Искуство «звериного стиля» кочевников раннего железного века. Ташковская культура.

Таким образом, охарактеризовав современное  состояние проблемы «савроматского»  звериного стиля и подытожив  все имеющиеся точки зрения, следует  подчеркнуть ее по-прежнему сохраняющуюся  дискуссионность и актуальность. Имеющиеся в нашем распоряжении данные уже сейчас позволяют высказаться  против тезиса о единстве художественной культуры Нижнего Поволжья и Южного Приуралья, но необходимо представить  полный стилистический анализ всех художественных изделий, попытки которого уже предпринимались.

Поскольку первостепенное значение имеют  вопросы содержательной стороны  художественных изделий Поволжья и  Приуралья, представляется необходимым  обращение к проблемам семантики  изображений, в особенности хищников, которые составляют специфику бестиария  этой территории, тем более что  в этом направлении до сих пор  сделано чрезвычайно мало. Однако семантика является самостоятельной  областью чрезвычайной сложности, поэтому  в рамках данного исследования обращение  к семантической стороне искусства  кочевников скифского времени будет  иметь вынужденно краткий и поверхностный  характер.

1.2 Барано-грифоны

Образы барано-грифонов в  скифском искусстве можно считать  едва ли не самыми загадочными, что  привлекает внимание исследователей звериного  стиля, порождая попытки различной  трактовки содержания образа. Эта  категория изображений занимает особое место в связи с решением кардинальных проблем скифо-сибирского звериного стиля, поскольку при  универсальности многих основных образов  скифо-сибирского искусства на всей широчайшей территории его распространения  барано-грифоны (грифо-бараны, «рогатые птицы») имеют достаточно определенную территориальную и хронологическую  привязку. На территории Нижнего Поволжья и Южного Приуралья этот мотив  представлен лишь на двух случайных  находках— на псалиях из Южного Приуралья (с. Рысайкино) и из Нижнего  Поволжья (с. Ртищево).

В собрании Государственного Эрмитажа имеется роговой трехдырчатый псалий, верхний конец которого украшен  резной головкой барано-грифона, а нижний — изображением копыта (табл. 4). Лицевая сторона четко выделена более тщательной проработкой изображения, а обратная сторона сильно стерта и залощена, что свидетельствует о длительном использовании вещи.

Псалий был найден в 1932 г. крестьянами в кургане у  с. Рысайкино близ г. Бугуруслана. Допуская возможность неместного производства рысайкинско-го псалия и проникновения  его из Приднепровья, К. Ф. Смирнов  все же включил его в круг предметов  «савроматского» искусства и  склонялся к мысли о заимствовании  сюжета савроматами.

Верхний конец рысайкинского  псалия украшен головкой барано-грифона, чуть ниже затылка которого, на «спинке» псалия, нанесена каким-то острым тупым  предметом миниатюрная надпись  из семи знаков. Наличие этой надписи  является уникальной особенностью предмета, поскольку надписанные изделия  такого типа в скифскую эпоху не известны. Впрочем, на данной территории до сих пор вообще не было известно достоверных надписей раннескифского времени.

Нижний конец псалия оформлен в виде копыта, чуть скошенного относительно оси предмета, что объясняется, видимо, исходной формой куска рога. На нижней плоскости копыта — небольшое  углубление, продольной насечкой фиксирующее  среднюю линию.

Резная головка трактована лаконично. Крутые рога округлой формы, охватывая голову и рельефно выступая в лобной части, близко сходятся на клюво-подобной морде, которая имеет  сглаженную, но вполне различимую центральную  грань. Морда переходит в клюв, загнутый конец которого образует сквозное отверстие, акцентированное резной линией, следующей очертаниям отверстия. С обеих сторон головки видны по две треугольные насечки, которыми отмечена восковица. Аналогичный прием передачи клюва барано-грифона встречается в памятниках Прикубанья и Среднего Приднепровья.

Псалий демонстрирует  характерные для искусства древности  сочетание утилитарной и художественной функции и взаимосвязь конструктивности и эстетической выразительности. Тектоника  предмета обусловлена его назначением. Максимально использованы пластические свойства материала. Скульптурное решение  достигается скупыми средствами: выбором пропорций, специфическим  характером силуэта, мягким рельефом формы, практически лишенным светотеневой моделировки. Изображение проработано  с двух сторон с разной степенью тщательности и детализации, в чем  проявляется рациональный подход к  художественному оформлению изделий. На стороне, проработанной более  подробно, в ограниченном рогом пространстве помещен круглый глаз с углублением в центре и, вплотную к нему, ухо, верхняя граница которого стерлась и сгладилась. На противоположной стороне нет ни глаза, ни уха, и отсутствие их никак не может быть объяснено изношенностью и стертостью поверхности предмета, так как контур рога достаточно отчетлив. Таким образом, внешняя сторона, предназначенная для осмотра, четко выделена. Обращенная к лошади и имеющая обобщенное, схематичное изображение сторона стерта и сильно залощена. На ней хорошо заметна сглаженность краев отверстий. Это дает основание заключить, что именно здесь крепились узлы ремней. Напротив, края отверстий на внешней стороне имеют четкие контуры. В средней части псалия в результате длительного использования вокруг центрального отверстия образовалось углубление неправильных очертаний, причиной которого могло быть трение стремечковидного, а не кольцевидного окончания удил. По характеру стертости можно реконструировать способ соединения принадлежностей узды, при котором металлические удила крепились к псалию снаружи, а не с оборотной стороны, как считал К. Ф. Смирнов [Смирнов 1961, с. 81]. По классификации А. А. Иессена, бронзовые псалии с тремя отверстиями или петлями и зооморфными изображениями составляют V тип и сочетаются, как правило, со стремечковидными удилами III типа.

Пара бронзовых псалиев  с тремя петлями, украшенных головками  барано-грифонов, была найдена в 1895 г. при железнодорожных работах  недалеко от станции Ртищево (ныне Ртищевский район Саратовской обл.; Саратовский  музей краеведения, №589, табл. 3). С одной стороны ртищевский псалий имеет ряд поперечных «насечек», создающих «гофрировку», — прием, встречающийся на аналогичным образом украшенных костяных псалиях из днепровского лесостепного левобережья. Головка передана более схематично, чем на рысайкинском экземпляре.

Костяные и роговые  псалии с тремя отверстиями и  зооморфными окончаниями характерны для скифской узды VII—начала VI в. до н. э. ~ Они относительно многочисленны  в зоне скифских контактов с Передней Азией и, несомненно, связаны с  эпохой переднеазиатских походов скифов. Их основными ареалами были районы Кавказа и Среднего Поднепровья, причем самые большие серии подобных изделий найдены в лесостепном  левобережье Днепра. В Приднепровье украшением таких предметов наряду с головками коня, барана, хищника  кошачьей породы и хищной птицы служили  изображения барано-грифонов.

Известна и сравнительно небольшая группа металлических (железных и бронзовых) зооморфных псалиев  с этих территорий (табл. 12, 26), выполненных по типу костяных.

Образ барано-грифона, или  рогатого грифона, фантастического  существа, сочетающего в себе черты  головы барана с загнутыми рогами и хищной птицы с массивным  клювом, существовал относительно недолго  в VII—начале VI в. до н. э. и типичен  только для скифского искусства  западных регионов. Он не известен ни в  сакском, ни в «савроматском», ни в  сибирских вариантах звериного  стиля.

Мотив этот не имеет изобразительных  истоков ни в Приднепровье, ни на территории Нижнего Поволжья, Южного Приуралья и Сибири. Находки аналогичных  псалиев или наверший с изображениями  головок барано-грифона в Передней Азии (Хайкаберд, Зивис, Кармир-Блур) и  Прикубанье (Келермес), относящихся  к раннескифскому времени, являются самыми ранними образцами изображений  этого типа и позволяют предположить в качестве центра возникновения  мотива барано-грифона районы Передней Азии и Кавказа и определить время  оформления иконографии этого образа периодом пребывания там скифов.

Следует отметить, что тезис  о принадлежности образов барано-грифонов к культуре, связанной с саккызско-келермесским кругом, имеет оппонентов. Однако нельзя согласиться со стремлением Г. Н. Курочкина увидеть в основе изображений  барано-грифона коня в оголовье уздечки. Попытка провести линию развития этого образа и построить типологический ряд от реалистически изображенной головы взнузданного коня из Аржана не кажется убедительной и объясняется, вероятно, стремлением автора вывести  все образы звериного стиля из Центральной Азии. Тем не менее  единичные находки трехдырчатых псалиев, украшенных бараньими головками, известны в настоящее время и  в Центральной Азии, причем в памятниках, относящихся, по приблизительной датировке, к раннему этапу культур древних  кочевников (курган Чаухугоу I М030 в Синьцзяне).

Нужно отметить еще одну уникальную особенность псалия, служащую косвенным подтверждением связи  этого предмета с регионами Передней Азии. Речь идет об уже упомянутой надписи. По заключению В. А. Лившица, надпись  представляет арамейское письмо.

Единство художественного  стиля с изделиями из Кармир-Блура  и Келер-меса и наличие на ртищевском псалии петель как архаического признака позволили К. Ф. Смирнову датировать псалии из Нижнего Поволжья и Южного Приуралья концом VII—началом VI в. до н. э.. Отдельные особенности трактовки головы барано-грифона, например уши, — обязательная деталь на ранних изображениях из Келермеса— могут служить хронологическим признаком.

На территории нескифских племен часто встречаются псалии, отличающиеся от скифских некоторыми особенностями, объяснимыми тем, что, следуя скифским прототипам, местные  мастера допускали отклонения от традиционной трактовки и формы  украшения. Иногда при этом утрачивалась и ясность образа.

Как уже отмечалось многими  исследователями, образ барано-грифона  не известен ни в сакском, ни в савроматском, ни в южно-сибирском вариантах  звериного стиля. К. Ф. Смирнов, признавая  рысайкинский и ртищевский псалии практически  тождественными псалиям Приднепровья, считал, что такая форма псалиев  попала в Поволжско-Приуральский регион в результате связей с населением лесостепной Скифии через будинов. Допуская возможность неместного производства описанных псалиев и проникновения  их из Приднепровья, К. Ф. Смирнов все  же включил их в круг предметов  савроматского искусства и склонялся  к мнению о заимствовании сюжета савроматами.

Таблица. Образы баранов и барано-грифонов на псалиях и сбруйных обоймах VII—VI вв. до н. э. и аналогии к ним:

1— кость, с. Аксютинцы, кург. 467, Среднее Приднепровье, левобережье; 2, 27— кость, железо, с. Аксютинцы,  кург. 2, Среднее Приднепровье, левобережье; 3 — бронза, станция Ртнщево, случайная  находка. Нижнее Поволжье: 4 —  рог, погр. у е. Рысайкино. Южное  Приуралье; 5 — кость, Журовские  курганы, кург. CDVII, Среднее Приднепровье, правобережье; 6— кость, Зивие,  Иран; 7, 22— кость. Кармнр-Блур, Закавказье; 8,9— кость, Хайкаберд, Турция; 10 — кость, с. Волковцы, кург. 2, Среднее Приднепровье, левобережье; II, 35. 36 — кость, с. Аксю¬тинцы, Старшая Могила, кург. 1, Среднее Приднепровье, левобережье; 12— бронза, Галиат (Фаскау), Северный Кавказ; 13 — бронза, могильник  Нартан, кург. 13, Северный Кавказ; 14—16, 20, 21. 23— кость, Келермесскип могильник,  кург. 1, Северный Кавказ; 17, 29— бронза, Нор-шун-тепе, Турция; 18, 19— кость,  Хасанлу, Иран; 24, 25— кость, Репяховатая  Могила, мог. 1, Среднее Приднепровье, правобережье; 26 — бронза, хут. Казазово, разрушенное погребение, Северный  Кавказ; 28 — кость. Роменская группа, Среднее Приднепровье, левобережье; 30, 31 — кость, могильник Нартан, кург. 18, Северный Кавказ; 32— кость,  могильник Нартан, кург. 16, Северный  Кавказ; 33— кость, могильник Нартан, кург. 15, Северный Кавказ: 34— кость,  мо¬гильник Нартан, кург. 23, Северный  Кавказ.

1. Ташковская культура.

Поселения ташковской культуры расположены  в нескольких частях Ингальской долины. Два памятника (Устюг-3, Верхне-Ингальский борок-2) находятся на пространствах  широкой правобережной поймы  р. Исети. В ландшафтном отношении  рассматриваемые площади приурочены к участкам, занятым в настоящее  время плотными, смешанными лесами. Один комплекс — Охотхозяйство-14 —  расположен в урочище Боровлянский бор, представляющем собой территорию, поросшую смешанным лесом. И, наконец, пять ташковских поселений приурочены к приустьевому участку р. Ук (Ук-3, 6, Заводоуковское-8, 10, 13)3. Они также  находятся на площадях, занятых смешанными лесными массивами.

В ландшафтно-территориальной приуроченности ташковских поселений выделяются два  основных аспекта, наиболее ярко и выразительно характеризующих особенности расселения общин раннего бронзового века. Во-первых, все выявленные поселки расположены  на площадях, занятых плотными, сомкнутыми лесами. Во-вторых, несомненный интерес  представляет факт повышенной концентрации ташковских поселков в районе приустьевого участка р. Ук, площадь которого не превышает 6–7 км². Здесь, на весьма ограниченной территории, обнаружено пять поселений интересующего нас хронологического периода — 62,5 % от общего количества ташковских объектов Ингальской долины. В то же время на остальной территории комплекса площадью около 1500 км² известно всего три ташковских памятника — 38,5 %. Следует особо подчеркнуть, что подобная диспропорция в размещении ташковских поселков обусловлена отнюдь не слабой археологической изученностью основной части Ингальской долины.

Комплексы в приустьевой части  р. Ук представлены хорошо сохранившимися, достаточно большими по площади поселками. Так, при раскопках поселения  Ук-3, исследованного не полностью, зафиксированы  остатки не менее чем трех ташковских жилищ. Несколько жилищ рассматриваемого времени изучено и в процессе раскопок поселения Заводоуковское-10. В рельефе поселения Заводоуковское-13 прослеживается восемь жилищных западин, три из которых исследованы раскопками.

Совершенно иная ситуация прослеживается на остальной территории Ингальской долины. Все выявленные здесь поселенческие  комплексы ташковской культуры —  это незначительные поселения либо стоянки. Артефакты ташковской культуры с Устюга 3 представлены фрагментами  не более чем 2–3 сосудов. В количественном отношении эти материалы гораздо  менее репрезентативны, чем комплексы  энеолита, позднего бронзового и раннего  железного веков. Аналогичное положение  наблюдается и на поселении Верхне - Ингальский борок-2. Памятник Охотхозяйство-14, обнаруженный в южной части Ингальской долины, по всей видимости, представлял  собой кратковременную, сезонную стоянку.