Куликовская битва

Содержание

Введение…………………………………………………………………………………3

Литературные  источники……………………………………………………………....4

Предыстория битвы….…………………………………………………………………14

Сражение………………………………………………………………………………..17

Итоги битвы………………………………………………………………………….....19

Исторические  памятники……………………………………………………………....20

Заключение……………………………………………………………………………..22

Список литературы…………………………………………………………………….23

ПРИЛОЖЕНИЕ………………………………………………………………………...24

Введение

Куликовской битвой называется сражение войск русских княжеств с монголо-татарами 8го сентября 1380 года на территории Куликова поля.

События развивались  следующим образом. Мамая со страхом ждёт вся северная Русь. Олег, князь рязанский, входит в соглашение с врагом; князья суздальско-нижегородский и тверской притаились в своих уделах, выжидая, что будет; не спешил с помощью и Новгород, ожидая результатов.

Московский князь Дмитрий, собрав все свои силы, даёт отпор Мамаю и даже не в своём княжестве, а в степи, в диком поле, где он защитил всю Русь. Это был рискованный поход. В Москве практически не осталось военных сил. В случае нападения некому было отстаивать город. К тому же Мамай хотел объединить свои войска с литовцами, под предводительством Ягайло. Зная об этом, Дмитрий пытался успеть начать битву с Мамаем. Одержавши же победу, он показал всей Руси огромную силу. После этой победы русский народ потянулся к нему, как к своему законному государю. Москва стала законным центром для объединения Руси в одно государство. Сбор удельных княжеств в единое государство значительно ускорился.

Значение Куликовской  победы было огромно: русским стало  ясно, что татар можно побеждать, если действовать дружно и всем вместе. Русские также поняли, что Москва и московские князья стоят не только за себя, но за всю Русскую Землю. Также стало ясно, что новый московский порядок, когда великий князь является государем над всеми остальными князьями, хорош и выгоден: при нём нет княжеских ссор и русские люди могут объединяться для общего дела.

Об этом сражении написано множество книг и статей. Исследовали Куликовскую битву такие ученые как Греков И.Б., Якубовский А.Ю., Д.С.Лихачев. Особенно интересен сборник статей «Куликовская битва в литературе и искусстве» [М.: Наука, 1980]. Так же о «побоище» написано в книге «Сто великих битв» [М. Вече, 2002]. Ну и, конечно же, о битве повествуют дошедшие до нас летописи древних времен.

Литературные источники

Один из таких  устоявшихся обстоятельных рассказов  о событиях 1380 года был записан, очевидно, в Полоцке в 1386 году. Здесь он составил основу подробной Повести о Куликовской битве, написанной тогда кем-то из окружения князя Андрея Ольгердовича. Рассказчиком был один из его сподвижников, участвовавший вместе с ним в Куликовской битве. Повесть, использовавшая, кроме этой записи, выборку из синодиков (перечней погибших для поминания их в церквях) и ряд литературных источников, отразила политическую ориентацию на союз с Москвой против литовкого князя Ягайла, а также резко отрицательное отношение к рязанскому князю Олегу, вызванное главным образом политической ситуацией 1386 года, и связанные с тогдашними событиями личные настроения князя Андрея Ольгердовича.¹

Полный извод  основной редакции Повести о Куликовской  битве использовался как материал для более или менее сокращенных  обработок и только во второй четверти XVI в. целиком попал в летописный свод. Устный же рассказ, составивший в 1386 году основу Повести о Куликовской битве, продолжая бытовать в пересказах, постепенно превращался в историческое предание; оно взаимодействовало в устной традиции с героическим Сказанием о Задонщине. Это Сказание представляло собой возникшее по свежим следам событий поэтическое прославление героев Куликовской битвы, соединенное с оплакиванием павших. Оно было плодом устного творчества на основе поэтической традиции героических сказаний, более ранним порождением которой являлось Слово о полку Игореве. В результате соединения в устном репертуаре Сказания о Задонщине (и, вероятно, других сказаний такого рода) с продолжавшим эволюционировать развернутым преданием о войне 1380 г. возникло Сказание о Мамаевом побоище, которое перемежало прозаическое повествование и поэтические пассажи. В жанровом отношении оно было близко памятникам средневекового германского эпоса и аналогично скандинавским сагам, включавшим в свой текст поэтические произведения скальдов. Сказание о Мамаевом побоище (как и Сказание о Задонщине) в начале отражало, в основном, настроения той же социальной среды, из которой вышел ранее устный рассказ, легший в основу Летописной повести о Куликовской битве. Это было главным образом воинское окружение близких по своим политическим интересам и, очевидно, связанных личной дружбой князей Владимира Андреевича Серпуховского и братьев Ольгердовичей – Андрея князя Полоцкого и Дмитрия князя Брянского и Трубчевского.

Вскоре после  появления Сказания о Задонщине  в Новгороде создается Сказание о новгородцах. Оно возникло как  полемический ответ на Сказание о  Задонщине и как продолжение  того пассажа его, где говорилось о медлительности новгородцев во время сбора русских войск для отражения нашествия. Пафос Сказания о новгородцах состоял, прежде всего, в подтверждении участия новгородского войска в войне 1380 г. По-видимому, именно этому Сказанию обязан своим происхождением эпический перечень числа погибших в Куликовской битве князей и бояр от разных земель Руси, в котором новгородские воеводы упомянуты были первыми после белозерских князей. Все эти три сказания представляли собой устные произведения, передававшиеся и варьировавшие соответственно закономерностям фольклорной традиции. Позже их появления создается письменным путем пространная редакция Сказания о Задонщине. Основу ее составила запись одного из вариантов краткой редакции, за которой еще в устной традиции закрепилось авторство СофонияРязанца (подобно тому, как авторство скальдов закреплялось в изустной передаче скальдической поэзии). Составитель пространной редакции Сказания о Задонщине кроме краткой его редакции использовал, несомненно, Сказание о новгородцах и, по-видимому, Сказание о Мамаевом побоище. Пространная редакция Сказания о Задонщине предназначалась для устного исполнения. Она действительно вошла в устный репертуар, но бытовала и в рукописях (служивших, вероятно, пособием для устного исполнения). Дошедшие рукописи Сказания о Задонщине отразили взаимодействие ее устных и письменных текстов, а также взаимодействие ее редакций в устном репертуаре.

Запись устного  Сказания о Мамаевом побоище (авторство  которого, по-видимому, в устной традиции тоже приписывалось нередко СофониюРязанцу) была положена в основу Повести о Мамаевом побоище. Вторым источником фактических сведений для составителя этой Повести послужила разрядная память. Она представляла собой сжатое, но детальное описание фактов с преимущественным вниманием к деятельности великого князя и к фиксации имен исполнителей его распоряжений. Это был, очевидно, документ, составленный (на основе личных воспоминаний, рассказов участников войны и слухов о судьбе Мамая) одним из приближенных Дмитрия Донского какое-то время спустя после событий. Возможно, что текст сначала предназначался для использования в летописи. По жанру он был весьма близок позднейшим разрядам. Следов использования Памяти о Куликовской битве в летописных сводах первой половины и середины XV в. не обнаруживается. Можно предполагать, что это следствие, во-первых, существования шире охватившей факты войны 1380 г. Летописной повести о Куликовской битве, во-вторых, – тех же причин, которые побуждали исключать из самой этой повести подробный перечень лиц, руководивших тогда русскими войсками. Повесть о Мамаевом побоище, составление которой было, очевидно, связано с Троице-Сергиевым монастырем, использовала и местное предание о посещении его Дмитрием Донским перед отправлением в поход, а также ряд литературных источников.²

Дальнейшая  эволюция рукописной Повести о Мамаевом побоище шла параллельно эволюции устного Сказания о Мамаевом побоище. Позднейшие его варианты, обогащаясь включением ранее не использованных припоминаний, оказывали влияние как на последующие редакции и изводы Повести, так и на отдельные ее списки. Подобным же образом воздействовали на Повесть Сказание о Задонщине и Сказание о новгородцах, каждое из которых в устном репертуаре имело множество вариантных различий. На материале этой Повести удается проследить существование нескольких устных версий Сказания о новгородцах. Многочисленные рассказы непосредственных участников сражения на Куликовом поле порождали, несомненно, в тогдашнем фольклоре и другие героические сказания, предания, легенды, некоторые из которых оказали существенное влияние на Повесть о Мамаевом побоище и воздействовали в отдельных случаях на позднейшие разновидности Летописной повести о Куликовской битве. Есть достаточные основания предполагать, в частности, существование особых сказаний о подвигах Пересвета и Осляби. Следы таких сказаний сохранились не только в средневековых рукописях, но и в кратких преданиях, записанных собирателями фольклора уже в XIX и XX вв. По-видимому, наиболее широкую и устойчивую популярность приобрело в фольклоре Сказание о подвигах Захария Тютчева, который был отправлен для переговоров с Мамаем незадолго до Куликовской битвы, а затем участвовал и в самом бою. Оно несколько раз было использовано редакторами и переписчиками Повести о Мамаевом побоище. В устном репертуаре это Сказание использовало мотивы Сказания о Задонщине и, вероятно, некоторых других устных произведений, отзывавшихся на Куликовскую битву. Одна из развернутых устных версий Сказания о Захарии Тютчеве была записана в XIX в. на севере России. Другая версия этого сказания, попавшая на Балканы, была здесь переработана в юнацкую песню. В том же XIX столетии были опубликованы две записи различных вариантов этой песни, одна из которых принадлежала выдающемуся собирателю южнославянского фольклора ВукуКараджичу. Обе версии испытали воздействие поэтики былин. В свою очередь героические сказания, предания и легенды, обязанные своим появлением Куликовской битве 1380 г., битве на реке Воже 1378 г. и другим событиям борьбы с Ордой в последней четверти XIV в., весьма существенно повлияли на былины.

По-видимому, в XV столетии (а частично, может быть, уже в конце XIV в.) оформились былины, посвященные успешному отражению  татарского нашествия. Создание этих былин  происходило, очевидно, на территории Новгородской земли. Сюжетная основа их в значительной степени восходила к былинам более древним, отзывавшимся на борьбу против нашествий степных кочевников еще во времена Киевской Руси. В ряде случаев переделки древних былин оказывались, по-видимому, малосущественны и сводились преимущественно к внесению отдельных исторических реалий (например, имени Мамая как предводителя вражеских войск, названия «Куликово поле») или второстепенных сюжетных мотивов, обязанных фактам последней четверти XIV века. Это еще не влекло за собой такой переработки, которая позволяла бы говорить о появлении новых произведений былинного эпоса. Но появлялись и действительно новые былины. В них исторические события этого времени отразились достаточно существенно. Таковы, прежде всего, три произведения: «Камское (Мамаево) побоище», «Илья Муромец и Ка́лин-царь», «Ермак и Ка́лин-царь». Первое из них как бы суммарно поэтизировало реалии 1380-1382 гг. в их совокупности, второе иносказательно отобразило главным образом саму Куликовскую битву, предметом третьего оказалась битва на р. Воже. Однако и эти былины появились на основе переработки предшествовавших былин, часть которых продолжала существовать в устном репертуаре и после распространения былин новых. Актуальный материал для них черпался главным образом из устных героических сказаний. Непосредственно на эти былины повлияли Сказание о Мамаевом побоище, Сказание о новгородцах, Сказание о Задонщине, Сказание о Захарии Тютчеве, а также некоторые из дошедших до нас преданий и легенд, в частности, – записанное в XIX веке предание об участии рязанца Ермака в битве 1378 г.

Воздействовали  на эти былины и другие устные произведения, конкретно отражавшие крупные исторические события того времени. Это относится  не только к фактам освободительной  борьбы русского народа против Орды. На былины данного круга повлияли и принесенные в то время с Балкан рассказы о наиболее выдающемся эпизоде решающего сражения между сербами и турками на Косовом поле в 1389 г. – убиении султана Мурада I сербским витязем МилошемКобиличем. Таким образом, не только русский фольклор о Куликовской битве отразился в устном репертуаре южных славян, но и южнославянский фольклор о Косовской битве отображался в русских былинах. Былины перерабатывали впечатления от событий 1380 г., через посредство устных произведений, прямо отображавших эти факты, и в приложении к позднейшей истории взаимоотношений с Ордой. Наиболее ярким примером является повествующая о свержении татарского ига былина «Добрыня и Василий Казимирович». Она возникла, очевидно, путем переработки древнего былинного материала под воздействием Сказания о Захарии Тютчеве и соединилась в основной своей версии с первыми впечатлениями от событий 1480г., связанных с реальной деятельностью новгородского посадника Василия Казимира. Для былин, повествующих о борьбе против татарского ига вообще характерно игнорирование руководящей роли в этой борьбе Москвы и выдвижение новгородских персонажей. Причиной являлась главным образом почти постоянная неприязнь между московскими властями и Новгородской республикой, в пределах которой продолжал полнокровно существовать былинный эпос, угасавший в условиях ордынского ига на остальной территории Руси.

Обнаружилась неосновательность  мнения, будто былины об отражении  татарского нашествия испытали влияние  Повести о Мамаевом побоище. Это  мнение не раз высказывали мимоходом даже авторитетные исследователи русского эпоса. Оно объяснялось тем, что не были еще конкретно установлены, хотя бы гипотетически, фольклорные источники самой этой Повести. Теперь обнаруживается, что на былины воздействовала не сама Повесть о Мамаевом побоище, а устные произведения, непосредственно отразившие события I380 г. и послужившие источниками как для этих былин, так и для Повести. Былины данного цикла образовались и не путем постепенного искажения исторических песен о событиях последней четверти XIV в. Нет достаточных данных, которые позволяли бы говорить о широком бытовании тогда подобных песен. Но несомненно, что первичное поэтическое отражение эти события получали в героических сказаниях. Что же касается самих былин, то их жанровая специфика в эту эпоху была уже достаточно стабильна. Исторические события оказывали в то время воздействие на сюжеты былин не непосредственно. Промежуточным звеном являлась фольклорная традиция, представленная повествованиями различного жанра. При этом главным источником исторической актуализации былин являлись, насколько позволяет судить материал, именно героические сказания – исчезнувшая разновидность полупрозаического фольклора, достаточно близкая к былинам по своей художественной системе.³

Из содержания былин ясно, что опосредованное воздействие на них исторических фактов отнюдь не свелось к более или менее поверхностным отголоскам: преобразовывались прежние эпические сюжеты, появлялись и распространялись новые былины. Это явилось результатом мощного воздействия на былинный эпос широко захвативших фольклорную традицию новых исторических впечатлений. Они правдиво – хотя и по-разному – отображались в летописях и в других исторических сочинениях средневековья, использовавших устные источники. Поэтому принципиально вполне оправдано привлечение всей совокупности подобного материала для уяснения того, как конкретно протекала борьба за освобождение Руси от ордынского ига, как эти важнейшие события запечатлелись в сознании их современников и отложились в народной памяти последующих поколений. Суммарное осмысление дошедших до нас письменных и устных источников не оставляет сомнений в том, что исключительное значение Куликовской битвы оказалось вполне адекватно осознано всеми слоями русского народа. Но понимание эпохальности этого факта нарастало постепенно – по мере того как становились реально осязаемы его исторические последствия: полное уничтожение зависимости от Орды к исходу XV века, ликвидация остававшихся очагов агрессивности на Волге в XVI столетии, начало освоения земель за Уралом. Такие свершения стали для России возможны и жизненно необходимы именно после решающего перелома в народном самосознании, который принесла победа на Куликовом поле.