в череде походов русских ратей, с другой - его неординарности для всей многовековой истории русско-ордынского противостояния. В поход на Куликово поле со своими дружинами отправились далеко не все союзные Москве князья, как это было, например, в более раннем походе на Тверь 1375 года или более позднем - на Новгород в 1386 году. Победы над военными набегами Золотой Орды были и ранее. Взять, например, разгром Рязанцами войска мурзы Тагая под Шишевским лесом в 1365 году или широко известную Вожскую битву 1378 года. Объективно Куликовская битва, как справедливо отметил А. А. Горский, послужила консолидации Золотой Орды под властью единого правителя хана Тохтамыша, который спустя всего два года сжег Москву и подверг страшному разорению земли Московского княжества. Все это так. Но в то же время поход соединенной рати князя Дмитрия на Куликовом поле стал чрезвычайным по замыслу и его осуществлению военным предприятием московских князей, которых вплоть до середины XVII столетия было очень и очень немного.⁷

Обычно московские, а позднее и русские полки  встречали степняков на окских бродах, стремясь использовать преимущества естественных рубежей и слабость боевых построений противника во время переправ через крупные водоемы. Любой поход за Оку означал высокий риск, отрыв от районов сосредоточения и базирования войск. Решением о походе за Оку князь Дмитрий брал на себя серьезную ответственность. Он повел на битву практически все военные силы, которые у него были. В Москве остался лишь небольшой гарнизон под руководством боярина Федора Андреевича, который не смог бы выдержать осаду многочисленного противника. Перейдя Оку русским полкам предстояло передвигаться по чужой территории, имея за спиной военные силы Олега Рязанского, на дружественную, а тем более активную союзническую поддержку которого не приходилось рассчитывать. Эти опасения подтвердили события, связанные с возвращением русских дружин домой после сражения, когда рязанцы сильно пограбили великокняжескую рать. С запада двигались на литовские полки Ягайло. Поход к Куликову полю за 130 верст от южных границ Московского княжества в этой ситуации был сложной и ответственной, по тем временам, военной операцией. Это положение еще более усугублялось тем, что, по некоторым источникам, перейдя Дон, войско Дмитрия оказалось на ордынской территории.

Трудно представить последствия, если бы Мамай успел соединить свои войска с войсками Ягайло или Олег Рязанский принял сторону ордынцев. Последствия поражения в сражении имели бы катастрофический характер для всей последующей русской истории. По этому поводу Тихомиров писал: «Что было бы, если бы победа осталась на стороне Мамая? Повторились бы времена Батыевы, только в более ужасном виде... И тогда русским пришлось бы, может быть, еще долго-долго дожидаться дня твоего освобождения от ненавистного татарского ига». Походом на Куликово поле князь Дмитрий поставил на карту не только свою судьбу, судьбу своего ближайшего окружения, союзных князей и всех ратников этого похода, не только судьбу своего княжества, но и будущее всей Руси. Для успешного осуществления похода на Куликово поле требовались хорошо налаженная тактическая и стратегическая разведка, грамотное управление полками, точный расчет маршрута движения и расстановки сил и, наконец, боевой опыт и стойкость воинов, талант воевод и верный выбор тактики боя во время самой битвы. Все это, как показали события Мамаева побоища, у князя Дмитрия было.⁸

Оценка событий  Мамаева побоища была неоднозначна на различных этапах русской истории. Трактовка этого сражения менялась в связи с реалиями общественно-политической жизни Руси и России. Примечательно, что о Куликовской битве всегда вспоминали в критические периоды русской истории. Первые летописные сообщения о сражении являлись «московской летописной реляцией о Куликовской битве». Они выполнены в виде небольших сообщений, не превышавших по объему рассказы о других сражениях той эпохи (например, Вожской битвы). Однако даже в этих сухих и сжатых по объему хроникальных сообщениях уже содержатся три основных линии значения, которые будут развиты и углублены в более поздних произведениях о битве. Московский князь Дмитрий не только хотел «боронитисвоея отчины», что было вполне логично и естественно, но и «поиде… за святые церкви и за правоверную веру христианьскую и за всю Русьскую землю».⁹ То есть Куликовская битва представлена как эпизод векового противостояния христиан и «поганого рода Измалтеского» (как именовали всегда всех кочевников). Сразу после сражения, значение битвы было воспринято как отражение агрессии Мамая не только против Москвы, но и всех русских земель. Отголоски Куликовской битвы содержатся в московско-рязанских договорах, возведении обетных церквей и монастырей, синодиках и родословцах того времени княжеств.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Сражение